Поначалу Кармен тоже была недовольна своим именем. Соседские мальчишки дразнили, да и взрослые делали большие глаза, когда ей приходилось, отчаянно картавя, отвечать на вопрос «Как тебя зовут, крошка?». Так продолжалось до тех пор, пока отец, которому надоело лицезреть удрученную мордаху дочери, не усадил ее перед патефоном. Из старого, потертого конверта была извлечена пластинка. Отец немного поколдовал над аппаратом, снял пылинку с патефонной иглы и аккуратно установил ее на черную, исчерченную кругами поверхность. Сперва что-то долго шуршало и скрипело, а потом полилась удивительная песня. Еще одна… и еще… Три четверти часа пятилетняя девчушка просидела, открыв рот, возле патефона. Она была здесь – и в то же время далеко-далеко, в волшебном, полупонятном мире, сплетенном из невесомых, чудных образов другой – взрослой и загадочной – Кармен. Кармен, внутри которой звучала потрясающая музыка, но которую все считали глухой – только потому, что она не слышала, как хлопают входные двери и ругаются соседи за стенкой.

Отец своего добился: девочка перестала стесняться своего имени, а потом, повзрослев, даже тайком гордилась им. Потому что Кармен чувствовала: между ней и ее великой тезкой-певицей есть какое-то родство, какое-то духовное сходство. Какое именно – Кармен объяснить не могла. Ведь по пению у нее в школе всегда были одни трояки.

…Впрочем, это не означает, что она была начисто лишена всяких талантов. С детства Кармен прекрасно декламировала стихи и прозу. Это признавал даже ее придирчивый отец, который, по своему собственному убеждению, обладал идеальным вкусом. Если на уроках словесности читали по ролям, Кармен доставались самые длинные монологи. А когда она повзрослела, то ее даже стали приглашать в местный театр суфлером. Ну или взять хоть тот же недавний конкурс молодых чтецов, который затеял мэр в честь праздника осеннего равноденствия – Кармен взяла и прошла в финал. Несмотря на то, что юнцов и девиц, желавших показать свое мастерство, набралось немало, а ее, Кармен, репертуарчик, мягко говоря, вызвал легкое недоумение у жюри. И теперь, в ожидании результатов, которые должны были напечатать в местной газете, Кармен терзалась сомнениями и смутными надеждами. Она была даже рада, что Тим и Лили не отправились с ней. Первый удар триумфа или поражения, считала Кармен, человек должен принять в одиночку.

… До центра города легко можно было добраться на омнибусе, но в субботний день пришлось бы ехать в давке. Поэтому Кармен пошла пешком – причем окольной дорогой, подальше от суеты шумных проезжих улиц. Она любила эту старую, заросшую деревьями часть города – Крепостную окраину. Именно здесь, на высоком берегу реки Белозерки, двести лет назад был заложен первый камень в основание крепости, призванной защищать южные рубежи губернии от набегов диких горных племен. Когда враг был побежден, крепость разобрали по кирпичику и выстроили дома – так началась история мирного города, рожденного войной. Правда, остатки крепостного фундамента кое-где сохранились – но их уже почти невозможно было отличить от заросших травой валунов.

… Здесь, на окраине, поступь осени была особенно хорошо слышна. Старые, разросшиеся деревья густо усыпали сухой листвой грунтовые дорожки, и воздух был наполнен шелестом и шепотом. Кармен нравился этот звук – и вместо того, чтобы обходить груды листьев, она шла по шуршащим сугробам напролом. Стараясь, однако, чтобы этот маневр не замечали прохожие.

Возле маленького невзрачного домика девушка остановилась. Украдкой прикоснулась к облупленной стене, провела по ней ладонью – и поспешила дальше, ускоряя шаг. В этом домике жил дедушка Кармен. Год назад он умер – и здесь поселились новые хозяева. Сердце Кармен болезненно сжималось всякий раз, когда она видела кремовые занавески на окнах – вместо привычных голубых, и все же она никогда не упускала возможности пройти мимо дедушкиного дома – словно навещала старого друга.

…Чем ближе подходила Кармен к центральным улицам города – а значит, к конечной цели своего пути, тем сильнее ее лихорадило от волнения. Чтобы немного успокоиться, она затеяла внутренний монолог. Эта дурацкая привычка родилась много лет назад. Однажды отец привел ее – совсем еще кроху – на судебное заседание, где он выступал в качестве свидетеля. Дело было какое-то мелкое, пустяковое, но на Кармен происходящее в зале произвело огромное впечатление. Мраморные стены, гулкое эхо, чопорный судья в желтоватом парике и длинной черной мантии, внимательные лица присяжных… Но более всего Кармен поразил адвокат. Вернее, его речь. Адвокат срывался на крик – и тут же переходил на мягкий шепот. Его голос то превращался в ледышку, то был как елей. Адвокат спрашивал – и сам отвечал на свои вопросы. Он радостно восклицал – и выдерживал трагические паузы. Его речь была, как захватывающее представление в театре, когда не знаешь, что произойдет через пять минут. Едва адвокат умолк и уселся на свое место, Кармен радостно зааплодировала, но взрослые вокруг зашикали, а отец отвесил ей плюху. Кармен притихла и до конца судебного заседания не издала ни звука. Зато на следующий день она приветствовала Тима и Лили устрашающим рыком: «Итак, господа присяжные…»

С тех пор «судебное заседание» стало любимой игрой неразлучной троицы. Судьей выступала Лили, безотказный Тим был обречен на вечного обвиняемого. С ролью присяжных заседателей успешно справлялся куст сирени, тем более что от него требовалось только одно – внимательно слушать речь адвоката. Коим, конечно, была Кармен.

Когда ребята повзрослели, «суд» забросили. Но привычка плести пышные монологи перед господами присяжными у Кармен осталась. Поначалу она выдавала их вслух, чтобы развлечь друзей, но со временем оставила эту игру лично для себя.

«Итак, господа присяжные, есть ли у обвиняемой шанс войти в семерку лучших чтецов и получить приз? – вопрошала Кармен, разгребая башмаком очередную баррикаду сухих листьев. – Не уверена, господа. Не уверена. Почему? – спросите вы меня. И я отвечу так. На городском конкурсе чтецов положено декламировать поэмы о Родине. О первой чистой юношеской любви. О верной дружбе. А что представила на суд достопочтенного жюри наша обвиняемая? Вот вам цитатка:

В сердце черное могилы,

В тьму земли и прелых роз

Тонким лезвием осины

Он стальной удар нанес.

Не спорю, господа, не спорю. Возможно, это четверостишие обвиняемая прочла особенно выразительно: помнится, дамы в первом ряду побледнели. Возможно, сэр Артур Некрополис с его вечными погонями за нечистью – талантливый поэт, но… О любви к родине нужно было читать стихи, уважаемые присяжные, вот что я вам скажу».

Кармен вздохнула. Внутренний адвокат вздохнул вместе с ней.

«И все же, господа…И все же неплохо было бы для нашей обвиняемой попасть в семерку. Про тройку лучших я помолчу, но семерка… Господа присяжные, ведь обвиняемой не нужен восторженный рев толпы. Ей не нужны признание и слава. Скажем прямо, господа. Ей просто очень нужны деньги».

Десять золотых монет. Их гарантировано получат те, кому посчастливится попасть в семерку лучших чтецов города. Какое богатство! Десять блестящих монеток, безусловно, заняли бы внушительное место в Шоколадном сейфе – так шутливо называли домашние жестяную коробочку из-под конфет, где Кармен хранила свои сбережения. На Шоколадный сейф была возложена важная миссия: осуществить самую большую и заветную мечту девушки.

Мечте исполнилось в этом году три года. Три года назад в руки Кармен попал красочный буклет туристического агентства. «Сенсация! Увлекательное путешествие в Феерию!» – кричала реклама на обложке. А ниже, мелкими буквами, было напечатано: «В программу тура входит:

– перелет дирижаблем до Заколдованных Ворот;

– оформление визы;

– экскурсия по красивейшим местам Феерии на экспрессе «Эльфийская стрела»;

– пешая прогулка по Лесу Тайн (включает поиски золота лепреконов, посещение поляны цветущего папоротника, танцы с феями у костра);