– Я иногда вижу грядущие события. Это у меня началось после ранения, – показал рукой на свой лоб.
– И-и?..
– И всё…
– Как всё?.. – откинулся в кресле Джунковский. Тут же вскочил на ноги, прошёл к окну, замер. Развернулся, бросил предостерегающий взгляд на ротмистра, подошёл вплотную и спросил: – Как часто?
– Если бы часто. Тогда и побед бы у меня больше было, – развёл с сожалением руками. И даже больная рука в этот момент никак себя не проявила. И ведь не соврал ни разу! Потому как мои знания истории, особенно этого времени, оставляют желать лучшего…
– Допустим. Хотя это и сомнительно. Куда уж больше… Нам только ещё одного Распутина не хватает! А в какой именно момент наступают эти ваши… – генерал покрутил ладонью, подбирая подходящее слово. – Видения?
А я задумался. Вспомнил реакцию Эссена на мои откровения о его возможной болезни. Он же тогда почти такими же словами на моё пророчество отреагировал. Получается, зря я именно так сказал? Нет, ничего не зря! Только так у меня появится возможность хоть как-то повлиять на ход событий! Эссен Эссеном, Колчак с Остроумовым, это всего лишь Колчак с Остроумовым, а начальник корпуса жандармов – это величина. Особенно в свете моих сегодняшних озарений. Однако пора отвечать, нельзя столь долго терпение высокого лица испытывать.
– В какой момент? Не знаю. Да вдруг – раз! И приходит озарение. И я знаю, что и как должно сделать. Или что можно ожидать скоро. Не понимаю, как это работает, но оно работает.
А что ещё мне говорить? Вот так сразу, с одного маха более достоверного объяснения не придумать. А это должно прокатить.
– Странно, – Джунковский отошёл, сел, забарабанил пальцами по столешнице, помолчал, не сводя с меня прищуренного взгляда.
В другой бы раз обязательно занервничал, но не сейчас. Сейчас я уже был готов к подобным мерам воздействия. Надеюсь, дальше эмоционального и психического давления дело не пойдёт. Не будут же из меня правду силком выбивать?
Глухой стук пальцев по дереву оборвался, генерал стремительно поднялся на ноги, оттолкнув при этом кресло, обошёл вокруг стола, наклонил ко мне голову.
– Но возможно… – и резко без перехода быстро спросил: – Что вы имели в виду, когда посетовали на отсутствие оцепления на лётном поле во время визита туда великого князя?
С самого утра ждал этого вопроса. Поэтому и ответил без задержки. Так, как думал. Проехался по действиям охраны, по её результативности, когда даже нас не смогли вовремя обнаружить…
Джунковский
«Да, лучше всего будет провести этот разговор в своих личных апартаментах. Всё-таки здесь обстановка менее казённая, домашним теплом отдаёт, расслабляет. Да и нет на первый взгляд никакой особой причины для этого разговора. Подумаешь, какой-то поручик обратил внимание на ошибки охраны. Но! Вот только охраны не кого-нибудь, а великого князя! Ведь случись чего – и первой именно моя голова с плеч полетит! И интуиция правильно подсказала в первый же день собрать все сведения об этом офицере. Результаты получились очень интересные! А уж выводы-то и вовсе удивительные! Чуть не проморгали такого любопытного персонажа! И она же, эта интуиция, сейчас настойчиво предупреждает о необходимости личной встречи. Именно личной, а никак не казённой и ни в коем разе не в служебном кабинете. Словно предчувствие какое-то душу теребит, не даёт покоя. А своим предчувствиям я привык доверять…» – думал командир корпуса жандармов, отдавая приказ ротмистру Козловскому:
– Павел Семёнович, вы уж аккуратнее там, со всей вежливостью. Не насторожите его раньше времени.
– Так всё равно насторожится, Владимир Фёдорович. Не в театр и не в ресторан приглашаем…
– Тут вы правы. Поэтому и предостерегаю вас – отнестись к поручению со всем тщанием.
– Будет исполнено, ваше превосходительство!
Козловский закрыл за собой дверь, а генерал ещё раз прокрутил в уме все собранные об этом поручике сведения. Нет ли где случайной ошибки в выводах? Поднял трубку, вызвал адъютанта:
– Поручика приму в своём личном кабинете. Все звонки переключите туда. И позаботьтесь о чае…
Грачёв
Был ли риск в моих откровениях? Безусловно! Но я в последнее время чётко понимал, что сам, в одиночку, ничего не смогу сделать. Нет возможности. И наработанные за это время связи не особо помогут. Не тот масштаб! И если появился хоть какой-то шанс что-то действительно сделать, даже не изменить, а сделать, попытаться из песчинки в механизмах истории превратиться во что-то более значимое, грех его не использовать! Правда, риск в этом случае возрастает многократно, но эта та необходимая цена, которую нужно уплатить!
А моё откровение явно выбило из колеи жандарма. Видно было, что в первый момент он несколько растерялся, даже опешил от моего признания. Явно не ожидал ничего подобного. Впрочем, нужно отдать ему должное – быстро пришёл в себя. И начал меня потрошить. Не в буквальном смысле, само собой, но душу мне вывернул наизнанку. Хорошо ещё, что память прежнего хозяина этого тела не подвела, выручала в слишком уж провальные моменты. И чем дальше шёл разговор, а всё-таки я его могу назвать именно разговором, а не допросом, тем чаще мне приходилось ссылаться на последствия ранения, на мою амнезию. Очень неприятно было не знать некоторых моментов.
Не знаю, к каким выводам пришёл генерал, но этот тяжёлый разговор в конце концов всё-таки завершился. И меня даже отпустили на свободу! Честное благородное слово, именно так я себе и сказал: «На свободу!» Потому что в конце разговора уже и перестал надеяться на его благополучный исход. Хорошо ещё, что на все вопросы о новых предстоящих событиях отвечал отказом. Мол, не от меня сие зависит, не властен я над приходящими видениями. Они то валом идут, а то ни одного нет. Вроде бы поверили. А точно это или нет, кто же мне скажет? Главное, отпустили. Или выпустили. Даже предложили доставить обратно, вернуть, так сказать, на то же место, откуда взяли. Отказался. Даже невзирая на больную руку. Да она уже и не болит. Почти. Так, напоминает о себе изредка, особенно при неудачном движении.
А я лучше пешком пройду. Прогуляюсь. Оно и для здоровья полезно, и на столицу полюбуюсь, а то всё времени не хватает.
Мои доводы сочли убедительными и соизволили отпустить. Ротмистр проводил до выхода на улицу. Распрощался, удивился моей протянутой руке. Ну да, тут я несколько погорячился. По уму, так ему первому нужно было мне протягивать ладонь, он же старше по должности и званию, а я снова всё забыл. Это наверняка меня разговорами домучили, что я контроль утратил. Или уже их за своих считаю? Потому что, к моему облегчению, перед уходом мы договорились о следующей нашей встрече с генералом. На которой, уверен, всё и решится. Для меня.
Распрощался с Козловским, спустился со ступеньки, замер на секунду. Куда пойти, налево или направо? По идее, налево, само собой, но что-то глубоко внутри противится этому. И хотя через Троицкий мост мне до моей гостиницы добираться было бы ближе, но я решил пройтись по центру, полюбоваться красотами столицы. Хорошо бы и до Медного всадника дойти, если сил хватит.
Да и слева, даже отсюда видно, за домами дальше по улице начинается какой-то парк, а у меня нет никакого желания именно сейчас в гордом одиночестве находиться. Мне, наоборот, сейчас люди нужны, чтобы отдохнуть от зудящих в голове мыслей, сделать передышку, расслабить мозги. Позже обо всём произошедшем подумаем, постараемся грамотно проанализировать. Так что «налево» отпадает.
Тогда направо? И я развернулся в нужную мне сторону.
Брёл неспешно, глазел по сторонам на вывески. Рука так и болталась на перевязи, что избавляло от воинского приветствия старших офицеров. Чётким поворотом головы в нужную сторону это было делать несравненно легче.
Прошёл немного по Литейному проспекту, прогулялся не спеша по набережной Фонтанки, постоял у парапета, поглядел на волнующуюся воду, задержался у Михайловского замка. Что-то стало холодать. Дело к вечеру – с Фонтанки долетел заблудившийся пронзительный порыв ветра, заставил передёрнуть плечами от колкого озноба. Погорячился я в одном кителе на улицу выходить. Да кто же знал, что так дело повернётся? Думал, по-быстрому съездим туда и обратно, а тут вон оно как получилось…
