— Куда мы едем? — наконец спрашивает она, меняя тему о статусе наших отношений.

Я широко улыбаюсь ей.

— Я везу тебя на романтическое свидание на Нэви Пир. Там есть итальянский ресторан, которым наш декан постоянно восторгается. Так как еще довольно рано, думаю, мы сразу найдем свободный столик. (Navy Pier — Военно-морской пирс. Достопримечательность центральной части г. Чикаго. Первоначально построен для военных целей, во время обеих мировых войн использовался как тренировочный центр ВМС США. Сейчас часть дока превращена в бальный зал, часть отдана Детскому музею; здесь проводят городской фестиваль «Чикагофест», выставки, зрелищные мероприятия и т.п. К доку примыкает один из городских парков. Прим. пер.)

Двадцать минут спустя мы припарковались, и, держась за руки, входим в ресторан. По моей просьбе официант ведет нас к одному из столиков рядом с огромным открытым окном, из которого открывается вид на сверкающую реку Чикаго. Солнце уже садится, и я не мог бы выбрать лучшего места для ужина этим вечером с самой красивой девушкой в городе.

— Принесите нам бутылку вашего домашнего шардоне, — прошу я официанта, когда мы открываем меню.

Мужчина кивает и спешит прочь, оставляя меня с самым ошеломляющим видением. Опустив глаза, Тори изучает меню. Крошечные белокурые завитки, выбившись из прически, обрамляют ее мягкие черты. Она поджимает свои пухлые губки, пока решает, что будет на ужин. Ее длинные черные ресницы скрываю самые голубые глаза, которые, и я это точно знаю, затмевают живописную реку рядом с нами.

Я мог бы часами любоваться ее красотой.

Ее невинностью, которую она скрывает под злобой от большинства людей, кроме меня.

Печалью и отчаянием, с которыми она борется каждый день, чтобы заклеить рану.

— Ну, вот опять. Задумавшийся доктор Монро, — бормочет Тори, привлекая мое внимание к своим прекрасным губам.

Я поднимаю на нее глаза и с удовлетворением вижу, что, как и предполагал, они действительно красивее реки.

Потянувшись через стол, я беру ее нежную, ухоженную руку в свою.

— Детка, я просто задумался о том, как ты прекрасна и как мне повезло заполучить тебя.

От моих слов ее глаза расширяются, а рот приоткрывается.

— Боже, я, э-э... — замолкает она.

— Прости, — вздыхаю и перевожу взгляд на птицу, которая пронзительно кричит с конца пирса. — День выдался не очень. Конец семестра и все такое. В такие дни меня охватывает чувство ностальгии, и я склонен уходить в себя. Хотя, это совсем не помогло с подготовкой моей речи.

Когда я оглядываюсь на Тори, она морщит нос.

— Какой речи?

Я улыбаюсь.

— Меня попросили выступить на церемонии вручения дипломов в следующий четверг вечером. Я был бы рад, если бы ты пошла со мной. А потом будет вечеринка в доме моего приятеля, Корта. Его подруга Блэр, его мать, моя семья — все соберутся там. Они будут рады познакомиться с моей девушкой.

Она сглатывает и отводит взгляд, чтобы еще раз просмотреть меню.

— Хм, я проверю свое расписание.

Ее слова ранят, и я ловлю себя на том, что отвожу свою руку от ее. Мать твою, очевидно я привожу ее в сильное замешательство своим странным настроением сегодня. Зажмуриваюсь и стараюсь развеять свою хандру.

Официант приносит нам вино и принимает заказ, тем самым избавляя нас от неловкого момента. Как только он уходит, я поднимаю бокал и залпом выпиваю его одержимое. Чувствую взгляд Тори на себе, но избегаю его.

— Чейз, я не сказала «нет». Я просто...

Я перевожу взгляд на нее и перебиваю.

— Знаю, Тори. Прости, просто у меня сегодня плохое, блядь, настроение. Ладно? Я не пытаюсь заставить тебя чувствовать неловкость или подтолкнуть к переходу наших отношений на новый уровень, ничего подобного. Правда в том, — вздыхаю, собираясь с мыслями, чтобы признаться, о чем думаю. — Я веду себя странно, потому что чувствую потребность снова перекрасить ту стену.

Ее взгляд наполняется беспокойством.

— Что?

Раздраженно заворчав, провожу рукой по волосам и смотрю на нее.

— Сегодня снова пялился на эту проклятую стену и понял, что цвет не тот.

— Понятно.

Я сердито фыркаю.

— Наверно я веду себя как гребанный псих.

Меня охватывает злость, и я наливаю себе еще вина.

— Нет, Чейз. Посмотри на меня.

Подношу полный бокал к губам и смотрю Тори в глаза.

— Может, я смогу помочь. У тебя есть какие-нибудь фотографии того цвета, который ты хочешь подобрать? — спрашивает она.

Закрыв глаза, я вспоминаю ее платье в тот роковой день. Я также вспоминаю испуганные глаза Эшли, которые позже сверкали обвинением в том, что я сделал. Это воспоминание вызывает тошноту, цвет проскакивает в моем сознании, и я резко открываю глаза.

— Не-а.

Тори хмурится и бросает взгляд на реку.

— Ты нашел его в своем буклете?

Киваю и делаю глоток вина.

— Номер восемнадцать.

Она еще больше хмурится и судорожно выдыхает.

— Ты когда-нибудь думал, что возможно никогда не сможешь найти правильный цвет, сколько бы раз не перекрашивал эту стену? Сколько бы оттенков не перепробовал? Чейз, ты когда-нибудь задумывался над тем, что так ты стараешься исправить то, что невозможно исправить? Ее больше нет, и неважно, сколько раз ты нанесешь краску на стену, это никогда не совпадет с той живостью, какой обладала она.

Мои глаза горят от слез ярости, и я стараюсь их сдержать.

— С каких пор вы стали доктором, мисс Ларкин?

Тори делает глоток вина и выпрямляется. Больше нет той женщины, которую я имел честь узнавать в течение последних двух недель. Теперь передо мной сидит фурия, Виктория.

— Помнишь все те разговоры о поддержке другого в трудные времена? — спрашивает она уверенным голосом.

Я приподнимаю бровь, в то время как она продолжает.

— Так вот это мой черед поддерживать тебя. Просто хочу сказать, приди уже, мать твою, в себя! У тебя небольшой срыв, Чейз. И единственный способ "поддержать тебя", который знаю, я называю жестокостью из милосердия. Выбрось из головы все мрачные мысли и сконцентрируйся на настоящем. Я помогу тебе покрасить эту чертову стену, потому что ты мне дорог, и, честно говоря, мне нравится, как ты смотришь на меня, когда я в твоей одежде. Вместе мы покрасим стену в цвет номер восемнадцать. Но, милый, — вздыхает она и тянется к моей руке, — на следующий день, когда ты проснешься? Стена снова будет не того цвета. Неважно, сколько раз ты перекрасишь ее, она никогда не сравнится с нашими воспоминаниями.

Я сглатываю и вожу пальцем по тыльной стороне ее ладони.

— Прости.

Тори качает головой.

— Не извиняйся. Ты ведь тоже пробирался через все эти чертовы эмоциональные проблемы, которые постоянно окружают меня. Мы разберемся с этим вместе. И ответ на твой предыдущий вопрос. Я поужинаю с тобой, твоими друзьями и семьей после выпускной церемонии. Ты мне очень важен, а расписание, работа, и тому подобное, всё это можно отодвинуть в сторону, если это сделает тебя счастливым. С тобой я счастлива, Чейз. После десяти лет страданий и душевной боли, я, наконец, начинаю чувствовать себя живой, и всё благодаря тебе. Настала моя очередь сделать тебя таким же счастливым. А теперь, взбодрись, выпей вина и поужинай со мной, а потом отвези меня к себе домой, чтобы мы могли всю ночь заниматься любовью. Вместе мы все преодолеем.

Я резко встаю и наклоняюсь через стол. Обхватив руками ее лицо, целую ее сладкие губы. Ее сила наполняет меня, и кровоточащая рана в сердце затягивается. Мысли о «что если» и неправильных оттенках краски, которые непрерывно крутятся у меня в голове, исчезают, вместо них я начинаю думать лишь о Тори.

Когда я, наконец, отстраняюсь от нее и сажусь на место, ее распухшие от поцелуя губы растягиваются в гордой улыбке. Тори, которой она так старалась стать, одерживает верх, и она гордится тем, что хоть раз смогла мне помочь.

— Спасибо, красотка, — искренне благодарю ее. — Меня заводит, когда ты становишься безжалостной и жесткой.