– Мне приятно разделить с друзьями все, что у меня есть, – отвечал Бартатуя. – Если что-то здесь тебе понравилось, скажи мне, и это будет твоим. Хочешь взять к себе в шатер одну из этих танцовщиц? Бери. Их специально отбирала и обучала мол собственная наложница, которую я с боем взял у Кухлага. – Он с умыслом напомнил важным гостям, как убил великого вождя голыми руками на глазах у его всадников. Такие подвиги только укрепляли репутацию воинственного честолюбца.

– Щедрость твоя известна, – подал голос другой вождь, помоложе. – Но нам непонятна твоя затея со штурмом Согарии. Зачем такая толпа рабов? Что нам с ними делать?

– Да! – воскликнул старый вождь с продубленным степными ветрами лицом. – В чистом поле мы всегда побеждали городских крыс. Но когда они запираются в свои каменные стены, мы плюем на них и уходим. В чем наше преимущество? Скорость и несравненные луки. А если мы потащим за собой рабов, нам придется плестись шагом…

– Слушайте же меня, я вам объясню.

Каган ашкузов был очень высокого для гирканийца роста; у него были длинные руки и широкие плечи лучника. Родом Бартатуя происходил из западных гирканийцев – зеленоглазый, с каштановыми волосами, заплетенными во множество косичек. Лицо его, привлекательное на чисто восточный лад, от природы было светлым, только сильно загорело под жгучим степным солнцем. Завитки татуировки украшали его щеки, делая внешность еще более внушительной и свирепой. Хотя лет кагану было не больше тридцати и он мог считаться слишком молодым, чтобы возглавлять такое огромное войско, от него исходила какая-то аура власти в могущества, как от всех подлинно великих вождей. Бартатуя отхлебнул глоток вина и начал:

– Через несколько дней мы выступаем в поход. Рабы нам не понадобятся, пока мы не приступим к осаде. Так что им необязательно идти вместе с основным войском. Их пошлют вперед первыми, с небольшой охраной. А через несколько дней выступит конница со своими вождями. Они обгонят пеших рабов у границы согарийских земель.

Вожди закивали, соглашаясь с такой тактикой.

– Первый этап, – продолжил Бартатуя, – будет очень похож на привычные нам набеги. Небольшие отряды захватят каждый по несколько деревень или небольших крепостей. Наша задача – разорять согарийские земли и наводить страх. Но при этом важно не убивать больше, чем необходимо.

– Почему же? – спросил один из вождей, тот, что постарше. У гирканийцев издревле повелось поголовно вырезать побежденных.

– Потому что они нам нужнее живыми, нежели мертвыми. Когда селяне увидят, что их дома и укрепления в опасности, они снимутся с обжитых мест и кинутся в одном и том же направлении.

– Прямо в Согарию! – воскликнул молодой вождь.

– Совершенно верно, друг мой, – с искренним одобрением сказал Бартатуя, – мы их туда погоним, как овец. Они будут набиваться за стены, пока город не раздуется, как бурдюк с вином. Беглецы станут пожирать городские припасы, занимать место и возбуждать злобу горожан. Каждый новый беженец облегчает нашу задачу!

– Но вскоре горожане поймут, как глупо пускать столько лишних ртов, и закроют ворота.

Бартатуя беззаботно махнул рукой:

– Ну так мы сами приспособим их к делу. Например, используем на осадных работах. К тому времени мы как раз окружим город, подойдут пешие рабы, и мы сможем начать штурм.

– Воистину хитроумный план! – похвалил старый воин. – На мой клан можешь рассчитывать.

Молодой вождь с жаром подхватил его слова.

Бартатуя остался доволен. Его планы простирались еще дальше, чем просто захват отдельного города, но он не хотел забивать простым вождям головы такими сложными вещами. В любом случае надо сперва один сезон побыть верховным вождем отдельных племен, а потом уж вся орда признает его владыкой, Учи-Каганом. Дай только кочевникам почувствовать вкус добычи – и они сами станут требовать, чтобы Бартатуя вел их в новые походы. Тем временем он обдумает свои планы – они заходят куда дальше, чем он говорит сейчас вслух!

Да, его помыслы таковы, что эти вожди, сидящие рядом в шатре, и представить себе не могут. Еще мальчишкой Бартатуя жадно слушал рассказы странников о дальних землях, о великих городах. Он совершал набеги на приграничные области этих богатых, цивилизованных стран и видел, как слабы и медлительны чужеземные войска, какой в них царит беспорядок. Завоевать все эти державы, все без исключения, завладеть всеми сокровищами мира – вот о чем мечтал Бартатуя. Сначала он повергнет в прах великий Кхитай, потом Вендию, а после, может быть, Туран и мерцающие вдали королевства Запада. Потом – волшебную Стигию и те земли к югу от Стигии, о которых он знал лишь понаслышке. Странствующие мудрецы говорили, будто люди там черного цвета, а слоны еще больших размеров, чем в Вендии.

Бартатуя твердо верил: ничто не остановит его конных лучников, если они сплотятся под властью единого правителя. Сила воли и природный ум позволили ему свершить многое. Теперь же к его услугам была помощь и советы наложницы Лакшми – прекрасной и безжалостной женщины. План взятия Согарии был во многом делом ее рук. Да и сама мысль о том, чтобы перекрыть торговые пути между Востоком и Западом, принадлежала ей. Со временем весь мир будет под пятой кагана, но сейчас важно прибрать к рукам все товары, а главное – все сведения, которыми обмениваются великие державы. Тогда по своей воле он сможет либо держать в страхе многочисленные княжества и царства по обе стороны торговых путей, либо, наоборот, усыпить их бдительность.

Мысли Бартатуи вернулись к происходящему в шатре. Будущее будущим, а пока надо всеми возможными средствами укрепить союз с другими каганами.

– На сегодня, – объявил Бартатуя, – у нас припасено особое развлечение. Я отобрал самых строптивых пленников, из тех, что умеют владеть оружием. Мы стравим их друг с другом. Вы позабавитесь, а заодно и поглядите, как привыкли сражаться наши враги.

Эти слова вызвали оживление. Вошли рабы и внесли большие корзины, полные оружия. Вендийские танцовщицы разбежались, звеня золотыми украшениями. Ковры, на которых вендийки танцевали, свернули. В шатре установилось молчание.

– Введите первую пару! – приказал Бартатуя.

Ввели двух мужчин в цепях. Первым шел киммериец. Вторым был тот злобный детина, с которым Конан пытался разговориться в загоне для бойцов.

– Вот этого я знаю, – сказал Бартатуя, – он победил в первом поединке несколько дней назад, А вот тебя, – обратился он к Конану, – вижу впервые. Кто ты, раб?

– Я Конан из Киммерии. Я не раб, а воин. – Он скрестил руки на широкой груди и хмуро оглядел собравшихся в шатре. Конан вновь был чисто выбрит; ведра воды и грубой тряпки хватило, чтобы смыть дорожную грязь и пот. На бронзовой коже киммерийца, специально смазанной маслом, плясали отсветы факелов.

– Не раб, говоришь? Но раз на тебе ошейник, ты – мой раб.

– Нет, – ответил Конан, – это значит, я – твой пленник. А это совсем другое дело. – Ни в свободной, гордой стати великана варвара, ни в его глазах, сверкающих голубым пламенем, как льды на горных вершинах, не было ни толики раболепного преклонения.

– У него острый язык, – проворчал один из степняков, вытаскивая кинжал, – позволь мне заколоть его, каган.

Конан смерил кочевника недобрым взглядом.

– Лучше бы ты окунул свой кинжал в чашу с соусом, воин, – произнес киммериец.

– Это еще почему, раб? – презрительно спросил тот.

– А потому, – сказал Конан, – что если ты сунешься с ним ко мне, я заставлю тебя его сожрать.

Шатер буквально затрясся от громового хохота, а воин с кинжалом бросился на Конана, и лишь повелительный жест Бартатуи сдержал степняка.

– Нет, – проговорил каган, – свободный человек не может драться на равных с рабом. Ты меня развлек, человек из Киммерии. Посмотрим, умеешь ли ты что-нибудь еще, кроме болтовни. – Он подал знак стражнику, и обоим пленным расстегнули ошейники.

– Первая схватка будет без оружия, – объявил Бартатуя. – Начинайте.

Как только прозвучал приказ, дюжий невольник с Востока ринулся вперед. Со скоростью, для его телосложения невероятной, он скользнул к Конану и провел хлесткий удар ногой в лицо. Киммериец же по-прежнему стоял, повернувшись к Бартатуе, и даже не глядел на своего противника. Любой другой после подобной сокрушительной атаки давно бы уже валялся со сломанным позвоночником. Но мускулы и нервы киммерийца сработали молниеносно: вражеская ступня просвистела в воздухе там где мгновение назад еще находилась голова Конана. А великан варвар уже отступил на три шага в сторону. Вторая атака сразу же последовала за первой – удары будто бы слились в единое движение. Не успела правая нога врага коснуться земли левая устремилась к солнечному сплетению киммерийца. Конан мягко блокировал открытой ладонью, и потерявший равновесие противник по инерции вылетел прочь с площадки для состязаний.