– Я звонил вам в полдень. – Джорджи протянул старику руку. – Моя малышка-бензопила в грузовичке. Как видите, я у вас на пороге. Готовьте тысячу долларов, сэр. Скоро ваше дерево будет срублено. Вжик-вжик, под корень! Старина Джорджи свое дело знает. Я, черт возьми, пятнадцать лет вкалывал на лесозаготовках. У вас случайно нет хорошенькой внучки, способной оценить мою мускулатуру?

– Нет. – Старик в рубашке с колораткой покачал головой и ответил на рукопожатие. Ладошка у него была тонкая и влажная, как осклизлая куриная лапка. Джорджи, казалось, этого не заметил.

– Где ваше дерево, сэр?

– На заднем дворе. Минуете дом, пройдете мимо виноградной беседки, а уж за ней, в поле оно и стоит. Вы не ошибетесь. Только прошу, будьте осторожнее. Я лет тридцать с ним борюсь, но ни черта не выходит. Вы не первый, кто приходит ко мне с бензопилой.

– Сэр, вы написали в объявлении, что даете тысячу долларов за сваленное дерево. Только что мы обменялись рукопожатиями как настоящие джентльмены. Эти два события – самый крепкий залог, что дерево уже к вечеру будет распилено на поленья.

– Если захотите пива и омлета с ветчиной, только свистните. – Старик вынул откуда-то сигарету без фильтра, чиркнул фосфорной спичкой о стенку и, подкурив, продолжил: – Один Господь знает, сколько времени оно там стоит. Если вдруг взглянете и осознаете, что эта работка не по вам, я пойму. А на пиво и омлет рассчитывайте без сомнений.

– Хорошо, сэр! – Джорджи кивнул и отправился осматривать предстоящую работу. Старик захлопнул дверь, скрывшись за ней вместе со своей сигаретой и куриными ручонками.

Джорджи вдруг ощутил что-то вроде тревоги. Словно матушка, пусть земля будет пухом ее костям, вдруг шепнула с того света: «Бросил бы ты это дело, малыш. Тысяча долларов того не стоит».

Хей-хо, мы пьем и пьем всю ночь.

Хей-хо, к утру свежи как огурцы.

Хей-хо, трактирщик, где твои жена и дочь?

Хей-хо, мы парни-удальцы!

Мурлыча под нос скабрезную лесорубскую песенку, Джорджи миновал дом и очутился на заднем дворе. Поначалу он ничего не увидел. Справа место для барбекю с мангалом из красного кирпича и кованого железа. Слева некая штуковина для отдыха – что-то среднее между парковой скамейкой и пляжным шезлонгом. Сразу за двором, если обогнуть деревянную беседку, простиралось поле, густо поросшее сорной травой. Дом старика стоял на окраине, так что, скорее всего, поле простиралось до самых хвойных лесов, начинавшихся милях в пяти от города.

Куда ни глянь – пусто. Было лишь дерево, огромное, напоминающее кривую черную башню, словно заросшую сухим буреломом пополам со свежими, налитыми соком лиственными ветками. Оно росло в паре шагов от одного из самых глубоких оврагов, когда-либо виденных Джорджи.

Гигантскую, поросшую бурьяном прореху на лице Земли при желании можно было бы назвать ущельем. Глубиной овраг оказался футов восемьдесят, а склоны у него были те самые, что не оставляют шанса беднягам, случайно сорвавшимся с края.

Что касается дерева, то это была не секвойя, не пихта, не дуб и даже не клен, черт побери… Это было нечто огромное, кряжистое, черное, мерно шуршащее и потрескивающее в полной, безветренной тишине над пропастью.

В нескольких футах от дерева торчал покосившийся колышек с выцветшей от времени и непогоды табличкой. Она была настолько старой, что даже при большом желании прочесть на ней что-либо стоило немалых усилий.

Джорджи даже не взглянул на нее. Все его внимание было поглощено деревом.

За свою жизнь Джорджи повидал немало зеленых гигантов. Больше половины из них пустил в расход, но подобное дерево он видел впервые.

– Хей-хо, мы пьем и пьем всю ночь.

Хей-хо, к утру свежи как огурцы…

Сентябрьское небо заволокло тучами, так что никакого зноя не было и в помине, тем не менее над исполинской, размером с небольшой дом кроной висело дрожащее марево. С верхушки сорвалась черная ломаная тень и шумно хлопая крыльями унеслась прочь. То была ворона, и Джорджи мог поклясться, что на мгновение увидел, будто у птицы вместо темной перистой головы – белый, высушенный ветрами и временем, остроклювый череп.

«Я лет тридцать с ним борюсь, но ни черта не выходит».

В мыслях Джорджи промелькнул стариковский голос, и почему-то эта фраза вдруг обрела совершенно иной смысл.

Джорджи развернулся и быстро зашагал обратно, минуя стариковское крыльцо. Он еще не осознал толком, но в его намерениях было сесть в грузовик и ехать с этого поля как можно дальше.

В окне шевельнулось жалюзи.

«Он смотрит за мной, – догадался Джорджи. – Старикашка смотрит за мной и курит свою сигарету. А возможно, в кармане он сжимает десять сотенных бумажек и жалеет, что предложил так дорого».

Тысяча долларов. Целое, черт побери, состояние!

Джорджи, не оборачиваясь на движение в окне, бодро прошагал к грузовичку и извлек из багажника свою малышку. Ей перевалило за десяток лет, но бензопила была как новенькая. Смазанная, блестящая. В некоторых местах, где покрытие бензобака облупилось, Джорджи собственноручно нанес краску цветом точь-в-точь как заводская. Сегодня утром он поменял на пиле цепь.

Джорджи был лесорубом от кончиков волос до краешков ногтей.

На мгновение у него появилась мысль: почему тут нет очереди из желающих свалить дерево?

Тут же он сам себе ответил: потому что ты умница, парень! Это объявление было единственным, и ты догадался сорвать его, чтобы никто больше не составил тебе конкуренцию.

Хей-хо…

Джорджи вернулся, о чем впоследствии сильно пожалел.

– Выпилю кусок с бока, направленного в эту чертову яму. Пожалуй, я хватил лишку, когда сказал старикану, что к вечеру дерево будет распилено на поленья. Может быть, когда-то кто-нибудь и пустит эту громадину на дрова, но не я. Нет, сэр! Я просто спилю дерево так, чтобы оно рухнуло аккурат в овраг, и все. Давайте мне ваши милые тысячу баксов – дядюшка Джорджи будет кутить целый месяц!

У Джорджи была привычка разговаривать с самим собой. Как-никак, а он был одинок. Вполне неплохая привычка. У многих одиноких людей бывает чего похуже.

Джорджи отметил мелом границы распила и дернул за шнур. Малышка, обычно заводившаяся с первого рывка, сейчас устало буркнула и затихла. В воздухе повис противный душок выхлопа.

– Ну и?.. – Джорджи забыл, что хотел сказать, потому что в дереве кое-что резко изменилось.

Во-первых, с обеих сторон ствола, будто две толстенные корявые лапы, выросли новые ветки. Собственно, ветками это тоже нельзя было назвать. Скорее, небольшие деревца, как ложноножки, в мгновение ока выпрыгнувшие из родительского тела.

Во-вторых, Джорджи был не один. Напротив него, обмахиваясь облезлым хвостом, совсем по-человечьи стояла огромная, размером с дворнягу, белка. Это был самец, так как снизу у него болтались крупные, совсем не беличьи причиндалы. Но оторопь вызывали не они, а вторая голова, частично росшая из плеча, а частично из головы номер один.

Белка издала писк, более напоминающий скрип заржавелых дверных петель, и махом вскочила на одну из новеньких веток. Вторая голова у нее была раздутой, будто внутри зверька в какой-то момент ожил и стал расти сиамский близнец-гидроцефал. Близнец, судя по затуманенным красным зрачкам, был совершенно слеп, и о том, что он жив, свидетельствовал лишь непрерывно подергивающийся черный нос.

Прыгучий монстр замер на ветке, уставившись на человека, а Джорджи оторопело уставился на то, что было вырезано в древесной тверди.