II
Изобретатель, достойный большего, чем все те, кто предшествовал; музыкант, нашедший ключ любви, или нечто подобное, нынче я, терпких полей дворянин пред ликом строгим небес, воспоминаньями душу свою растревожить не в силах: нищее детство, года в подмастерьях, или вот в жизнь выхожу на каком-то вокзале в деревянных своих башмаках, жаркие споры, раз пять или шесть становился вдовцом и несколько свадеб сыграл, и всё неуступчивый нрав мне мешал стать своим в кругу сотоварищей тесном. И не жаль мне утраченной доли моей в веселье божественном: воздух этих полей своей трезвостью терпкой питает беспощадный мой скептицизм. Но поскольку сей скептицизм теперь не заставишь работать, да и я, впрочем, новой тревоге себя посвятил, − так вот и жду, когда сделаюсь мрачным безумцем.
III
На чердаке, став затворником двенадцати лет, я познал мир и прославил человеческую комедию. В подвале изучил историю. В одном северном городе, празднеств ночных став участником, всех встретил женщин, сошедших с полотен старинных. Под сенью пассажа в Париже классическим обучался наукам. В обители, сверкающей над всем великолепьем Востока, закончил свой труд необъятный и провёл остаток дней в лучах заслуженной славы. Кровь свою взбаламутил. О долге своём не забыл. Даже не стоит об этом и думать. Я ведь всам-деле на том свете и за спичками меня не послать.
Départ
Assez vu. La vision s’est rencontree a tous les airs. Assez eu. Rumeurs des villes, le soir, et au soleil, et toujours.
Assez connu. Les arrets de la vie. – O Rumeurs et Visions!
Depart dans l’affection et le bruit neufs!
Отправление
Насмотрелся. Виденье повсюду являлось снова и снова. Наслушался. Шум городов, вечером, и под солнцем, всегда.
Сыт по горло наукой. Полустанки жизни. − О, неясные Звуки, Видения смутные!
Поезд отходит, когда снова от нежности нечем дышать, и снова в шум неизвестности!
Royauté
Un beau matin, chez un peuple fort doux, un homme et une femme superbes criaient sur la place publique: «Mes amis, je veux qu’elle soit reine!» «Je veux être reine!» Elle riait et tremblait. Il parlait aux amis de révélation, d’épreuve terminée. Ils se pâmaient l’un contre l’autre.
En effet ils furent rois toute une matinée où les tentures carminées se relevèrent sur les maisons, et tout l’après-midi, où ils s’avancèrent du côté des jardins de palmes.
Царствование
В одно прекрасное утро, в той стране, где прекроткий обитает народ, мужчина и женщина, оба великолепны, огласили криками площадь: «Друзья, я хочу, чтоб она была королевой!» «Я хочу быть королевой!» Она смеялась и вздрагивала. Он говорил друзьям об откровении свыше, о законченном испытаньи. Прижимаясь друг к другу, испытывали головокруженье от нежности.
В самом деле, они были королём и королевою всё утро, которым карминные шелкà над домами плескались, и весь этот день до самого вечера, которым они удалились к пальмовым по направленью садам.
À une Raison
Un coup de ton doigt sur le tambour décharge tous les sons et commence la nouvelle harmonie.
Un pas de toi, c’est la levée des nouveaux hommes et leur en-marche.
Ta tête se détourne: le nouvel amour!
Ta tête se retourne, – le nouvel amour!
«Change nos lots, crible les fléaux, à commencer par le temps» te chantent ces enfants. «Elève n’importe où la substance de nos fortunes et de nos voeux» on t’en prie.
Arrivée de toujours, qui t’en iras partout.
К Разуму
Барабана задев своим пальцем кожу тугую, изверженья созвучий ты вызываешь, гармонии новой начало.
Сделаешь шаг, и новые люди для марша восстанут.
Поворот головы: новая любовь!
Поворот головы: новая любовь!
«Жребий, выпавший нам, измени, беды отсей, со временем начиная», − тебе эти дети поют.
«Наших судеб и желаний наших самую суть неважно куда подыми», − тебя просят.
Прибытие в любую минуту, того, кто проходит повсюду.
Matinée d’ivresse
O mon Bien! O mon Beau! Fanfare atroce où je ne trébuche point! Chevalet féerique! Hourra pour l’oeuvre inouïe et pour le corps merveilleux, pour la première fois! Cela commença sous les rires des enfants, cela finira par eux. Ce poison va rester dans toutes nos veines même quand, la fanfare tournant, nous serons rendus à l’ancienne inharmonie.
O maintenant, nous si digne de ces tortures! rassemblons fervemment cette promesse surhumaine faite à notre corps et à notre âme créés: cette promesse, cette démence! L’élégance, la science, la violence! On nous a promis d’enterrer dans l’ombre l’arbre du bien et du mal, de déporter les honnêtetés tyranniques, afin que nous amenions notre très pur amour. Cela commença par quelques dégoûts et cela finit, – ne pouvant nous saisir sur-le-champ de cette éternité, – cela finit par une débandade de parfums.
Rire des enfants, discrétion des esclaves, austérité des vierges, horreur des figures et des objets d’ici, sacrés soyez-vous par le souvenir de cette veille. Cela commençait par toute la rustrerie, voici que cela finit par des anges de flamme et de glace.
Petite veille d’ivresse, sainte! quand ce ne serait que pour le masque dont tu as gratifié. Nous t’affirmons, méthode! Nous n’oublions pas que tu as glorifié hier chacun de nos âges. Nous avons foi au poison. Nous savons donner notre vie tout entière tous les jours.
Voici le temps des Assassins.
Утро опьянения
О, моё Благо! О, моя Красота! Фанфарою мучим жестокой, не оступившись ни разу! Сказочная дыба! Ура творенью, − о котором доселе никто и не слыхивал, − и восхищенья достойному телу, − впервые! А начиналось оно встречаемо взрывами детского смеха, ими оно и закончится. Яд же сей в наших венах останется даже тогда, − фанфаре пора закругляться, − когда мы к дисгармонии древней будем возвращены.
А теперь эти пытки, − так нам и надо! восстановим с усердием сверхчеловеческое обещание это, данное нашему телу и нашей душе, что созданы были: обещание это, слабоумие это! Элегантность во внешности и поведении, пытливое изучение, грубое принуждение! Нам обещали во мраке похоронить древо добра и зла, в ссылку навечно отправить тиранившие нас благоприличия, с тем, чтобы мы в обычай ввели нашу чистейшую любовь. А начиналось это взрывами рвоты и кончается, − нам эту вечность нахрапом не взять, − кончается это словно с привязи сорвавшихся ароматов стремительным бегством.
Детский смех, молчанье рабов, девственниц строгость, омерзенье от здешних фигур и предметов, будьте вы прокляты памятью о бдении этом. Это начиналось со всей непристойностью, и вот кончается это ангелами изо льда и пламени.
Во хмелю пролетевшее бденьице, свято! хотя бы и было оно лишь для прикрытия под маской дарованной. Метод, мы утверждаем тебя! Не забудем о том, что вчерась ты прославил кажинный век наш. Веруем в яд сей. Готовы и жизнь нашу всю без остатка отдать каждодневно.
Вот и (наступают) времена Ассасинов.
Phrases
Quand le monde sera réduit en un seul bois noir pour nos quatre yeux étonnés, – en une plage pour deux enfants fidèles, – en une maison musicale pour notre claire sympathie, – je vous trouverai.
Qu’il n’y ait ici-bas qu’un vieillard seul, calme et beau, entouré d’un «luxe inoui», – et je suis à vos genoux.
Que j’aie réalisé tous vos souvenirs, – que je sois celle qui sait vous garrotter, – je vous étoufferai.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
