Надо укрепить конструкцию – я все-таки никогда не была худеньким ребенком, так что в ход пошли рейки и клей. У меня появились два крыла, отдаленно напоминающие своей формой яйца – гениальное конструкторское решение, а атласная лента красного цвета соединила воедино всю эту конструкцию. На крыльях в районе локтя и запястья я сделала дырки для ленты, с помощью которой решила закрепить мои бумажные крылья на руках. Я управилась за несколько дней, а затем решила, что пора испытать мое детище. Я взяла крылья под мышку и пошла к своей подруге через дорогу, к моей Ирине.

Ей понравились мои крылья и моя идея – она была настоящим другом и поддерживала меня во всех начинаниях. Мы начали думать, откуда лучше взлететь. Первой, конечно же, буду делать это я, ну а потом уже дам полетать Ирине. Решили прыгать с крыши ее дома. Он был частный и, надо сказать, не маленький, на чердак вела добротная деревянная лестница, а уже с чердака можно было выйти на крышу.

Ирина помогла мне закрепить крылья, и мы полезли на чердак. Сделать это с привязанной к рукам конструкцией было непросто. После нескольких попыток решили снять крылья и привязать их уже на чердаке. Бабушка Ирины была в доме и, думаю, не подозревала, что над ее головой творится история. На чердаке было темно и душно, но это не помешало нам водрузить крылья на нужное место.

Я стояла на краю крыши, не видя земли. Я видела небо и чувствовала, как ветер треплет мои крылья, словно торопя взлететь. Вот было бы здорово полететь в мой двор, потом к папе на работу, потом покружить над городом. У меня за спиной было два крыла, я парила… жаль, тогда я не знала про Малефисенту, в тот момент я точно была ею. И… я не прыгнула.

Как решение не прыгать с крыши, а прыгнуть с чего-то пониже пришло мне в голову – не знаю, может, инстинкт самосохранения, или я была неглупым ребенком, но я не прыгнула. Это было мое решение, вполне осознанное. Мы спустились с чердака, гремя нашей конструкцией, и моя подруга предложила прыгнуть с крылечка. Хорошая идея, которую мы немедленно воплотили в жизнь. Да, она была настоящим другом.

Мы прыгали по очереди. Сначала надо было посмотреть высоко в небо, расправить руки, взмахнуть ими и полететь, даже если это последняя ступень крыльца, потому что небо было совсем рядом. Мы были счастливы, а открытие еще успеем сделать, даже десять раз успеем. Прыгали по очереди, долго, до изнеможения. Ох и нелегкое это дело – воспарить над землей.

До сих пор мне интересно: как мои родители так легко отпустили меня с этими бумажными крыльями? Это была их вера в меня или уверенность в себе?

Совершенно точно о нас кто-то позаботился, ведь наш жизненный путь похож на путь из хлебных крошек, нам точно указали направление. Это наша жизнь, в которой неминуемо будут взлеты, даже если были падения, и даже если вы не решились взлететь когда-то, однажды вы обязательно ощутите крылья за спиной, и ветер перемен будет ласкать ваше лицо, и не взлететь вы просто не сможете.

Дедушка Чао еще долго радовал местных ребятишек, потом его сын ненадолго продолжил это сказочное дело. Он не выдержал конкуренции с современным производством детских игрушек, но навсегда подарил нам воздушного змея, который продолжает парить высоко в небе и который просто не может не взлететь.

Определенно, самая большая удача в жизни – это счастливое детство, ведь именно оно дает чувство полета на всю жизнь, даже если у тебя и были всего-навсего бумажные крылья.

ПО ПРОЧТЕНИЮ СЖЕЧЬ

Весной 1977 года я заканчивала пятый класс, и в школе в ознаменование удачно заканчивающегося года решили отправить пятые классы, а их всего было три, на экскурсию в город-герой Волгоград. Программа обещала много интересного: посещение мемориала Мамаев Курган и Дома Павлова, прогулка по набережной Волги, а вечером – поход в цирк. В Волгограде он был настоящий, с круглой ареной, которая для нас была символом происходящих на ней чудес. В нашем городе арену заменяла обыкновенная сцена, на которой выступали разъездные цирки, и, конечно же, все дети мечтали о настоящем большом волшебном цирке.

Поезд Балашов – Волгоград ходил очень удачно: он был в пути 15-16 часов и приходил в пункт назначения рано утром, а отправлялся обратно поздно вечером, то есть целый день был свободен. За подготовкой к поездке мы и не заметили, как пробежало время… и вот мы уже в поезде. Любое, даже самое незначительное приключение оживляет нашу жизнь, а что уж говорить о таком многообещающем путешествии.

Наши учителя придумали, чем нас занять, и, надо сказать, у них получилось. Подозреваю, это было сделано для того, чтобы немного успокоить нас и как-то отвлечь от бесполезной болтовни и суеты. Нам предложили, конечно же, по желанию, взять интервью у пассажиров нашего поезда и затем оформить их рассказы в виде альбома. Нужно было написать о людях, об их целях, откуда они и куда едут, кто их ждет, нравится ли им путешествовать. По прибытии каждый должен был оформить свое интервью на листах альбома, и потом планировалось все это собрать в один альбом – альбом нашего путешествия. Прекрасная идея! Как жаль, что тогда не было айфонов, чтобы запечатлеть наш журналистский триумф.

Мы разбились на небольшие группы и отправились по вагонам с блокнотами и ручками – навстречу новым знакомствам и репортерской славе.

Мое внимание привлек мужчина, одиноко сидящий в конце вагона, на боковом сидении. Его серая фигура на фоне проносившегося за окном пейзажа определенно вызывала интерес. Незаметно для себя я отстала от нашей группы журналистов и присела на место напротив него. Мы поздоровались, я попросила разрешения поговорить с ним, объяснила, что хочу написать репортаж. Он удивленно посмотрел и как-то виновато улыбнулся:

– Ну что же, дочка, слушай.

Он возвращался домой из тюрьмы. Отсидел несколько лет. Дома его ждала семья: дети, жена и его мама. Он показал их фотографии – черно-белые, с погнутыми и потертыми углами, думаю, он часто доставал эти фото, чтобы быть к ним ближе. Когда он говорил о своих детях, в его глазах загорались веселые искорки. Он показал подарки, которые вез домой: куклу Катю, какие-то машинки, ручки собственного производства. Ручки были собраны из разноцветной пластмассы, обточены на станке, и в них были вставлены стержни, так что ими можно было писать.

Он так торопился домой, считал, что поезд идет очень медленно! Он рассказал, как было страшно и плохо в тюрьме, как боялся больше не увидеть свою маму, которая была больна, и обещал больше никогда туда не попадать. Он смотрел мне прямо в глаза, и я ему верила. Я представляла его новую жизнь и видела, как он стучит в дверь, ему открывает жена, выбегают дети, и как он обнимает свою маму. Мы говорили долго. Он интересовался моей жизнью, и я рассказала, что мы едем на экскурсию в его город, что дома меня ждут родители и бабушка, что учусь я хорошо и как мы с папой ездим на рыбалку. Мы болтали так, будто знали друг друга вечно.

На прощанье он подарил мне свой блокнот, маленький, самодельный, из каких-то разных открыток – такие делают в тех местах, откуда он возвращался. Сейчас я уже не могу сказать, чьи стихи были в этом блокноте, возможно, его, а сам блокнот хранится у меня до сих пор. Одно стихотворение, которое он мне прочитал, я помню наизусть:

Вновь будет утро, хмуро день встречает,

Тайга не стала ни добрей, ни злей.

Лег первый снег, но взор не замечает,

Душа истлела в мраке скучных дней.

Чуть-чуть знобит, стал лагерь с утра подвижен.

Бредет толпа уныло за кордон,

И как во сне конвоя окрик слышен,

И верить хочется, что это сон.

Тот старый мир утерян без возврата,

Здесь быт и годы многое сотрут,

Мечты истлеют в стенах каземата,