Ярик нагнулся, чтобы натереть ноги. Провел мылом по коже. Образ Арины в фантазии неуловимо исказился. Лицо ее оказалось будто размытое, запотевшее и напененное. Будто кто-то нарисовал его мылом на стекле и включил горячую воду.

Исчезло ощущение реальности. Ярик сжал пальцами левой руки скользкий кусок зеленого мыла, заметил, что между пальцев течет набухшая серая пена и тяжелыми ошметками плюхается на дно ванны, ползет, смывается в сливное отверстие.

Ярик резко повернул голову. Показалось, что вокруг уже не ванная комната, а другое, просторное помещение, наполненное паром. Пар делал мир меньше, сужал пространство вокруг, но все же сквозь занавеску были видны черные силуэты котлов, ломкий серый свет тянулся из-под высоких потолков и из овальных окон, где-то хлюпало, звуки разносились эхом, откуда-то потянуло колючим сквозняком.

К ванне приблизился темный силуэт. Шлеп-шлеп. Босыми ногами по бетонному полу.

Занавеска с хрустом отодвинулась в сторону, и Ярик увидел огромную грудь, покрытую морщинками, набухшими синими венами, увидел потрескавшиеся торчащие соски, с которых капала пена. Звук воды сделался громче, сильнее: душ, словно взбесившийся, задергался в креплении, задребезжал, выплевывая струи воды в стороны.

– Откуда ты взялся? – спросила Нина Федоровна противным голосом. Ее лицо – бледное и запотевшее – стиралось капельками воды, стекающими со лба до подбородка. – Не припомню такого клиента. Ну, раз уж намылился…

Ярик хотел закричать, но понял, что его лицо тоже растворяется как пена, осыпается рыхлыми ошметками и с чавкающим звуком кружится в черноте сливного отверстия. Сначала отпала левая скула, потом вывалилась щека, а за ней язык и зубы. Правый глаз ввалился внутрь.

Кусок мыла выскользнул из руки, потому что его ничто не держало – пальцы растворились, превратились в крохотные скрюченные обмылки.

– Ну, расстались и расстались, – проворковала Нина Федоровна, сложив большие руки на груди. – Не держи в себе, выплесни.

«Я сейчас проснусь, – подумал Ярик отстраненно. – Я сейчас проснусь – и все пройдет».

Запах клубники набился в голову, как густая колючая вата. Воспоминания об Арине тоже сделались колючими и едкими, их хотелось выковырять из головы, избавиться от них. Давно пора было покончить с этим.

В груди зашевелилось что-то. Сознание подкинуло картинку из старого фильма: черный скользкий червяк, пытающийся выбраться наружу. Ярик слышал шум стекающей воды, чувствовал, как горячие струи бьют по телу, смывают его, растворяют. И чувствовал, как старая толстая тетка водит ладонями по его бедрам, животу, по груди, впивается пальцами в кожу, погружается в нее, в мышцы, скребет ногтями кости…

Он прислонился плечом к скользкому кафелю и зашептал.

– Нет, нет, нет… – с такими словами Ярик вырвался из липкого сна, обнаружил, что свисает с кровати, едва не касаясь затылком пола, что одеяло сползло, член стоит как оловянный солдатик, а голова раскалывается.

Сон был слишком ярким, чтобы раствориться сразу. Перед глазами все еще плавал образ обнаженной Нины Федоровны с ее дряблой огромной грудью, обвисшим животом, крупными венами по всему телу, желтоватой кожей, морщинами… Ярика передернуло. Прежде всего оттого, что он до сих пор испытывал возбуждение и оно странно перекликалось с образом Нины Федоровны. Неправильно это было. Отвратительно.

Будильник сработал почти час назад. По-хорошему, Ярик уже должен был выдвигаться на первую точку: расписание диспетчер сбросил ему в восемь утра.

Смирившись с опозданием, он поплелся в ванную. Там ничего не изменилось, только занавеска почему-то была содрана с двух колец. Из кухни доносились звуки готовки: Веня вернулся и, видимо, завтракал.

– У тебя сегодня работа? – спросил он, когда Ярик умывался.

– Планировал.

– Тогда пьем веселой компанией без тебя.

Последнее время Веня пил веселой компанией чуть ли не каждый свой свободный день. И это он тоже сваливал на фатализм. К чему ограничивать свои желания, когда так надо судьбе? Верно же?

Диспетчер настырно забрасывал сообщениями, требуя подтвердить ближайшие три заказа. Ярик, вздохнув, подтвердил. Через десять минут он был уже в машине, двигался по проспекту в потоке, размышляя о том, где было бы удобнее быстро перехватить завтрак.

Голова болела так, будто вчерашний вечер закончился попойкой. В салоне витали ароматы мыла. Клубника, яблоко, апельсин, что-то еще. Ароматы снова вернули к мысли о Нине Федоровне, по затылку пробежал холодок. Ярик вдруг почувствовал резкое желание увидеть женщину по-настоящему, а не в фантазиях, дотронуться до ее груди, обнаженного живота, до потрескавшихся губ… Те самые эмоции, которые он испытал во сне, но испытал – как оказалось – не до конца, застряли где-то в области груди и никак не хотели выходить.

Наваждение быстро прошло, но не исчезло совсем, а зависло где-то в уголке сознания.

Оно висело там несколько часов. Покалывало. Просило закончить, наконец, с работой и поехать на улицу Луначарского, дом шестнадцать. Без повода. Позвонить. Пройти в темный коридор коммуналки. Заглянуть на кухню.

И потом что?

Шептать что-то Нине Федоровне, как тот мужик с редкими волосами и укороченной ногой?

Попросить ее снять халат?

Ярик нервно засмеялся. Глупо и пошло.

Однако мысль не покидала.

Он позавтракал на автозаправке: выпил две чашки кофе – одну за другой – заел сэндвичем с индейкой. Поболтал с диспетчером – милой старушкой, имени которой никак не мог запомнить. Вывалился в душное лето, забрался в салон автомобиля и обнаружил, что едет в сторону дома Нины Федоровны.

Припарковался, не думая особо ни о чем, вышел из машины и направился к пятиэтажному дому. Дверь подъезда была старая, постоянно открытая, без домофона и на расхлябанной скрипучей пружине. Ярик нырнул в прохладу, заторопился по лестнице наверх. Он не знал, почему торопится и что вообще здесь делает.

Просто пахло клубникой, просто эмоций не хватило во сне. Нужен был выход, понимаете? Нужно было немедленно увидеться с Ниной Федоровной и избавиться от бешеной боли в груди и в затылке.

У двери в коммуналку он столкнулся с той самой девушкой, которую вчера встретил в халатике и с мокрыми волосами. Сейчас она была одета в нарядное, волосы зачесала, накрасила губы и подвела глаза. Красавица.

– Вы к кому? – спросила девушка, затем прищурилась и ткнула Ярика в грудь тонким пальцем. – Я вас помню. Курьер? Вчера были, да?

Он кивнул, косясь на рядок звонков за левым плечом девушки.

– У вас все нормально?

– А вам… какое дело?

Она бесцеремонно схватила его за подбородок, дернула так, что Ярик подался вперед и его глаза оказались напротив глаз девушки. Она хмыкнула, будто сразу все поняла (хотя непонятно было, что она вообще понимает-то?).

– Зачем вы взяли мыло без спроса?

– Я… – Ярик даже не пытался сопротивляться, так его это все обескуражило.

– Вы где мыло вообще взяли, курьер? Вытащили из какого-то заказа?

– Нет, вы что. Пересортица. Лишний кусок завалялся, неучтенный.

Девушка нахмурилась, посмотрела через плечо на дверь и спросила почему-то шепотом:

– Один кусок, говорите. Больше не было?

– Что, блин, происходит? – выдавил Ярик. Пальцы девушки больно впивались в скулы. – Да, один кусок, один. Это важно?

– Вы не понимаете насколько. Идемте.

Она отпустила наконец его челюсть, но зато взяла под локоть и потащила вниз.

Ярику показалось, что в дверном глазке коммуналки мелькнула тень. Ощущение было такое, будто кто-то стоит за дверью и ждет, когда Ярик позвонит. Просто ждет звонка, чтобы немедленно открыть и пригласить в темноту коридора, вдоль дверей, мимо туалета, налево, в кухню, где гуляют сладкие ароматы…

Девушка увлекла его вниз. В затылке затрепетали тревожные мысли. А вдруг он больше никогда не увидит Нину Федоровну? Но это были какие-то глупые, ненастоящие мысли.

– Вам здесь еще месяц нельзя появляться, – говорила девушка. – Или лучше вообще не приходите, раз уж вляпались…