- Нэнни! Надо постараться узнать что-нибудь про то большое поселение на юге. Помнишь? Скопление параллельных линий на фотоснимке.
Оказалось на удивление легко задать этот вопрос Пэкриаа при помощи знаков. Но в ответ женщина-пигмей принялась потрясать копьем и злобно бормотать что-то невнятное. Она все время повторяла слово "Вестойя" похоже, оно было названием места, о котором спрашивали люди, и еще одно имя - "Лэнтис". Это имя вызывало у нее такую злобу, что Пэкриаа всякий раз плевалась, произнося его.
- Давайте-ка тоже скорчим рожи в сторону юга, и побыстрее, - тихо предложил Пол.
Разыгранная людьми пантомима как будто успокоила принцессу; она даже улыбнулась.
Берег рва был оставлен в диком состоянии, образуя защитный барьер из кустарника, лиан, неухоженных деревьев. За барьером начиналась местность, явно носившая на себе следы воздействия человека. Строгими рядами росли окультуренные растения - одни, с крупными листьями, напоминали сахарную свеклу; другие курчавились мелкими листиками; еще одно растение ощетинилось побегами невероятного ярко-изумрудного цвета. Вдоль ряда деревьев тянулась тропинка, по которой и зашагала Пэкриаа. Под деревьями стояли крытые травой строения. Прежде чем принцесса свернула с тропы, Пол насчитал тридцать построек. Из них не доносилось ни звука. Деревья принадлежали преимущественно к одному виду - высокие, тонкостволые, с темными зубчатыми листьями. Огненно-алый цветок за ухом у Пэкриаа явно был сорван с одного из этих деревьев. От алых цветов на деревьях исходил запах, подобный аромату красного жасмина - густой и сладкий, но удивительно свежий. Здесь, в наполовину освещенном солнцем коридоре, не было сельскохозяйственных посадок, щедрая плодородная почва была пуста. Не росли здесь и пурпурные лианы.
Сопровождавшие Пэкриаа мужчины-пигмеи куда-то исчезли. Женщина с копьем проводила принцессу и землян через просеку к другому коридору. Там их ждали. Женщины-воины выстроились в три шеренги, по пятьдесят человек в каждой. Вновь Пол и его товарищи увидели юбочки из травы всевозможных цветов, кроме королевского синего. На меднокожих лицах женщин застыло невозмутимое выражение, как будто они и в самом деле были вырезаны из меди.
Эбро Пэкриаа начала речь, оснащенную сложными ораторскими периодами. Пол рассматривал застывших в неподвижности воинов. Более двух третей женщин были недавно ранены. Раны были самыми разными - от царапин до недостающих рук, грудей или глаз. У некоторых были такие ужасные раны на теле, что непонятно было, как им вообще удается стоять прямо. Однако даже самые серьезные раны выглядели чистыми, не гноились. И никто в шеренгах даже не шелохнулся, пока Пэкриаа говорила. Принцесса высоко воздела правую руку с растопыренными пальцами. О чем она говорила, о полете шлюпки? Пол услышал имя "Торооти". Пэкриаа повторила его несколько раз, и женщины с непроницаемыми лицами закачались из стороны в сторону, шепотом в унисон повторяя имя Дороти вслед за принцессой - словно ветерок прошелестел над шеренгами. Пэкриаа повернулась к своим гостям. Быть может, она знала, что такое смех; но вот слезы ей были неведомы. Женщина-пигмей сжимала и разжимала кулаки, четырнадцать пальцев мелькали так быстро, что Пол потерял счет движениям: больше двадцати раз, но сколько? Пэкриаа показала на воинов, и проделала то же самое помедленнее, и только десять раз, затем показала еще одну руку с загнутым большим пальцем. Пол пробормотал:
- По-моему, она хочет сказать, что после войны их осталось только сто сорок шесть из... из трех сотен, или около того.
Пэкриаа положила свое копье у ног Энн.
- Отдай ей таким же образом свой нож, - посоветовал Пол.
Пэкриаа взяла нож, положила его поперек копья, шагнула назад и сделала знак Энн повторить ее движение. Трое землян отступили на шаг, но Пэкриаа продолжала нетерпеливо махать руками. Пол прошептал:
- Эд, мы с тобой никчемные мужчины. Давай отойдем подальше.
- Черта с два, - грозно проворчал Спирмен.
- Давай отойдем! Это всего лишь церемония. Наша безопасность все равно зависит от тридцать восьмых калибров у нас в руках. Дело не в расстоянии. Назад!
Эд Спирмен попятился назад, недовольно бурча. На пронзительный призыв Пэкриаа из-под деревьев вышла шаркающая процессия. Это все были мужчины: старые, дряхлые, грязные. Некоторые хромали, у двоих были пустые глазницы, а один был настолько болезненно толст, что едва тащил свое рыхлое тело. Они были причудливо раскрашены разноцветными пятнами и полосами, в основном белыми и желтыми. А их кожа, потемневшая то ли от грязи, то ли от старости, имела цвет красного дерева. Жалкая процессия образовала кольцо вокруг скрещенных ножа и копья. Проходя мимо оружия, каждый старик плевал на него и бросал сверху пригоршню земли, пока на месте ножа и копья не возник небольшой холмик. Совершая все это, дряхлые пигмеи бормотали, выли и вскрикивали. Пальцы их непрестанно шевелились, рисуя в воздухе странные знаки. В руках они держали наподобие палиц бедренные кости, ожерелья и браслеты из ракушек украшали сморщенные шеи и уродливые щиколотки. На первый взгляд это была простая церемония в знак мира и дружбы, но презрительное отношение к мужчинам-колдунам придавало ей неприятный оттенок. Колдуны искоса бросали на незнакомцев взгляды, полные скрытого недоброжелательства.
- Знахари, - шепотом сказал Пол. - Отдаленное подобие знахарок и ведуний женского пола в патриархальных обществах. Эд, мы должны наладить хорошие отношения с этими кошмарными пугалами, иначе нам несдобровать.
И Пол с неожиданной тревогой всмотрелся в лицо человека, который никогда не позволял себе расслабиться настолько, чтобы предложить кому-нибудь дружбу. Пол задумался, сможет ли Эд приспособиться к миру, в котором наука и техника были мечтой, а реальностью - суровая необходимость выжить.
Церемония окончилась без особой помпы. Жуткие старики просто заковыляли прочь от свежего холмика и скрылись в тени деревьев. Женщины-воины расслабились. Но колдуны не ушли совсем, они уселись под деревьями, разглядывая незнакомцев. Они плевали, почесывались и переговаривались между собой. Одни прикрыли подслеповатые глаза, но другие смотрели открыто, и в их взглядах явственно читалась ненависть, причинами которой были зависть и страх. Чудовищно толстый старик примостил свое распухшее брюхо на коленях и что-то бурно нашептывал на ухо слепому колдуну. Темные губы шепчущего кривились в зловещей улыбке.
