Если заведующий не соглашался с Иваном, он делал жест, словно перечеркивал все сказанное, повернув ладонь вниз, при этом чуть покачивая головой. Он не говорил «нет».

– Подумайте. – Это было его любимое слово. – Подумайте еще, Иван.

И Иван думал, перебирая варианты. Выдавал наиболее вероятный. ЮАН обычно соглашался с новым «мнением коллеги».

Так продолжалось, пока вечером диспетчер не вызвал заведующего в диспетчерскую. Тот пробыл в «оперативном центре» не дольше минуты, вышел с картой, заглянув в кухню, позвал Ивана.

– Вам не приходилось бывать у Нели Бакировой? – спросил ЮАН, пока они шли к машине.

– Нет, а кто это?

– Когда-то она работала на скорой, сейчас инвалид–астматик. – Заведующий забрался на переднее место в машине и говорил через окно в переборке. – Если она вызывает, значит, приступ очень тяжелый. Неля – дама серьезная. Я заметил, что вы довольно неплохо колете в вену. Должен предупредить, у Бакировой они очень очень тонкие и ломкие.

По лестнице навстречу медикам пробежали два молодых человека, лиц которых Иван в сумеречном свете слабеньких ламп разглядеть не успел. Еще один, уже не молодой, но и не слишком старый, стоял у приоткрытой двери квартиры. Вид у него был самый затрапезный. И если бы не свет, падавший на лицо из прихожей, Иван не рассмотрел бы его.

ЮАН пожал протянутую руку и спросил:

– Давно уже приступ?

– С полчаса. Беротек не берет. Она боится, – ответил унылый мужчина.

Все окна в квартире закрыты. Спертый влажный воздух наполнен каким-то приторным ароматом, от которого у Ивана закружилась голова.

– Ты что, не мог не курить, Рушан? – обращаясь с упреком к унылому дядьке, произнес ЮАН.

– Я немного, ну совсем-то без затяжки … – унылый развел руками, отворяя дверь в комнату из которой доносилось тяжелое сиплое дыхание. – Проходите!

Иван увидел огромную женщину в непонятного цвета домашнем халате, полусидящую в кресле. Тяжелое дыхание вырывалось из ее широкого рта, два подбородка покрыли шею и обширную грудь, руки ее с закатанными рукавами покоились на подлокотниках и были крепко исколоты от локтей до пальцев, сжимавших потертый гобелен обивки. Фиолетовые ноги, торчавшие из–под халата лежали на небольшом пуфике с подушкой, кривые толстые и нестриженные ногти завивались на пальцах в разные стороны.

– Привет, Юрка, – сипло прошлепала губами на выдохе женщина–жаба. – Спасай меня.

Заведующий, к которому обратилась женщина столь фамильярно, не обратил внимания на «Юрку», он принялся ее выслушивать, и спросил:

– Сколько ингаляций сделала?

– Не помню, – свистела женщина, выговаривая одними фиолетовыми губами. Выдыхала она натужно, отчего лицо синело, – семь или восемь.

ЮАН разогнулся и произнес коротко:

– Преднизолон.

Иван быстро взялся набирать препарат, спросив:

– Сколько?

– Весь, что есть. Сколько в ящике? Сто пятьдесят? Набирай. Возьми разовый шприц. – Заведующий обернулся к стоящему в дверном проеме унылому Рушану, – Небулайзер найди! Я знаю, у вас есть.

– А можно без гормонов? – просипела больная. – Эуфилинчик с коргликоном.

– Заткнись, – оборвал ее заведующий, – мокротой захлебнешься. Сперва приступ надо прервать. Опять в статус захотела?

– Неее, – покачала головой больная и издала прерывистое сипение, в котором Иван с трудом узнал смех.

Иван забыл о том, что ЮАН говорил в машине про вены и словно в трансе, наложил жгут на плечо, несколько раз хлопнул по сгибу в локте и с первого раза вошел в вену, начал вводить преднизолон.

ЮАН на мгновение замер, затем быстро набрал еще пару шприцев и подал их Ивану.

– Вот это тоже делай, не спеши. Вены у нее очень хрупкие. Нажмешь слишком сильно – лопнет. – Он обернулся к Рушану, который стоял, держа в руках коробку с небулайзером, – вы его даже не распаковали?! Поставь тут, и принеси кружку горячей воды, а в нее размешай пол-чайной ложки соды. Шевелись!

Заведующий говорил, не кричал, но почему-то его приказы звучали подобно окрикам.

Рушан поставил коробку на пол. Побежал в кухню. ЮАН распаковал небулайзер, протер его салфеткой.

– Пульмикорт купили?

– В холодильнике, – женщина произнесла это почти нормальным голосом, сипение уменьшилось. – Эуфиллин когда сделаешь?

– Когда буду уверен, что мокрота нормально отходит. Сейчас соду выпьешь, – заведующий повернулся к фельдшеру, – Иван!

Тупицын, медленно вводивший последний препарат, отозвался:

– Что?

Заведующий пожевал нижнюю губу, размышляя.

– Ничего, хотел капельницу ей с физом поставить, но не успеем. Сразу не взяли бутылку, теперь не успеем.

– Почему, не успеем?

– Пока ходить будем, игла сядет.

– Пошлите Рушана, а я пока физ шприцем введу, чтобы не затромбировалась.

Вена, однако, на ситуацию имела собственное мнение. Как только Иван собрался подключить шприц с физраствором, она сделала «пук» и под кожей начал наливаться синеватый бугор.

– Все, Юрий Александрович, вена лопнула.

– Значит, не судьба. Перебинтуй.

Лицо у женщины приобрело нормальную окраску, толстые фиолетовые губы возвращали себе привычную красноту. Дыхание замедлилось и углубилось.

– Думала, сдохну.

Голос в спокойном состоянии у Бакировой оказался низким и хриплым.

Заведующий собрал и заполнил небулайзер, включив, отметил удовлетворенно, что из маски идет пар с лекарством.

– На! Дыши!

– Не люблю я гормоны, – Бакирова попыталась отмахнуться от небулайзера.

И вот тут Иван впервые услышал от заведующего мат. Тот коротко резюмировал мнение больной. ЮАН использовал только одно слово, но очень емкое и убедительное, звучащее почти по-французски. Женщина взяла маску и принялась дышать лечебным паром.

– Ну, вот и все. Иван, приберись.

Заведующий сел писать карту.

– Мальчик-то какой молодец! – пробубнила из под маски Бакирова. – Никто в вену не попадает.

Иван пропустил ее слова мимо ушей, но, как ни старался не обращать внимания на похвалу, щеки порозовели. Он собирал шприцы, иглы, ампулы, перчатки и окровавленные тампоны в пустой бумажный пакет.

– Давно на скорой? – спросила Бакирова, непонятно кого, но Иван принял вопрос на свой счет.

– Второй год. – Ответил он.

– Молодец! А еще раз попадешь?

– Не знаю, может быть.

– Юр! Сделайте эуфиллинчик с корглюконом!

Бакировала дышала уже вполне сносно, но сип и свист доносились из–под маски.

– Зачем тебе? – ЮАН недовольно поморщился.

– Хуже не будет ведь?! Основной бронхоспазм сняли, теперь-то можно? – Бакирова от попыток убедить заведующего опять посинела. Говорить ей было еще трудно.

– Вот как выпьешь два стакана с содой, тогда сделаем.

– Шантажист! – Бакирова поманила Рушана, – принеси литровую банку с раствором.

Рушан послушно удалился на кухню и через пять минут вернулся.

Иван не получив приказа от ЮАН набирать лекарство, сидел и ждал, наблюдая, как тот заполняет карту. Бакирова отложила маску небулайзера, пила из банки содовый раствор и бубнила:

– Вот, видишь, я пью!

– Иван, наберите эуфиллин с корглюконом и попробуйте ввести.

ЮАН говорил, не отрывая глаз от карты. Бакирова пила небольшими глотками и старалась отдышаться, но свист был очень силен. Иван понимал, бронхи ее забиты мокротой, после введения гормонов и антигистаминых препаратов спазм уменьшился, но полностью не прошел. Он не понимал, зачем ЮАН заставляет Бакирову пить содовый раствор. Внутривенно ввести соду понятно, это уберет закисание крови, наладится нормальный газообмен в тканях. А пить? Желудочный сок ведь разрушает соду. Иван поставил «зарубку» в уме, не забыть спросить заведующего.

Он со шприцем подошел к креслу, затянул жгут на запястье Бакировой и увидав надувшуюся венку у основания большого пальца, ввел в нее иглу.

– Я в вене! – объявил он, увидав красную каплю внутри шприца.

– Талант! – просипела Бакирова и добавила, – Давай!