– На поляне зверь, – крикнула я, пара мужчин кивнула, и скрылась за нашими спинами.

Выйдя на главную улицу, опустила малышку и спросила:

– Где мама твоя живет? – трясущаяся ручонка указала на самый большой и пригожий дом. Подхватив ее на руки, медленно пошла к нему.

Зашла во двор, постучала в дверь. Мне открыла красивая деревенская женщина. Увидев нас, она удивилась, а потом, заметив девочку, испугалась.

– Зверь напал, – пояснила я. Видимо, мама ее так и не узнала, что девочка пропала. Я передала ей малышку, девочка заплакала еще сильней. – Ей сонной травы дать надо – она успокоится, – посоветовала я женщине. Она все так же ошарашенно смотрела на дочь, потом быстро кивнула и закрыла передо мной дверь. Хваленая деревенская благодарность, что сказать.

На деревянных ногах я спустилась с лестницы, прошла по двору, вышла за забор и по нему же сползла на землю. Сев в клумбу с цветами, я разревелась, уткнувшись в сложенные на коленях руки. От испуга ладони тряслись, и вытереть слезы было очень трудно. Сарафан я опять уделала грязью и травой. Страх выливался через край. В какой-то момент рыдания стихли, и я просто глотала воздух, будто задыхаясь.

Долго сидеть не могла, на улицу уже начали выходить крестьяне, косясь на меня, как на забулдыгу. Встав, я тихонько пошла к торговой площади, держась возле забора. В тишине прошла таверну, место нашей ночлежки и, дойдя до колодца, остановилась. Руки не слушались, поэтому я довольно не скоро достала ведро и вылила холодную воду себе на голову. Стало легче. По крайней мере, прошла дрожь.

Нормальный слух стал возвращаться, но вокруг было все так же тихо. Я обернулась: сзади меня, где располагалась стоянка, почти никого не было. Костер давно потух, вещи разбросаны, видимо, все вставали впопыхах. Побрела к своей телеге, но, так до нее и не дойдя, уселась на бревно около еле дымящихся углей.

Еще нескоро стали возвращаться мужчины. Они громко переговаривались, но, завидев меня, умолкали. Двое охранников подошли с хворостом и снова разожгли огонь, стало теплее. Потом начали подходить деревенские и спрашивать, что случилось, недобро косясь на меня. Я же грела руки и пыталась высушить сарафан и волосы, простыть с таким ветром – очень легко.

Кто-то, подойдя, всунул мне в руку кружку. Кажется, это был Мересий:

– На, выпей, – я покорно взяла и сделала большой глоток. Сивуха. Горло обожгло, и я закашлялась. Постепенно в теле появилась алкогольная легкость, и захотелось спать.

Долго еще шумели голоса, и шла вереница деревенских на расспросы. Слова я не разбирала, но то тут, то там мелькало “зверь”. Где он, кстати? Неужели еще не освежевали и не вынесли на главную площадь?

Я не заметила, как это случилось, но все голоса стихли одновременно. Наступила звенящая тишина, меня это испугало. Было тихо, как недавно в лесу, на поляне. Резко подняв голову, я замерла. Из леса выходили оборотни. Их были больше десятка. Они были уже в человеческом обличье, но сзади них скользило несколько теней, волков. Все замерли. Наверно, не каждый день купцы видят таких гостей.

Они шли спокойно и гордо, будто не направлены на них все взгляды, будто они не самое интересное на этой поляне. Каждый высок, крепок, не чета нашим обрюзгшим мужикам. В каждом была неведомая сила, скрытая угроза. Все они были чем-то похожи. Одеты одинаково: штаны и перекинутые через плечо шкуры зверей. У кого белая, у кого черная, была даже рыжая, лисья. Наверно, это их обычное облачение, и голый торс их явно не смущал. Обуви тоже не было, зато на поясе у каждого висел большущий кинжал или нож.

Последний выходящий из леса тащил за собой тушу черного волка. Кровавый след прочертил площадь. Вот где туша. Прав был Ярема, нечисть это, оборотень, а не зверь.

Они шли к таверне, проходя мимо нас, смотря поверх наших голов. Лишь однажды кто-то из них посмотрел на меня и замер. Наши взгляды встретились, он даже, кажется, улыбнулся и пошел дальше. Но я не запомнила его лица, слишком все слилось в единое целое.

Они ушли, все долго молчали. Потом мужики начали собираться в путь, я пошла к своей телеге, легла, и, укрывшись шкурой, уснула. Быстро и без снов. Перед тем как погрузиться в сон, я потерла ключицу, которая резко заболела. “Надо будет посмотреть, что с ней” – было последней мыслью.

***

Проснулась я после обеда с жутким чувством жажды и больной головой. Гори огнем эта сивуха. Поднялась на телеге. Волосы были неприятно сухими и растрепанными после умывания холодной водой. Ключица неприятно зудела. Хотелось кушать. Полностью открыв глаза, я испугано подскочила.

Вместо привычного пейзажа: лес, дорога и села, я увидела больше десятка пугающих оборотней, которые с интересом смотрели на меня. Растерянно вглядываясь в лица, я первым делом подумала, что меня похитили. Но, узнав своего возничего и старую телегу, выдохнула. Сидя на лошадях, которые были явно больше наших, обычных, и имея при этом весьма массивный вид, они представляли собой опасность.

Мой взгляд, наверно, был настолько испуганный, что один из оборотней подъехал ближе и, лучезарно улыбнувшись, что не очень шло ему с такими клыками, сказал:

– Нам по пути, мы тоже едем в столицу, – чегой-то они передо мной отчитываются?

– Ага, конечно, – просипела я севшим от долгого сна голосом. Оставшуюся часть поездки до первого привала я старалась не смотреть на оборотней, а наблюдать за деревьями. Вскоре стало еще сложнее, потому что они почти окружили мою телегу и, кроме них, смотреть было уже не на что.

Когда объявили привал, я первым же делом понеслась к Мересью:

– Пересади меня, – прошипела я.

– Неа, – ехидно улыбнулся он. Неужто мстит?

– Прокляну!

– Проклинай, завтра до столицы будешь ехать в той же повозке, – скотина.

– Река тут есть?

– Ручей чуть поодаль, – он указал рукой направо, где действительно за деревьями блестела вода.

Разозленной ведьмой я пошла туда. Пробираясь сквозь кусты, кляла Мересья-забулдыгу и оборотней. На кой ляд они вообще за нами увязались?

Ручей был маленький, но чистый. Пройдя повыше и найдя заросли кустов поплотнее, я, кинув сумку с чистыми вещами на берегу, начала потихоньку раздеваться. Деревенские не полезут смотреть, а оборотни… Ну, надеюсь, я им не особо нужна. Раздевшись до нижней рубахи, пошла в воду, зашла по колено. Привыкнув к холоду, начала умываться.

Первым делом помыла голову. Адэт – чудесная женщина, положила мне мыло. Потом я омылась полностью, сбросила грязную одежду и тут же ее постирала. Надела на себя чистую рубашку, сарафан. Белье грязное выжала, на руку повесила и пошла к ночлегу. Спустившись вниз, увидела, что в ручье моются и оборотни. Четверо здоровых парней, так же, как и я некоторое время назад, стирали свои вещи и умывались.

Застыла, не зная, куда податься. Меня-то они уже заметили. Стою и смотрю тут на них, а они почти голые. Стыд-то какой. Но до чего ж краси-и-ивые. Потому взгляд и не опускаешь, бесстыдница?

От этого стало еще хуже, и я опустила голову.

– Мы тебя напугали? – донеслось от ручья. Покачала головой. – Проходи, мы не тронем, – я быстро кивнула и, ломанувшись к кустам, где был выход на поляну, врезалась тут же в еще одного парня.

– Извини, – пропищала я, быстро взглянув на него. Это был тот, кто подъезжал ко мне сегодня днем. Он что-то сказал, но я уже не слышала, несясь к своей телеге. Доигрался Мересий, точно слабень-травы ему подсыплю.

Купцы разложили вещи, собираясь спать. Оборотни разместились поодаль, зажгли свои костры и переговаривались на своем языке. Чувство стыда не дало мне хорошо поужинать, поэтому я, прокравшись к себе в телегу, улеглась спать, хоть сон и не шел. Уже все улеглись, даже со стороны оборотней наступила тишина, а мне все не спалось.

Покрутившись и поняв, что все равно не уснуть, я встала. Сначала осмотрелась: костры горели, но никого около них не было. Даже наша стража, решив, что с оборотнями и так безопасно, не стал выставлять дозорных. Я слезла с телеги. Ох и затекли же бока!