Пространство вокруг начало сереть – темнота отступала. Рыже-серый мутант, что отыскал меня, завилял хвостом и подбежал к одному из обезьян, а тот, не страшась, потрепал его за ухом голой рукой. Со всех сторон меня окружали мужчины – все они были высокими и узкоплечими, будто их вытянули вдоль. Общие разговоры прервал голос, на который я и повернулась:
– Это… женщина?
Они уставились на меня, словно впервые видели человеческое существо. Переглядывались между собой, пока у последнего не осталось сомнений. Среди них тоже была женщина, что удивило меня, даже несмотря на положение, в котором я оказалась. Только она шагнула из общего круга ближе, а потом произнесла громко:
– Девушка. Молодая совсем. Я ни разу не видела крысоедок!
– Да никто не видел! – подхватил кто-то. – Они их из подземелья не выпускают!
– Ничего себе, – третий на вид был возраста моего деда. – Девушка… Вот это улов! Волосы-то какие черные! Нал, что это значит, когда такие черные волосы?
Ко мне пригляделся еще один мужчина, моложе, но слишком близко теперь никто не приближался:
– Это называется «доминирующий признак», – сказал он, совсем как наш ученый. – То есть дети у нее, скорее всего, будут тоже с черными волосами.
– Ничего себе, – повторил «дед». – Вот бы мне одну черноволосую доченьку!
Вокруг рассмеялись. Я смотрела на Закари и уже могла различить, что вся его рубаха пропитана кровью. Сколько пыток он уже пережил и сколько ему осталось? Он поднял голову, а когда сфокусировал мутный взгляд, то на его лице отразился неподдельный ужас:
– Кханника, – сказал это довольно тихо, но я расслышала. Как и тот из обезьян, рядом с которым уселся мутант. Он обернулся сначала на моего друга, но через мгновение уже снова смотрел на меня, хмурясь.
Еще один поинтересовался:
– И что с ней делать?
– А что делать? – ответил ему кто-то. – Она же крысоедка! Уверен, женщина окажется посговорчивее… женщин мы еще не допрашивали. Слово за тобой, Тара.
Они говорят о пытках. Я старалась не выдавать даже взглядом, как меня страшит… нет, даже не боль, а то, что я могу не выдержать. Теперь население в десять тысяч не казалось такой уж хорошей цифрой. Если они узнают, что нас так мало, то могут организовать нападение сразу на все входы – и пусть они понесут большие потери, но кому-то удастся пробиться внутрь. Они этого не делают только потому, что просто не знают, как нас мало. На этот раз снова заговорила женщина:
– Пусть она и крысоедка… Но ведь она может рожать детей. По-моему, это важнее, чем узнать, где у них располагаются системы подачи воздуха и сколько их там.
Многие тут же и как-то слишком легко согласились с этим решением. Я смотрела на них так же пристально, как они на меня, слушая, как решается моя судьба.
– Верно, Тара. Беременная девчонка – это лучший подарок Городу, который мы можем привезти. Кто ее возьмет?
Беременная? Я мгновенно забыла о Закари и пытках, потому что боялась даже мысленно повторить это слово.
– Да кто-нибудь уж точно возьмет, – ответил ему со смехом один из тех, что захватили меня.
Под взрывы довольного хохота я упала снова на колени. Я не могла думать о том, что только что услышала – они хотят… Они хотят делать «это» со мной, все по очереди? Десять… нет, одиннадцать взрослых мужчин спокойно обсуждают то, за что у нас в центральном зале прилюдно кастрируют, и никому из зрителей не пришло бы в голову пожалеть орущую жертву! Голова снова поплыла, а желудок подобрался к горлу от тошноты. Сейчас уже стало не до гордости… Я была готова плакать, была готова побежать, чтобы получить стрелу в спину. Я была готова просить о том, чтобы они содрали с меня кожу – любая боль лучше, чем то, что они собираются сделать.
– Почему она на ногах не стоит? – строго поинтересовалась женщина, а ей ответили:
– Прости, командир, я же не знал, что это девушка! Может, и шмякнул где-то по глупости.
Слезы сами потекли по щекам, хоть я и не хотела их радовать своей слабостью. Губы разомкнулись и начали бормотать. Они притихли, будто вслушиваясь в мои мольбы: «Мне не нужен следующий день, Отец!».
– С кем ты разговариваешь? – один из мужчин подошел ближе, а я дернулась от него, и уже непроизвольно закричала:
– Убейте меня. Прошу, умоляю! Убейте… только не насилуйте… Пожалуйста… прошу…
В этой мольбе не было смысла, но я просто не могла молчать, полностью осознавая свою слабость перед ними. Не знаю, какая глупая надежда мною руководила, но я снова подняла голову и переводила взгляд с одного лица на другое, словно среди обезьян хотела отыскать того, кто пощадит меня – и перережет мне горло. Но они, кроме одного, рядом с которым стоял мутант, недоуменно улыбались. Поэтому я старалась сосредоточиться именно на нем – давай же, пусть твой монстр съест меня, отдай ему команду! Но он смотрел не с жалостью, а с интересом, бросая задумчивый взгляд то на меня, то назад, на Закари.
Следующий вопрос потряс меня своей издевкой:
– Нал, что такое «насилуйте»?
Тот, к кому обратились, почесал лоб и пожал плечами:
– Что-то не припомню такого. По морфологии слова предполагаю, «не применяйте насилие».
– Надо было брать с собой умного читателя, а не это вот! – сделал вывод мужчина справа, вызвав очередной взрыв смеха. – Нестыковочка, Нал! Она же просит ее убить, как же это сделать совсем без насилия? Или крысоедки все такие нелогичные?
Они пытались даже у меня спросить значение этого слова, но теперь я замолчала, понимая, что они попросту насмехаются. Неужели женщина, пусть даже и обезьяна, сможет спокойно на это смотреть? Они назвали ее «командир»… Я посмотрела на нее – она и заговорила:
– Кирк, бери ты ее. У тебя дети здоровые, – кажется, она обратилась к парню с мутантом. Он выглядел моложе остальных, не больше двадцати пяти лет, и был самым светловолосым – будто седой. Он не смеялся с остальными и до сих пор не произнес ни слова.
И снова вмешался самый старший из них:
– Да Кирк только сыновей способен строгать. А вот у меня дочь родилась!
Кто-то позади меня ответил:
– Когда это было, Пак? Еще до взрывов? Если Кирк отказывается, давайте кости бросим!
– Ты лучше свои кости брось на Каё, что живет в твоем доме! И то не сможешь даже сына ей подарить!
Кажется, они могут смеяться вообще без остановки. Из всех этих перекличек я поняла только то, что насиловать меня будет кто-то один, а не все. И то, и другое – ад. Я не видела ни малейшего утешения в изменении правил.
– Мне ее на привязи, что ли, держать? – раздался и его голос – я почему-то сразу это поняла, хоть и смотрела в землю. – Предлагаю передать ее Совету – пусть они решают.
– Ага, а из нас никто не в курсе, что Совет возглавляет твоя мать, а ты у нее – любимый сыночек. Ну и чего тянуть пса за яйца, Кирк?
Сознание резко прояснилось. Потому что ужас, который я сейчас переживала, оказался больше, чем моя голова способна была вместить. А ясный ум позволил вспомнить о том, что я в этой мешанине эмоций упустила. Я посмотрела вдаль на светлеющий с каждой минутой горизонт. Небо оправдало мои ожидания – оно действительно настолько красивое, что режет глаза. Потом нашла в себе силы взглянуть на Закари. Кажется, он плакал – а я никогда до сих пор не видела, чтобы Закари плакал. Прости, мой самый лучший друг, сегодня моя очередь принимать наказание, и я ничем не могу тебе помочь. Протянула руку к лодыжке – там многие из девушек носили тонкое лезвие, которое могли применить в самом крайнем случае – если на нее нападет насильник. И этот случай в моей жизни наступил. Закари кивнул мне, поддерживая – он понял мое решение. Конечно, всех я не смогу убить – каждый из них сильнее и быстрее меня. Достаточно убить только одного человека. Улыбнулась горько и снова встала, хоть тело и шатало из стороны в сторону. Смех и разговоры вокруг смолкли, но меня перестали интересовать эти мужчины и одна женщина, которая, как и положено обезьяне, тоже оказалась монстром. Никто из них не стоял достаточно близко, чтобы успеть остановить меня. На всех них мне было плевать – только один человек тут заслуживал моего последнего внимания.