«Скотине закон не писан… Что праздник, что будние, знай, живут себе да и всё…»

Наконец время пришло, и Гэл стал собираться. Он надел свою самую красивую куртку и новые штаны, что Клэ прикупила ему на ярмарке. Обняв на прощание жену и поцеловав дочурку, он двинулся к зданию Совета. Дрок было увязался за ним, но Гэл погрозил ему пальцем, и пёс, повесив уши, спрятался в своей будке.

Площадь перед Советом уже была заполнена народом – похоже, не он один изнывал дома от безделья. Тем не менее, по узким улочкам всё прибывали и прибывали новые люди. Сегодня здесь соберётся почти весь их городок. День Выборов!

Дождь не прекращался, но людей он не смущал, в такой день можно пережить всякое. Даже долгое отсутствие Советников не сильно возмущало собравшихся. Каждый нашёл общие темы для разговоров, и площадь Совета была скорее похожа на базарную в день ярмарки. Однако спустя полчаса после обычного срока людей всё больше стало одолевать волнение. И как раз в это время двери здания Совета отворились, и на помост перед домом вышли три Советника.

Сегодня они были облачены в торжественные наряды, чёрные балахоны до земли с красной каймой по краям. На головы были накинуты капюшоны, закрывающие лица, и лишь сквозь специальные прорези в них стоявшие ближе остальных могли попытаться разглядеть холодные и решительные глаза.

Двое Советников стали по бокам помоста, а третий – Главный Советник – вышел вперёд, держа в руках пергаментный свиток – дань традиции.

В тишине, мгновенно обрушившейся на собравшихся, он развернул его. Многие даже смогли расслышать, как хрустнула, разламываясь, сургучная печать.

– Сегодня, в день Выборов, – молодой голос Советника разнёсся над толпой, – мы собрались здесь, чтобы объявить очередных избранников. Их имена записаны в этом свитке, своими деяниями за прошедший год они доказали свою избранность, так пусть же они будут названы! – он обвёл взглядом толпу, и каждый почувствовал в этот миг, как в него впился тяжёлый взор. Выдержав необходимую паузу, Советник крикнул в толпу:

– Семья Гэла-мастерового!

Толпа загудела, крики стали нарастать и перешли в ужасный рёв.

Знакомые и незнакомые руки подхватили Гэла, стоявшего посреди площади, и вынесли прямо на помост. Он, ошарашенный и не верящий в произошедший выбор, стоял на коленях перед Главным Советником. Двое Советников, стоявших до этого по краям, подошли к нему, подхватили под руки и поставили на ноги. Затем ему помогли усесться в празднично наряженную повозку в установленное специально для Избранника кресло.

Возница щёлкнул кнутом, и повозка двинулась в сторону дома Гэла. Беснующаяся толпа с радостными криками расступилась, пропуская её, а затем люди медленно стали уходить с площади, следуя за Избранником.

Через двадцать минут на площади остались только три Советника. Главный проводил взглядом последнего человека, исчезнувшего в узкой улочке, смял в руках свиток, повернулся и быстрым шагом вошёл в здание Совета. Остальные двое проследовали за ним, и дверь захлопнулась.

Повозка с сидящим в ней Гэлом остановилась на улице перед домом. Гэл и не заметил, как нежные и заботливые руки двух девушек быстро обвязали его веревкой, лишив любой возможности двигаться. Но и желания такого у него не возникало.

Он спокойно смотрел, когда подоспевшая толпа ринулась во двор, сметя забор. Спокойно взирал на то, как успевшие раньше остальных принялись крушить всё, что попадалось под руку.

Дрок, не понимая, что происходит вокруг, сначала выскочил из будки, радостно виляя хвостом, а затем быстро юркнул обратно, почуяв беду. Наружу торчал только его нос, собака жалобно скулила и подвывала, пока пробегавший мимо малец лет десяти не запустил в неё булыжником. Дрок взвизгнул, но не выскочил наружу, и тогда трое парней постарше приволокли тяжелую колоду и вместе сбросили её на будку сверху. В отчаянии собака попыталась выскользнуть, но, получив удар по морде, осталась внутри, когда колода раскрошила будку в щепки, раздавив череп добродушной дворняге.

Мальчик и девочка, совсем ещё дети, носились по двору, хватая цыплят и сворачивая им шеи, бабы втроём волокли за ноги упирающуюся и визжащую на всю улицу свинью.

Гэл спокойно смотрел, когда на шум из дома выскочила Клэ, и Грик, сын её детской подруги, наотмашь полоснул её косой, разрубая тело пополам. Его мать, оказавшаяся рядом, накинулась на Грика с криком, врезала звонкий подзатыльник и кинулась помогать резать свинью.

С треском падали подрубленные деревья в саду, со звоном вылетали выбиваемые стёкла… Люди рвали и ломали всё то, что можно было превратить в ничто, в однообразную мешанину.

Ни одна мышца не дрогнула на лице Избранника, когда трое парней и девчонка, лучшая подруга Элы, вытащили его упирающуюся дочку на крыльцо. Она кричала, когда подруга с двумя парнями заставили её упасть и стали держать за руки и ноги. Кричала, когда самый высокий и здоровый из них, мечта любой девушки, стал расстегивать брюки, пытаясь что-то сказать ей среди бушующего смерча из людей. Кричала, когда его плоть вошла в неё. Кричала, не понимая своей Избранности…

Гэл даже не отвернулся, когда молодёжь, вдоволь натешившись с дочерью, методично перерезала её хрупкую шею кухонным ножом.

Смерть и разрушение были повсюду.

Как по команде, все отступили. Несколько мужиков с канистрами быстро облили стены дома бензином и подпалили его. Пламя мгновенно охватило весь дом. Тогда пришёл черёд сарая. Он удостоился той же участи, что и дом, только в нём предварительно широко распахнули ворота. И когда огонь заплясал на крыше, несколько особенно рьяных добровольцев подтолкнули повозку с Гэлом, и она прямёхонько въехала в пылающий ад.

Никто не видел улыбки, которая озарила в этот момент лицо Избранника…

Люди быстро разбрелись по домам. Возле пепелища стоять было уже не интересно.

Один только Холхо стоял у останков ограды и молча взирал на то, что ещё утром было цветущим садом и гостеприимным домом с добрыми хозяевами. Он оттолкнул ногой сломанную калитку и вошёл вовнутрь. Возле дымящегося остова дома опустился на колени, будто пытаясь разглядеть, найти что-то, спрятанное среди золы и пепла… Слеза скатилась из глаза и с шипением исчезла на горячей головешке.

– Что-то ищете, дядя Холхо? – неожиданно раздался сзади звонкий молодой голос.

От неожиданности кузнец резко повернулся. Нет, это был всего лишь соседский мальчишка.

Холхо забыл о слезе, а вот парень заметил мокрые дорожки под глазами.

– О чём вы плачете, дядя Холхо? – участливо спросил он.

Холхо рукавом вытер остатки слёз и, проглотив комок в горле, ответил:

– Я был уверен, что выберут меня… Я ведь почти ничего полезного в последнее время и не сделал…

– Ну, дядя Холхо, не стоит так расстраиваться… Это ведь не последние Выборы, да и вы ещё не старый. Вы ещё тоже сможете ответить за грехи города… – мальчишка с воодушевлением посмотрел ему прямо в глаза.

Холхо отвел взгляд, молча кивнул в ответ и побрёл вверх по улице…

…И тут я поднимаю лицо… Мои глаза встречаются с глазами моего Врага. Глазами, в которых застыли боль и страдание. Глазами, в которых нет мести, а лишь непонимание и… сострадание. Глазами, так похожими на мои собственные. Глазами моего брата.

Его тело начинает опадать, и мне приходится подхватить его левой рукой. Изо рта льётся кровь, глаза заволакивает туманом. Он мог бы выжить, если бы ему оказали помощь. Мог бы. Но тут нет никого, кто бы это сделал, кроме меня. А я… я уже ступил на этот путь, назад дороги нет. Да и я отчётливо осознаю: как бы ни старался я помочь ему, даже имей при себе лучшие медпрепараты, это не поможет. Моя помощь ему не поможет. Он умрёт, умрёт в любом случае. Умрёт, истекая кровью.

И тогда я делаю единственное, на что ещё способен. Со всей силой я опускаю нож! Пальцы ощущают, как сердце последний раз сжалось вокруг появившейся внутри преграды и… отпустило. Его затуманенные глаза расширились, рука схватила меня, и тогда я выдернул лезвие…