– Help me!* – тихо прошептал несчастный. Это же надо, удивился Макаров, германский разведчик по кличке Турок (именно так назвал его Перколе несколько раз, если конечно все это не было обзыванием) попросил вдруг помощи на английском языке. Хотя это все вполне закономерно при таком смешении разведок многих стран в этой стране.
– Who are you?* – поинтересовался поручик.
– Тэд Джефферс, сэр. Простите, лейтенант Тэд Джефферс, сэр ….
Раненый явно бредил и принял Владимира за кого-то другого. Ладно, на этом следует остановиться, лейтенант слишком слаб, чтобы вести беседу. Стоит подумать, как его вытащить отсюда; нечего даже надеяться, что ему это удастся в одиночку, судя по комплекции, в нем не менее центнера веса, если не больше. Поднять такого на пять метров, не столь просто даже двоим здоровым, а Фарид пока не помощник. Значит, вся надежда на лошадей и на веревки. И этого у него достаточно. Теперь следует изготовить деревянный щит, чтобы не содрать с Тордо последнюю кожу.
Help mi – помогите (англ.) Who is you – кто вы (англ.),
К счастью в сакле нашелся топор; поручик вытянул из полуобрушенной кровли несколько подходящих досок и сколотил из них нечто похожее на носилки без ручек, но зато на полозьях, чтобы хоть чуточку скользить по каменной стене. Спустив вниз свое изделие, он отправился к лошадям, дружно щиплющим сочную траву у самого подножия горы. Одна из них подняла голову и приветствовала его тихим коротким ржанием; он узнал в ней ту, на которой он выехал из крепости. Судя по ее поведению, она немножко считает Макарова своим новым хозяином. Это уже хорошо, можно надеяться хоть на какое-то послушание с ее стороны. Погладив лошадь по голове и шее, он угостил ее сухарем из сумки Фарида и привел к обрыву, где привязал к тому же камню. Обвязавшись веревкой, спустился на уступ; вначале он собирался перекатить Тордо на носилки и к ним привязать, но затем понял, что в таком положении ему его не поднять.
Он прислонил их вертикально к стене, обвязал араба под мышками и вокруг пояса и снова влил в него немного коньяку с водой. Хлебнув и закашлявшись, Тордо открыл глаза. Владимир набросил конец веревки на торчащий вверху ствол лоха; деревцо тонкое, но в качестве блока должно выдержать.
– Тордо, ты слышишь меня? – обратился к нему поручик. Удивительно, но тот кивнул. – Я тебя подниму и попробую привязать к доске, постарайся постоять, хотя бы полминуты, и не упасть. Понял? Полминуты! – Тот снова кивнул. Но пока Владимир заводил ему веревку за спину, его колени подогнулись, и Тордо сел. Так повторилось несколько раз, пока Макаров не догадался притащить большой камень и привязать его к веревке как противовес. Теперь он поднимал пострадавшего, а камень тоже через ствол тянул вверх, хоть чуточку его поддерживая. Очередное усилие увенчалось успехом: он успел закрепить лейтенанта, прежде чем тот сполз вниз. Теперь все зависит от лошади, конечно, все было бы намного проще, если бы у него был хомут и постромки, а так пришлось привязать веревку к луке седла и тянуть не прямо, а чуть наискосок. Из двух толстых досок, соединенных толстым гвоздем, ему удалось соорудить некое подобие подъемной стрелы. Он долго гладил лошадь по шее и говорил ей разные ласковые слова: «ну, голубушка, всего несколько шагов, только потихоньку, прошу тебя». Они сделали эти несколько шагов, край носилок уже показался над обрывом, но веревка вдруг натянулась до предела.
– Стой! – скомандовал он лошади, и та послушно остановилась. Поручик бросился к обрыву; одна из поперечных досок, выступающая за полозья, уперлась в камень в полуметре от края. У него ничего не оказалось под рукой, поэтому пришлось сесть на самый краешек и ногой попытаться оттолкнуть щит от препятствия – занятие крайне опасное, держаться было не за что, а сорваться с обрыва он мог в любую секунду. Наконец он отцепил доску, но кто будет руководить движением? Если он отпустит ногу, щит тотчас же вернется на прежнее место. Владимир оглянулся: умное животное стояло, повернув к нему голову, словно ожидая дальнейших распоряжений. «Но, пошла, – негромко сказал он лошади, и та послушно потянула салазки, а они поднялись над скалой почти вертикально и затем рухнули вниз так резко, что он едва успел кувыркнуться через голову назад, чтобы не попасть под удар. Лошадь остановилась и снова оглянулась на человека. Поручик подошел, обнял ее за шею, так они простояли почти целую минуту. Человек и лошадь, только что проделавшие вместе труднейшую работу и словно понимающие ее значимость для того третьего, так громко застонавшего после удара о каменистый грунт. Но ничего, самое страшное уже позади.
Фарид уже настолько пришел в себя, что Макаров застал его подкладывающим в печку дрова. Дело с Тордо обстояло гораздо хуже, видимо, большая потеря крови, и кроме внешних повреждений, возможны внутренние, с которыми ему так просто не справиться. Они уложили его на тюфяк прямо возле очага и развели максимально большой огонь; как-никак он пролежал под дождем почти шесть часов, в результате совершенно холодные конечности, посеревшая кожа и прерывистое дыхание. Но кроме, как дать ему тепло, у Владимира нет ничего, и он всерьез опасается за жизнь Турка. Он поддерживает огонь и варит суп из куропатки, благо всякой дичи здесь полно. Хотя, кто они ему такие, чтобы о них заботиться? Нужно спасать себя и потому сматываться отсюда побыстрее. Но что-то удерживает его возле этих несчастных, и он варит им чай из чабреца и ромашки – это тоже входит в лечение. К счастью суп из дичи и витаминные чаи сделали свое дело; уже на следующий день Фарид окреп настолько, что заявил о своей готовности привезти из города врача. «Ну что же, пусть едет, решает поручик, я отправлюсь вслед за ним». Вслед за ним – это потому, что он не имеет никакого представления, где они находятся: мешок на голове и темная ночь сделали свое дело. Но не смог уехать тотчас, его подопечному стало настолько плохо, что он не мог его оставить одного. Пока он с ним возился, наступила ночь, и ему пришлось дожидаться рассвета: отправляться в темноту без каких-либо ориентиров не имело смысла. Макаров считал, что два-три часа до возвращения Фарида у него есть, но все пошло по-другому. За окном только начинало сереть, когда во дворе возник непонятный шум, топот копыт и лошадиное ржание; если это даже вернулся Фарид, он не мог так шуметь. Владимир пошел к двери, она в этот миг распахнулась, и в комнату ворвались вооруженные люди. На него тут же наставили винтовки: «собирайся, мы приехали за тобой», приказал один из них; его лицо скрыто капюшоном. На лежащего в постели араба не обратили никакого внимания. Поручику позволили одеться, вывели во двор и усадили на лошадь. Руки и ноги ему оставили свободными, лишь повод его лошади привязан к другому седлу. Остальные окружили их плотным кольцом, и они двинулись в сторону перевала, то есть туда, куда его везли Тордо и Фарид. Всадники скачут резвой рысью, иногда переходят на шаг, возможно, они уже проделали долгий путь и теперь, время от времени, дают краткие передышки лошадям. Полная яркая луна на чистом небе прекрасно освещает путь для этой странной кавалькады. Все молчат, лишь изредка одно – два слова на арабском, и только о происходящем сейчас, поэтому, кто эти люди, понять пока невозможно. Вскоре они достигли перевала, теперь перед ними ровная лесистая долина; села попадались не часто, и они совершенно маленькие – два-три десятка домиков, прилепившихся обычно к подножию горы. В одной такой деревушке, в долине, перерезанной вдоль шумливой неширокой речкой, они, наконец, остановились. Владимира спешили и завели в какой-то сарай с крошечным окошком над дверью; часа через два ему принесли большую миску плова, хлеб, три яблока и кувшин воды. Судя по такому щедрому обеду, ничего серьезного ему пока не угрожает. Куда его привезли и, главное, зачем – не понятно. Хотя у него есть некоторые предположения: эти люди, ворвавшись в хижину, не стали устанавливать его личность, а сразу же заявили «мы приехали за тобой». Значит, им было известно, кто я. А как они меня нашли? Скорее всего, их навел Фарид, здесь явно просматривается связь между поездкой Фарида и появлением этой банды возле заброшенной в горах крошечной хижины. Но такую связь мог установить только Перколе, следовательно, это продолжение все того же сценария, разработанного для него Морисом еще в кабинете римской крепости. Если бы Макарову стало известно, что посланный за лекарствами араб сразу же явился в замок и доложил германскому резиденту о ситуации, в которой оказался Тордо вместе с их подопечным Польдером, то он бы восхитился собственной проницательностью. Но он ничего об этом не знает и пока что размышляет о перспективе побега из его новой тюрьмы. Хоть о какой-нибудь, пусть даже самой невероятной.
