– Это вполне возможно, – согласился Согейр. – В твоём возрасте меня назначили легатом. Я бы не удивился решению Осе показать тебе, каково это – быть военачальником.

– И будем мы самым старшим и младшим легатами во всём Ангеноре, – засмеялся юноша.

– Ты что же, считаешь меня старым? – в шутку нахмурился Согейр.

– Да, о, согбенный старик, – ответил сын, почтительно поклонившись отцу.

– И почему я в детстве тебя не порол?

– Боюсь, что с назначением придётся повременить, Альвгред, – прервал их разговор низкий голос командира Ловчих. – Дело немного в другом.

– Нет? – заметно сник молодой воин – ему так хотелось поскорее встать на одну ступень вместе с отцом. – Тогда в чём же?

– Какой бы ни была причина, обиженным ты не останешься, – заверил его Влахос. – Если хочешь, могу поделиться частью новости.

– Хочу, – ответил сгоравший от любопытства Альвгред.

Влахос осмотрелся по сторонам – двое слуг у дверей тронного зала поняли его приказ без слов и быстро исчезли за поворотом, но он всё равно заговорил тише.

– Эти несколько дней мы часто общались с королём, – сказал он тоном заговорщика. – Он возвращает принцессу.

– Как?! – в один голос воскликнули отец и сын. – Откуда ты знаешь?

– Птичка на хвосте принесла. Говорит, что видела принцессу в сопровождении нескольких слуг, движущуюся в сторону озера Веверн.

Согейр и Альвгред переглянулись.

– И этой птичке можно доверять?

– Её слова подтвердил король.

Для кирасиров эта новость прозвучала как гром среди ясного неба.

– Значит, это правда?! – воспрял духом Альвгред. – Тогда почему?.. Почему об этом никому не известно? Такая новость не осталась бы незамеченной.

– Потому что эта новость пока только между нами. – Влахос сделал паузу. – Пока. Король приказал мне молчать. Надеюсь, вы меня не подведёте? Я решил, что вы должны знать. И только вы.

– Но как же королева? – не мог унять вспыхнувшее в груди волнение Согейр. – Она должна знать.

– Думаю, что король сам хочет ей сказать, всё-таки это их семейное дело. Вечеры не было при дворе целый год. Ещё пара часов ничего не решат.

Воины были вынуждены признать его правду.

Душу Согейра будто отпустила удушающая хватка данных королеве обещаний выпросить у Осе помилование для принцессы.

– Ты думаешь, король нас вызвал из-за этого? – поинтересовался Альвгред.

– Более чем. Вы оба имеете к этому возвращению самое прямое отношение.

– И что это значит? – не понимал юный воин.

– На моих устах – печать, мой юный друг, – не спешил раскрывать карты Влахос. – Должен же король сам донести до вас некоторые вести.

В тронном зале их уже ожидали.

За то время, что воины провели в крепости, здесь ничего не изменилось. Натёртая до блеска холодная белизна мрамора всё так же слепила глаза, сквозь огромные витражные окна всё так же светило солнце и отбрасывало на пол разноцветные блики. С ажурного потолка свисали две кованые свечные люстры, которые зажигали только вечером. Справа, почти во всю длину стены, тянулся занавес из тяжёлого бордового бархата, за которым прятался балкон. Дальняя стена сразу за троном была выложена мозаикой в виде карты Ангенора от пола до потолка, состоящей из самых разных пород драгоценных и полудрагоценных камней. Паденброг обозначала альмандиновая бычья голова, за которой рябили чёрно-белые агатовые полосы скалистой Долины королей. Долина Гирифор была выложена изумрудами и авантюринами, Касария сверкала алмазами и лунным камнем, Кантамбрия и Шеной отличались друг от друга только оттенком аметистов, а Мраморная долина пестрела тремя породами мрамора. Все реки были выложены сапфирами, а леса – дроблёным малахитом, крупные замки обозначались большими гранёными самородками, те, что поменьше, помечали небольшие кабошоны, руины – чёрный гагат. Моря и заливы, окружающие Ангенор со всех сторон, сияли нежным аквамариновым блеском. На создание этой карты у архитектора ушло пять лет, и масштаб проведённой работы поистине восхищал. Перед картой на трёхступенчатом постаменте на троне из обсидиана сидел король.

Худой от природы Осе носил уплотнённый бордовый камзол с золотыми застёжками и надевал высокие кожаные сапоги с лисьим мехом, чтобы визуально придать своей фигуре внушительность. Он почти никогда не расставался с перчатками из выделанной лосиной кожи – ему всегда было холодно среди камня. В свои сорок шесть он выглядел моложе Согейра, с которым они были одногодками, и уже давно перестал держаться на троне так, будто занимал его не по праву. На голове короля сияла тяжёлая альмандиновая корона.

По легенде, богиня Беркана, желая сделать подарок своему мужу Хакону, нашла на дне озера Веверн цельный кусок альмандина и попросила своего брата, бога-ремесленника Эгиля, изваять из него корону. Эгиль любил работать с камнем и с радостью принялся за дело. Он вложил в него всё своё мастерство и любовь к самоцветам, чтобы угодить богу войны. Ровно через семь дней кропотливого труда на вершине одной из Звенящих скал Хакону преподнесли драгоценный подарок, который засиял огненно-алыми переливами в лучах полуденного солнца.

– В этой короне кровь быка, бегущего в бой! – воскликнул Хакон, глядя на то, как струящийся сквозь призму алых граней свет создаёт ощущение бурлящей внутри короны крови. – У неё есть душа! Она жива!

Он носил её много веков, прежде чем настала эпоха ангенорских королей, когда богам пришло время уйти в горы и оставить земли в руках достойного преемника. Таковым они посчитали Ардо Роксбурга, который доблестью и храбростью доказал, что сможет защитить свой народ, когда боги уйдут на покой.

– Эта корона – живое создание, она душа и сердце Ангенора. Отныне она будет впору любому королю. И на чьей голове она ни окажется, она никогда не ранит того, кто её достоин, – молвил Хакон и вручил корону воину. Ардо принял дар и пообещал, что отныне альмандиновая корона не покинет Ангенор никогда. С тех пор все Роксбурги носили её, бурлящую огнём бычьего сердца, как символ своей силы и отваги, и будут носить до возвращения богов.

Тяжёлая корона давила на голову Осе, и ему не терпелось поскорее её снять.

Кирасиры приблизились к нему на почтенное расстояние и преклонили колено. Рана легата с новой силой заныла под повязкой, но он не позволил боли завалить его на пол, как тушу раненого животного.

– Мой король, – поприветствовал легат Осе. Альвгред учтиво поклонился.

Осе кивнул.

– Подойдите.

Всадники повиновались.

– Оставим пустые разговоры, – начал король. – Полагаю, вы в курсе того, что произошло в Приграничье?

– Мы слышали, – кивнул Согейр. – Воины графа Корбела перешли всякие границы.

– В том и проблема, что это мы с вами знаем, кто за этим стоит, но те двое, что выжили, опознали в нападавших Ловчих.

– Как? – воскликнул Согейр.

– Я был удивлён не меньше твоего, – скривил губы король. – Кто-то задался целью совершить провокацию, и это ему удалось. Сегодня утром я получил письма из Шеноя и Эвдона. Графиня замка Виа де Монте и постул острова обвинили меня в низости и подлости, потому что я мщу Корбелу за его политические взгляды кровью невинных людей, а не действую с помощью дипломатии, к которой прибегал ранее.

– Теперь люди называют предательство политическими взглядами? – с горечью возмутился легат. – С тех пор, как вы заняли трон, ангенорцы не развязали ни одной войны. С чего бы нам сейчас начинать, это не приходило в их светлые головы?

Король нервно махнул рукой.

– Ты же знаешь, каковы наши отношения с обоими правителями. Стоит ли удивляться тому, что они не думают, а бросаются обвинениями, как комками грязи.

Согейр знал, а потому не был удивлён.

Эвдон и Шеной были камнем преткновения для последних королей. Шеной являлся западной частью Кантамбрии, богатой автономной части Ангенора, которая после смерти главы семьи Монтонари и нескольких лет сомнительной политики его сына Эрнана потеряла былую политическую силу. Дело было в том, что эвдонские деньги текли в Кантамбрию через Шеной благодаря торговле, и она подверглась опасности из-за того, что Эрнан Монтонари возобновил незаконную перевозку эвдонцев в трюмах своих торговых кораблей.