Вернёмся, однако, к сюжету. В нём нет влюблённых, которые, вопреки всем проискам богатых и глупых их недоброжелателей, соединяются. Нет здесь и кого-то умного, кто высмеивает важного, богатого и глупого дворянина или мещанина, вообще, смешного очень мало, – ну право, не над графиней же бабушкой смеяться или над Тугоуховскими!? Не удивлюсь, что самым достойным осмеяния, но горького осмеяния, персонажем Грибоедов выбрал того, кого, по чьему-то мнению или повелению, бездумно стали считать трагической фигурой и главным героем этой комедии, чуть ли не русским Гамлетом, то есть Чацкого. Этим исследованием я взялся доказать, что Чацкий – не главное действующее лицо, тем более не главный герой, что он ни в малейшей степени не заслуживает тех эпитетов, которые ему расточаются уже почти два столетия.
Сюжет комедии мне представляется таким: хозяйская дочь – Софья, начитавшись французских романов, вообразила, что влюблена в Молчалина – секретаря своего отца. Если его сравнить с остальными персонажами, то это единственный, кто мог поразить её девичье воображение. Молчалин корректен и вежлив со всеми, компетентен, всегда аккуратно одет, предупредителен и музыкален. Если бы Чацкий даже обладал вообще всеми исключительными достоинствами в их высшем проявлении, то и тогда его отсутствие в период становления Софьи как девушки и женщины не играло бы никакой роли, как он и выразился в финале комедии, впрочем, достаточно неуместно. Софья обманом, а иначе это сделать было никак невозможно, завлекла Молчалина на свидание, на котором он был образцом скромности и порядочности. Но это свидание дало понять Молчалину, что он для Софьи не более чем новая игрушка, зависимая от её отца, а значит, и от неё. На протяжении всей ночи сама Софья, разумеется, выскакивала из комнаты то за нотами, то носик припудрить. Да и могло ли ей прийти в голову, что у Молчалина, которого она назначила влюблённым в себя, могут быть ещё какие-то потребности, а тем более низменные, кроме как любить, обожать её и потакать всем её капризам!? У Молчалина же не находилось подходящего предлога, не способного оскорбить нежных ушек младой девицы, чтобы выйти по неотложным делам, да и вернуться он потом не смог бы, так как засидеться за полночь в комнате Софьи – это одно, а зайти в её комнату глубокой ночью – это совсем другое. В первом случае можно как-то ещё сослаться на то, что «счастливые часов не наблюдают», а во втором – это прямая компрометация барышни. Многие помнят из школьных времён, как, беззаботно пробегав всю перемену, они только к середине опроса на уроке вспоминали, что не зашли в тот уголок, на посещение которого придётся отпрашиваться сейчас у учителя и, как всегда, в самый неподходящий момент поднимать руку А учителю вместо блестящего ответа на поставленный вопрос придётся выслушивать порядком уже надоевшую фразу о необходимости покинуть на некоторое время класс по причине, которую наиболее искренние ученики ещё и объяснять начинают. Так вот, кто это помнит, тому нетрудно представить мучения Молчалина к утру, которым и начинается комедия. Смешны ли муки Молчалина, не спавшего уже более 24 часов, да к тому же изрядно проголодавшегося? Только для неумных людей. Удивительно ли, что Молчалин ни в коем случае не хочет повторения подобной ночи? Берусь утверждать, что нет. Хуже всего то, что у Молчалина нет хорошего способа прекратить эти свидания раз и навсегда. Поскольку он далеко не так подл, как это требуют понимать многие поколения критиков и учителей литературы, чтобы воспользоваться расположением Софьи для достижения своих карьерных устремлений, да и вряд ли Софья стремилась замуж за вчерашнего мещанина. Этим, внезапно вспыхнувшим капризом Софьи Молчалин поставлен перед выбором: отказываться от места у Фамусова или потакать прихотям его дочери, изнуряя себя физически и морально с последующим неминуемым увольнением его, но уже по инициативе Фамусова из-за неизбежных упущений по службе. Перебрав все возможные варианты, Молчалин выбирает наиболее подходящий, по его мнению, способ: приударить за молочной сестрой и наперсницей Софьи – Лизой, чтобы та донесла Софье мысль о ветрености Молчалина и тем охладила бы её пыл. К этому плану Молчалин тут же и приступил. Лизу совсем не удивило то, что к числу её поклонников прибавился ещё и Молчалин. Ухаживание мужчин, а мы уже видели заигрывание с ней Фамусова, да и приказчики с Кузнецкого моста, вероятно, не упускали случая с ней полюбезничать, не удивляли Лизу, поэтому ухаживание Молчалина не стало темой для разговора между ней и Софьей. «Туалет с игольничком и зеркальцем» был бы второй его попыткой, но поскольку Молчалин, тоже не обедавший, как и Софья, но по другой причине, был вызван к Софье, и этот набор женских забав, призванный привлечь внимание Софьи и побудить её к расспросам, так и остался не вручённым Лизе. Последний разговор Молчалина с Лизой был подслушан Софьей, и разрыв произошёл с излишним драматизмом в присутствии совсем уже ненужных свидетелей. Если бы Софья преспокойно дожидалась Молчалина в своих комнатах, то хитрость Молчалина всё же удалась бы, но стоила бы ему ещё одной ночи мучений, если он не подготовился к ней соответствующим образом. Наутро Лиза, любившая посплетничать и без причины, такого повода не упустила бы. Молчалин в этом случае если и приобретал недоброжелателя в лице Софьи, то неопасного, так как предъявить что-то на него отцу она не смогла бы, прежде всего, не скомпрометировав себя.
Перед тем как осуждать Молчалина за его поведение и бегство со сцены, представьте себе мучения человека, уже не спавшего 40 или даже больше часов. Можно ли в таком случае осуждать за срыв Молчалина, который предвкушает ещё как минимум 6–8 часов предстоящих ему ночных мучений, а впереди ещё целый день службы у Фамусова, и Бог весть, какими будут следующий день и следующая ночь?! Можно только поразиться той выдержке, тому самообладанию, с которыми вёл себя Молчалин в последней сцене. Трудно сказать наверное, что именно вымаливал он у Софьи, – уже и любовь её была так же невыносима для Молчалина, как и её ненависть. Эти противоположности сошлись для него в непереносимую муку!
Как видите в сюжете, если бы Грибоедов хотел ограничиться только его разыгрыванием, просто нет места Чацкому. Так вполне можно было обойтись без T.D. и T.N., Загорецкого, Репетилова, всех Тугоуховских и Горичей, которые и пришли к Фамусову просто так, и ушли ни с чем, а их всех вполне можно было заменить древнегреческим хором. Всё дело в том, что интрига комедии служит не более чем фоном, на котором высвечивается пустота и бессмысленность бытия представленного нам молодого московского дворянства: никто из них не занимается и никогда не занимался конкретным делом, Горич уже давно отошёл от службы, а его много лет повторяемый «дуэт А-мольный» можно считать делом только с большой натяжкой. Могу поручиться, что Грибоедов ни в коем случае не собирался критиковать Молчалина, да и вообще уделять ему внимания больше, чем того требует сюжет, потому хотя бы, что его критика не достигла бы цели, – ну не читают молчалины за недосугом дворянские пиесы! Да и взять их молчалиным было негде.
Самым ярким представителем пустопорожней части уже и не слишком молодого московского дворянства в комедии «Горе от ума» является сам Чацкий А. А., и поскольку он всеми безоговорочно признаётся главным действующим лицом, то я предлагаю вам посмотреть на него моими глазами и рассмотреть предлагаемые мной аргументы. «Хоть видит око, да зуб неймёт».
По совсем лёгкому размышлению каждый поймёт, что эта цитата из басни нашего бессмертного И. А. Крылова, чьи труды, к сожалению, так же актуальны, как и 200 лет назад, очень подходит к образу Чацкого Александра Андреича. Ведь он, приехав, увидел лакомый кусочек – Софью, не умея и не стараясь, как и Лиса, заполучить её, обвинил Софью в том, что она глупая, распутная и не понимает своего счастья. Что ему не очень-то и хочется брать в жёны дочь такого никуда не годного отца, и уехал не солоно хлебавши в неизвестном и никому из участников сцены неинтересном направлении.
