ЯВЛЕНИЕ III
Владимир Иваныч; входит Мямлин, плешивый господин, с
женской почти физиономией и с необыкновенно толстым
задом, и генерал-майор Варнуха, худенький, мозглый
малороссиянин, с длиннейшими усами, с неглупым, но
совершенно необразованным выражением в лице.
Мямлин. Вашему превосходительству имею честь представиться!
На этих словах он вдруг останавливается
и начинает делать из лица гримасы.
Владимир Иваныч (протягивает ему руку). А у вас это подергиванье в лице еще не прекратилось!
Мямлин. Лучше нынче, лучше!.. (Продолжает гримасничать.)
Владимир Иваныч (с некоторым участием). Но скажите, что такое, собственно, это за болезнь?
Мямлин. Нервная!.. То же самое, что и пляска святого Витта, как объясняли мне врачи...
Владимир Иваныч. И что же, вы боль при этом сильную чувствуете?
Мямлин. Нисколько!.. Ни малейшей!.. Непроизвольное только сокращение личных мускулов.
Владимир Иваныч. Но есть же против этого средства какие-нибудь?
Мямлин. Электричество больше всего тут помогает, и мне теперь гораздо лучше!.. Конечно, когда взволнуешься чем, так усиливаются припадки, а сегодня вот я являлся к графу, потом к нашему новому начальнику, Алексею Николаичу Андашевскому, и, наконец, к вашему превосходительству... Все это очень приятно, но не могло не подействовать.
Владимир Иваныч перенес свой взгляд на генерал-майора
Варнуху, который все время стоял, не пошевелив ни одним
мускулом; но как только взор Владимира Иваныча коснулся
до него, так он мгновенно и очень низко поклонился ему и
затем опять сейчас же вытянулся в струнку.
Владимир Иваныч (к Варнухе). Вы недавно причислены к нам?
Генерал-майор Варнуха (бойко и отчетливо). Точно так, ваше превосходительство!
Владимир Иваныч. Но по чьему, собственно, представлению?
Генерал-майор Варнуха. Господина товарища!
Владимир Иваныч. Стало быть, вы лично известны Алексею Николаичу?
Мямлин (у которого лицо совершенно уже успокоилось). Дядя мой, князь Михайло Семеныч, просил за него Алексея Николаича... Господин Варнуха заведывал некоторое время именьем дяди.
Генерал-майор Варнуха. Тогда, оставимши военную службу, я занимался частными делами и почесть что все именья князя Михайла Семеныча пущал на выкуп, и так как он остался оченно доволен мной, то и сделал меня потом смотрителем Огюнского завода.
Владимир Иваныч (как бы повторяя слова Варнухи). Смотрителем Огюнского завода вы были?.. Но завод этот, как мне помнится, производится этими несчастными ссыльными?
Генерал-майор Варнуха. Точно так, ваше превосходительство!.. Оченно трудно было управляться!.. На собственной руке даже имею несколько шрамов!.. (Заворачивает рукав мундира и показывает несколько шрамов.)
Владимир Иваныч. Это отчего?
Генерал-майор Варнуха. Бил их-с из собственных рук!.. Сечь не велено... По суду когда еще что будет, а между тем они буянствуют каждый день, только этим самым и усмирял их!
Владимир Иваныч. Вы там и получили чин генерал-майора?
Генерал-майор Варнуха. Точно так, ваше превосходительство!.. Три года уже состою генерал-майором и тепериче бы желал получить более высшую должность.
Владимир Иваныч. Да... Но у нас ведь, предварительно всякого назначения, дают обыкновенно поручения...
Генерал-майор Варнуха. Слушаю, ваше превосходительство!
Владимир Иваныч. И смотря по тому, кто как исполнит их...
Генерал-майор Варнуха. Слушаю, ваше превосходительство!
Владимир Иваныч. Прошу садиться! (Движением руки своей приглашает гостей своих садиться и сам садится. Мямлин довольно свободно располагается на своем кресле, но генерал-майор Варнуха только притыкается на кончик стула.)
Мямлин (заискивающим голосом). А я, ваше превосходительство, только вчерашнего числа возвратился из моей скучной и длинной командировки...
Владимир Иваныч (насильно улыбаясь). Знаю это я!
Мямлин. В три тома дело произвел!.. Вот каких три тома!.. (Показывает рукою на аршин от земли.) Двести пятьдесят деревень объехал; с железными дорогами семь тысяч восемьсот верст сделал, - надобно было на это употребить времени и труда! (На все эти слова Владимир Иваныч хоть бы малейшее выразил одобрение.) И как вот сейчас я Алексею Николаичу докладывал: в самую нынешнюю страстную неделю, когда все истинно русские желают и ждут с семейством разговеться, я, один-одинехонек, живу в идолопоклоннической, мордовской деревнюшке; только один раз в неделю и оживаешь душой, когда услышишь благовест из соседнего русского села или съездишь туда к обедне; вдруг я читаю в газетах, что наш Алексей Николаич назначен товарищем; я всплакал даже от радости, потому что этот выбор прямо показывает, что в настоящее время в России можно служить и что достоинства и заслуги не пропадают даром! (Владимир Иваныч, лицо которого становилось все более и более сердитым и недовольным, и на эти слова ничего не проговорил. Мямлин, обращаясь уже к генерал-майору Варнухе.) Согласны вы с этим?
Генерал-майор Варнуха (потупляя глаза и каким-то нерешительным голосом). Конечно-с!..
Мямлин (совершенно не соображая, кому и что говорит). Про Алексея Николаича все, я думаю, даже враги его скажут, что он умен!.. Просвещен!.. Деятелен!.. Знающ! (Каждое слово Мямлина как бы булавкой кололо генерала Варнуху, так что он слегка даже вздрагивал. Мямлин в окончательном пафосе своего увлечения и снова обращаясь к нему.) И, наконец, души ангельской! Чего ж можно больше требовать от человека! (Генерал-майор Варнуха при этом только уже выворотил белки свои на Мямлина, как бы желая тем выразить ему свое удивление. Мямлин, ничего этого не замечавший.) Это назначение так меня ободрило, что, когда я радость мою по этому предмету передавал князю Михайле Семеновичу, так он, сочувствуя, конечно, вполне выбору Алексея Николаича, посмеялся даже мне: "Ах, ты, говорит, добрая русская душа; каждому малейшему успеху России ты радуешься!.." Я что ж? Признаюсь: патриот!.. Люблю мое отечество! И теперь вот прямо самому графу и вашему превосходительству осмелюсь сказать и просить рассмотреть мои труды, может быть, и в них найдется что-нибудь полезное! Никакой поблажки или снисхождения не желаю себе; а прошу только рассмотреть их и оценить по достоинству.
