Доктор и медсестра тихо вышли из комнаты, но Данте остался.

Клео осторожно прижала ребёнка к груди и пристально посмотрела в отстранённое лицо Данте. Слёзы, скопившиеся на кончиках ресницах, упали и потекли по щекам.

— Не заставляй меня уходить, — умолял Данте. — Пожалуйста, qierida (испан. дорогая), я не могу уйти.

Ей не хотелось иметь с ним дело; сейчас она находилась в слишком сильной агонии, чтобы думать о нём, считаться с ним… это было слишком много!

— Я не смогу сделать это один, и ты тоже, — пробормотал Данте, прижимаясь губами к её лбу.

Но Клео едва почувствовала поцелуй. Она замёрзла и оцепенела, и она не думала, что когда-нибудь снова что-то почувствует.

— Я хочу назвать его Закари, — прошептала она. — Зак Дамасо Найт.

Она услышала звук очень похожий на рыдание, исходящий от Данте, но всё ещё отказывалась смотреть на него.

— Он прекрасен, — восхитилась она. — Так прекрасен.

— Да.

Данте сел на край кровати, обнял её за плечи и положил подбородок на её голову, пока они вместе смотрели на Зака. Клео не знала как долго они так сидели, но когда онемение сменилось истощением, Данте продолжал держат её, пока она погружалась в беспокойный сон.

___________________

Когда Клео проснулась в следующий раз, сквозь окно проникал резкий солнечный свет. Воспоминания нахлынули на неё, она села, лихорадочно оглядывая комнату. На каждой поверхности стояли открытки и цветы.

«Как люди узнали об этом так быстро?»

Данте спал в неудобном кресле, его подбородок лежал на груди, а длинные ноги были вытянуты перед ним.

— Нет, — прошептала она, в её голосе звучала паника, пока она искала то, что не могла найти. — Нет!

Резкий крик разбудил Данте. Он быстро сел, его лицо исказилось от горя и беспокойства, а глаза тут же устремились на неё.

— Что случилось?

— Где он? — потребовала Клео, пытаясь вырвать капельницу из руки, чтобы встать с кровати и продолжить поиски.

Данте вскочил и прижал ладонью ее руку.

— Остановись, Клео. — Его голос был хриплым от сна, и она заметила, что его глаза налиты кровью, подбородок почернел от щетины, а волосы стояли торчком. — Ты поранишься.

— Куда они дели моего ребёнка? — закричала она. — Где он?

— Клео, они должны были забрать его в…— Он замолчал, как будто физически был не в состоянии произнести слова.

— Забрать его куда?

— Ты знаешь куда, — прошептал он. — Вниз. В… в морг.

— Нет! Он должен быть здесь, со мной! Как ты мог позволить им забрать его у меня? Как ты мог?

— Клео, будь благоразумной, — умолял он. — Он не мог остаться здесь. Они должны были забрать его. Чтобы…— Он снова замолчал, и на этот раз, казалось, он был совершенно не готов закончить то, что пытался сказать.

Клео услышала вопль, и на секунду не поняла, что он исходит от неё.

Данте, встревоженный этим звуком, потянулся к ней, пытаясь обнять, но она сопротивлялась, отталкивая его, и в его глазах появилась боль, когда он отступил назад.

Клео отвернулась от него, лицом в противоположную сторону и свернулась в калачик. Ей было больно от того, что он здесь. Она хотела, чтобы он ушёл.

— Люк и Блу были здесь, — сказал он, решительно не замечая тот факт, что она его игнорировала. — И Кэл тоже. Эти розовые розы от него.

Данте продолжал говорить и говорить, хотя Клео упорно отказывалась признавать его присутствие. Он сказал, что Блу и Люк обещали вернуться чуть позже и просили передать, что любят её. Сьюзен Киллиан прислала ей цветы, так же как и Джеймс, миссис Уитмен, Коко и Джиджи.

Клео было всё равно. Ей были безразличны эти люди. Как они могли понять, что она чувствует? Зак доверил ей заботу о себе, зависел от неё, и она облажалась. Подвела его. Она прижала руку к животу, желая снова почувствовать его движение. Она хотела, чтобы хоть что-то сказало ей, что это просто кошмарный сон, а на самом деле ничего не произошло.

Её ребёнка больше нет. Он мёртв. И все его улыбки, первые шаги, первое слово, первый день в школе, длинная и прекрасная жизнь, которую он должен был прожить, ушла вместе с ним. Невыносимая агония, которая пришла вместе с осознанием этого, была неизмерима, и слёзы, которые, в конце концов, хлынули из глаз, никак ее не облегчали.

Клео почувствовала, как Данте забрался позади неё на кровать и обвил её тело своим. Было тесновато, но он справился. Скользнув по талии, его рука легла на её живот. Он держал её, пока она плакала, и хотя в начале она сопротивлялась его утешению, в конце была благодарна за его тёплую и молчаливую поддержку.

— Я хотела снова обнять его, — охрипшим от слез голосом, прошептала она. — В морге холодно. Это не место для него. Он такой крошечный.

— Я знаю, — сказал Данте, обнимая её крепче. — Я тоже не хотел, чтобы они забирали его.

— Это твоя вина, — обвинила она.

Слова пришли из ниоткуда, но ей нужно было кого-то обвинять, нужно кого-то ненавидеть, и ненавидеть Данте сейчас было легче, чем любить. Сейчас она не могла любить кого-то. Любовь несёт потери и боль.

— Мы можем пойти и повидаться с ним, когда тебе станет немного лучше, — сказал Данте, неправильно понимая её.

Он убрал руку с её талии, и она почувствовала, как он встал с кровати, оставив её холодной и одинокой. Она не могла зависеть от него, она отказывалась от этого. Не тогда, когда он продолжит свою жизнь без неё, оставив её позади. Клео повернулась к нему лицом.