– Ты че, с дуба рухнул? На фига ты ее в коридор отправил?
– Тихо, пацаны! Не орите! Я тут режиссер! Я командую!
– Она в кадре смотрится круче Эйфелевой башни!
– Вот именно! Она слишком крутая!
– Так это же круто! По-любому кучу зрителей наберем.
– Да блин, как вы не понимаете? С ней только порнуху снимать! На нее смотришь, жить хочется и секса, а у нас серьезное кино про то, что всем кирдык скоро.
– Так вот пусть все и порадуются перед кирдыком!
– Угу, все порадуются, только фиг нам кто «Пальмовую ветвь» с ней даст.
– Это почему?
– Да потому! Ты много красивых актрис знаешь, которым награды в Каннах дали?
– Да я вообще ни одной актрисы не знаю, которой в Каннах дали че-нибудь. Я не смотрю награждение.
– Вот и заткнись!
– А на фига нам эта пальмовая ветвь? – спросил Марк.
– У Сани мечта такая. Вон, полку видишь?
– Вижу.
– Вот он и решил, что его полка жить не сможет без этой пальмовой ветви.
– Фигасе.
– Так, все. Хорош! – вскипел я. – Я режиссер и я решаю! Она офигенная, но не для этого фильма! Ясно вам?
– Ясно… – проворчали оператор с кастинг-директором.
– Иди, скажи ей, что мы перезвоним!
– На фига?
– Саня!
– Не пойду я! Сам иди и скажи, раз такой умный.
И отвернулся, обидели, мол, его. И Марк отвернулся. Поддержал товарища. Будто мне легко отказать такой девчонке. У меня, может, никогда в жизни, то есть в последние месяцы жизни, такой не будет, она даже смотреть в мою сторону не будет, но мечта, блин, дороже. Дороже, блин…
Я высунул голову в коридор.
– Снежана, спасибо! Мы вам перезвоним.
– Перезвоните? – завизжала Рыженькая! – Вы что, совсем охренели? Вы меня посылаете?
– Почему посылаете? Ниче не посылаем, я же сказал, мы вам перезвоним. У нас еще шестьдесят человек.
– Перезвоните вы. Знаю я ваше «мы вам перезвоним», ни фига вы не перезвоните, я, как дура, репетировала, волосы красила, прическу три часа делала, а они мне перезвонят, уроды!
И куда пропал секс? Обычная шмара, только симпатичная. Она ушла, треснув дверью так, что чуть штукатурка не посыпалась. Я вернулся в комнату. Пацаны готовы были порвать меня на британский флаг. Да уж, нелегко быть режиссером: Рыженькая меня чуть не загрызла, Новиков с Марком не хотят разговаривать, и это только лишь второй человек. Хоть отказывайся от кастинга и от фильма. Но фиг вам. Русские не сдаются.
Я решил быстрее закончить с этим делом, поэтому на ближайшие два часа моим любимым словом стало «следующий». Да это и неудивительно. Кто только к нам ни записался. Вот только актеров среди них не было. Вахтеры, продавцы-консультанты, промоутеры, сисадмины, один юрист. У большинства из них нереальнейшие проблемы с дикцией: картавость, шепелявость, проглатывание букв, заикание – такое ощущение, что я смотрю местное телевидение, один в один вообще. Про внешность лучше не говорить.
Самое удивительное, что с каждым новым «следующий» я все больше вживался в роль режиссера. Меня прямо пробрало всего, я вдруг понял, что смогу справиться с любым фильмом, хоть с «Предстоянием 2», только дайте мне бюджет побольше да команду потолковее, не то что мои двое, дующиеся, как придурки. И чем сильнее меня захватывало режиссерство, тем тверже я убеждался, что кастинг пора заканчивать. Проблема в том, что мне нужны живые эмоции, а эти все деревянные, они че-то пыжатся, играют на камеру, выглядит это отвратительно.
Зашел очередной кастингующийся. В костюме, в шляпе, на руках заплатки. Худой как скелет, лет сорока. Такой типок. Он стал перешагивать через порог, зацепился ногой, начал падать. Саня бросился на помощь, но типок устоял на ногах.
– Все нормально! – сказал он. – Здравствуйте.
Типок вытянул руку и поздоровался с Саней.
– Здравствуйте, – сказал я.
Тип с вытянутой рукой зашагал ко мне. Нехотя я пожал его руку, он повернулся к Марку и со всего размаха саданул по камере. Марк не смог ее удержать. Камера полетела на пол.
Типок побледнел.
– Извините, – пролепетал он, нагнулся и поднял камеру.
Марк вырвал камеру и стал осматривать. Еще снимать не начали, а ей досталось по самые помидоры. Это было последней каплей. Больше терпеть я не мог.
– Вы нас не устраиваете!
– Что, простите? Я не понял, – типок испугался еще сильнее.
– Что тут непонятного?! – взревел я. – Вон!
С типка слетела шляпа. Он кинулся к выходу, но остановился, вернулся за шляпой.
– Извините! – поклонился он и, ударившись о косяк, выбежал из комнаты.
Я выскочил вслед за ним. В подъезде на стульях сидели «актеры». Человек десять.
– Спасибо, что пришли, кастинг окончен.
– Как окончен? – заверещала старушка в малиновом берете. – Меня что, смотреть не будут? Я третий час тут торчу. К терапевту не пошла, сижу жду, все тело ломит, спать не могу на правом боку, только на левый ложусь…
– Вот терапевту и расскажите! – перебил я ее. – Извините, но актеры найдены. Так что не тратьте ни свое, ни наше время!
Я развернулся, показывая, что не намерен продолжать диалог. Старушка еще поворчала и направилась к лифту. Остальные кастингующиеся были менее эмоциональными.
– Саня, – крикнул я в комнату, – помоги собрать стулья.
Саня пришел, глянул на меня, как на фрица, схватил два стула и потащил в комнату.
– Че там с камерой? – крикнул я ему вдогонку.
Он не ответил. Я тоже взял два стула и пошел следом. Марк колдовал над камерой.
– Ну что там?
– Да вроде пашет. Но, блин, коряга какой-то, а не мужик. Надо было леща ему дать. Пашет, все нормально. Руки бы ему оторвал.
Новиков принес еще пару стульев.
– И кого ты выбрал? – спросил Марк.
– Никого.
– Не понял.
– Никого. Они все фрики какие-то. Только Снежана норм.
Пацаны оживились. Думали, я изменю решение. Ага, щас.
– Но Снежана слишком хороша для нашего шедевра.
– Че заладил? Ниче не слишком. Просто симпотная девчонка.
– Чересчур симпотная.
– Тиран, – возмутился Марк.
Втроем мы отправились за последней партией стульев. Вдруг открылись двери лифта, и в подъезд выкатился старикан в инвалидной коляске и уставился на нас.
– Здрасте, – улыбнулся Новиков.
– Кастинг здесь проходит?
Саня открыл было рот, но я толкнул его локтем в бок.
– Нет.
– Как не здесь?
Я развел руками. Ничего, мол, не поделаешь, не здесь и точка.
– Этажом ошибся, что ли?
– Не знаю.
– А стулья вам зачем?
– А это мы уборку делаем, мешали они нам, – помог мне Марк. – Ага, – поддакнуля. – А теперь заносим. Пойдемте, пацаны!
И я подтолкнул Саню к двери, мы быстро вошли в квартиру, не дав инвалиду опомниться.
– На фига ты ему наврал? – возмутился Новиков.
– А на фиг он нам? У нас и так грустное кино, че его совсем слезливым делать?
– Вот ты вообще, товарищ режиссер, – сказал Марк, поправляя капюшон, – Снежана у тебя слишком оптимистичная, инвалид слишком пессимистический, кого мы снимать будем?
– Людей.
– Каких?
– Обычных людей. Прохожих всяких, покупателей, пассажиров.
– Пипец! – возмутился Саня. – А на фига мы тогда кастинг проводили? Инвалида вот обманули. Вдруг он узнает, обидится и будет нам мстить потом. Щас никого обижать нельзя, все тебя чмырить будут с толерантностью этой.
– Да ниче он не обидится. Надо было раньше приезжать, его бы без очереди пустили. Правда, я все равно снимать его не стал бы. А кастинг. Ну, во-первых, это все-таки интересно, сами же говорили, что кастинг нужен, а во-вторых, я реально себя режиссером почувствовал и понял, что мы снимать будем.
– Что?
– Что? – повторил Марк.
– А это секрет. Завтра узнаете.
– Да ну тебя в баню, – обиделся Саня. – Целый день потратили. Я домой.
– И я.
– Да ладно вам, пацаны. Давайте посидим, пивка попьем, отметим, так сказать, начало съемочного периода.
– Снежану послал, а теперь еще пить с тобой. Фиг тебе!