— Я обещал ей, что не скажу, — тихо, но твердо сказал мальчик.

— Никон, я надеюсь, ты понимаешь, что обещание сбежавшей из дома девочке куда менее важно, чем тревога за нее со стороны ее близких? Поэтому, я прошу тебя, нарушь слово ради нее же самой и скажи нам: где она.

Драгомир нервно кусал губы, он стоял, низко опустив голову.

— Чего вы тянете? — гневно воскликнул Кай. — он сказал, где Гедовин?

— Еще нет, но скажет, — заверил его Вителлий, мальчик понял его слова и содрогнулся. Бежать было некуда. Почему-то сейчас он еще больше не верил в то, что когда-то он взорвал родной город, но чувствовал себя покинутым маленьким мальчиком, которому так хотелось ласки и понимания, а не требовательности и строгости.

— Я обещал, — начал он, но его тут же прервала Анна.

Будучи на полголовы ваше него, Анна взяла его за плечи и в упор посмотрела на него, буквально заставив его поднять голову. Поймав его взгляд, она внимательно посмотрела на мальчика.

— Никон, Гедовин запуталась, именно поэтому мы сообщили ее отцу, что она приходила сюда. Гедовин нужно помочь, мы должны знать, где она.

— С ней Модест, — неуверенно ответил мальчик.

— Модест — всего лишь мальчик, он помогает ей по дружбе, не осознавая того, что делает только хуже, и себе, и ей.

— Она, она очень боится, что отец запрет ее в монастырь, и я согласен: она не совсем понимает, что делает.

— И где же она?

Устоять Драгомир не мог. Анна так на него смотрела! Один ее взгляд туманил его рассудок.

— Она в подземных галереях под библиотекой, но попасть туда можно только с помощью специального ключа. Гедовин провела меня внутрь и вывела с помощью этого ключа, он волшебный: стоит его приложить к стене, как та становится прозрачной, точнее проницаемой.

— В этом месте есть специальная дверь?

— Нет, я вышел в другом месте, метрах в двух от того, через которое прошел. Вряд ли там такая большая дверь.

— Спасибо, Никон, ты все сделал правильно, — мягко сказала Анна и, повернувшись к Каю, перевела слова Драгомира — тот нервно рассмеялся.

— Да что за бред он несет? Какой еще волшебный ключ? — воскликнул он и, рассвирепев, резко развернул мальчика к себе и, схватив за грудки, сильно встряхнул. — Где Гедовин?!

— Господин Томилин, пожалуйста успокойтесь! — сразу вступился за мальчика Вителлий, успев удержать ринувшуюся обратно Анну. — Никон говорит правду.

— Какую еще правду? Вы меня за идиота держите? — вскричал тот и, обратясь к Драгомиру, с нескрываемой угрозой в голосе сказал. — Или ты скажешь: где Гедовин — или я за себя не отвечаю!

— Кай! Немедленно отпустите его! — требовательно воскликнул Виттелий и подойдя к Томилину, взял его за запястье — Кай нехотя, но отпустил мальчика. — Анна, Никон, идите наверх, — и, видя, что Кай уже открыл рот, чтобы возмущаться, с ударением на каждое слово добавил, — а я пока объясню господину Томилину кое-что о положении вещей.

Взяв Драгомира за руку, Анна повела его за собой в столовую.

— Может, хочешь чего-нибудь? — участливо спросила она уже в столовой.

— Прости меня, что позволил Гедовин такое сделать, — виновато произнес мальчик.

— А ты мог помешать ей?

— Наверное, да, точно не знаю. И потом точно, что я оставил тебя, хотя я почему-то знал, что ты простоишь так минут десять. И все равно, Кейдра ведь очень переживал! Прости, я никогда больше так не сделаю!

— Не зарекайся, мало ли что в жизни произойдет, но все равно спасибо.

Он кивнул.

— Просто я хотел помочь Гедовин, но ты была права, не стоило мне говорить с ней!

— Может, чаю попьем?

— Давай!

— А о чем именно Гедовин просила тебя?

— Она хочет защитить Рувир, применив магию.

— И поэтому она ушла в подполье? — недоверчиво произнесла Анна, но тут же пояснила себе. — Хотя в монастыре ей бы об этом и думать запретили, а она по-видимому, хочет реально помочь своему городу.

«Примерно так может и быть», — подумал про себя Драгомир, но вслух ничего не сказал, он и так уже нарушил одно обещание, не хватало нарушить и второе! Поэтому он решил немного сменить тему.

— А почему Гедовин так боится ехать в монастырь?

— Потому что это почти что тюрьма. То есть если ты человек веры, тебе это нравится и ты этим живешь, то да, и то, наверное, тяжело. Монастырь — это закрытое учреждение, где люди постоянно молятся, работают, регулярно подвергают себя телесным покаяниям. Но для Гедовин страшно не это, если она станет послушницей, то навсегда свяжет свою жизнь с Храмом. Уйти оттуда означает отречься от Алина, а значит, такого человека могут реально изгнать, вот только где потом его примут?

— Гедовин говорила, что Храм правит везде, кроме Истмирры, то есть и там есть храмы, но они не вершат судьбы жителей.

— Об этом тебе рассказывала Гедовин? О Храме?

— В том числе.

— Ясно, — и, окликнув между делом Дэлию, она попросила подать им чай, потом продолжила. — Что еще она говорила? Кстати почему ты отказался помочь ей?

— Она просила воевать с помощью магии, убивать людей, только потому, что я, — мальчик осекся и, прикусив губу, потупил глаза.

— Она рассказала тебе: кто ты, верно?

Он кивнул, на глаза его навернулись слезы.

— Даже если это правда, я не хочу становиться таким! У меня ведь есть право выбора?

— Да, безусловно! И ты правильно поступил. И давай дяде просто скажем, что Гедовин просила тебя защитить Рувир с помощью магии, а ты отказался, так как опасался жертв. А вот про то, что она тебе все рассказала, мне кажется, говорить не нужно.

— Хорошо. И спасибо!

— К тому же мое мнение: это не твоя война. Ты не знаешь ни современной Истмирры, ни Гриальша, поэтому для тебя принимать ту или иную сторону означает подчиниться одному из мнений. Да и ситуация здесь очень спорная. Пусть Истмирра и напала на Гриальш, но она лишь хочет вернуть свое, а Рувир, ожидая атаки, может и должен сопротивляться. Кому помогать — должен решить народ. Сейчас мэр города объявил всеобщее голосование, я думаю, это хорошая идея!

— Ну да! — поддержал Драгомир. — Ведь царь Изяслав поставил даже не условие, а вопрос, и людям надо дать возможность ответить на него.

При беглом взгляде можно было сказать, что жизнь в Рувире практически не изменилась: все учреждения работали, по улицам прогуливались люди, разъезжали экипажи, и даже торговля шла, но на старых запасах, пока это было незаметно, но торговля должна была сдаться первой. Наплыв покупателей, которые боялись, что при осаде города им нужно все и как можно в большем количестве, грозил заставить лавки закрыться в скором времени. К счастью, другая часть жителей надеялась вырваться из Рувира после голосования, а значит, брать надо будет все самое необходимое, беречь средства и по возможности продать и раздать все, что не особо нужно и может их тормозить. Подготовка к голосованию уверенно шла размеренными шагами, что вполне устраивало господина Нисторина, он уже отправил второе письмо в Тойму с известием о закрытии границ города и не сомневался, что царица Тиона и столичный настоятель оценят его решение по достоинству. Но гораздо больше его волновало сейчас поведение Модеста. Вчера вечером он заезжал к Каю Томилину, может, тот уже что-нибудь выяснил, но ответил ему брат Кая, Бастиан, да еще с порога, что ни Гедовин, ни Модеста не нашли. Поначалу Лиан оскорбился такому отношению к себе и хотел настоять на том, чтобы его пропустили в дом, но сдержался и, процедив сквозь зубы «Спасибо!», ушел.

— Да, Модест, не ожидал от тебя! — вслух произнес он.

В этот момент в дверь постучали, и помощница доложила о прибытии Амалии.

— Пусть войдет.

Амалия была симпатичной молодой женщиной. Ее вьющиеся длинные светлые волосы и карие глаза могли бы заворожить любого мужчину, но в ответ та могла взглянуть с такой холодностью и недовольством, что у потенциального ухажера пропадало всякое желание делать дальнейшие шаги, даже разговорить ее не удавалось, она всегда говорила только по существу и по делу. Иными словами как с коллегой с ней было очень хорошо, а вот как с человеком — непросто. На фоне ее серьезности и строгости, за которыми скрывались скромность и очень нежная чуткая душа, терялись все ее женские прелести, а ведь она обладала стройной фигурой, приятными чертами лица. Впрочем, сама Амалия на такое к себе отношение не жаловалась.