Боже, меня тошнит. Я не хочу знать.

- Просто позвольте мне уйти. С меня довольно. - Бросившись к двери, я взялась за ручку и обнаружила, что она заперта. Воздух стал густым, слишком горячим. Я впрыснула в свой организм слишком много адреналина и теперь расплачивалась за это.

Расхаживая по кругу, я провела рукой по волосам.

- Вы меня слышите? Меня тошнит от вас, и, если вы меня не выпустите, меня просто вырвет прямо здесь.

Головокружение поглотило меня.

Джетро жив.

Он жив.

Я тоже должна оставаться такой.

Я сглотнула, нуждаясь в свежем воздухе. Я никогда не страдала клаустрофобией, но стены надвигались все ближе, вызывая очередную головокружительную волну, заставляя меня наклоняться вперед, чтобы удержать равновесие.

Бонни, прихрамывая, подошла ближе.

- Ты никуда не пойдешь. Хочешь знать, зачем я тебя вызвала? Пора это выяснить.

Каждая клеточка заставляла меня отступить, но я стояла на своем. Я отказывалась поддаваться страху. Проглотив тошноту и головокружение, я стиснула зубы.

Бонни указала тростью на стену позади меня.

- Давай. Посмотри туда. Ты хочешь знать ответы?

Подозрение и злоба бушевали в моей крови, но я нашла в себе мужество повернуться к ней спиной и встать лицом к стене. По моей коже поползли мурашки, когда она оказалась у меня за спиной — словно гадюка, готовая напасть, но тут мой взгляд упал на несколько зернистых фотографий цвета сепии. Потрепанное временем качество снимков намекало на то, что они старые. Намного старше Бонни.

Подойдя ближе, я внимательно осмотрела изображение. В коричневых и сиенских тонах на нечеткой фотографии был изображен мужчина в меховом пальто с трубкой, из которой валил дым. Снежные заносы скрывали часть Хоуксриджа, делая его похожим на какой-то фантастический замок.

В нем что-то есть.

Я пристальнее вгляделась в лицо мужчины и замерла.

О, боже мой!

Джетро?

Этого не может быть. Картина была очень древней. Не было никакого шанса, что это может быть он.

Бонни встала рядом со мной, вытирая нос платком.

- Заметила сходство?

Я ненавидела то, что она заинтриговала меня, когда я не хотела ничего больше, кроме как притворяться равнодушной и отстраненной. Я сжала губы, отказываясь спрашивать, но она, очевидно, умирала от желания сказать.

- Это прапрадедушка Джетро. Они очень похожи. Ты так не думаешь?

Похожие?

Они выглядели как один и тот же человек.

Густые блестящие волосы зачесаны назад от скульптурных скул и высоких бровей. Губы чувственные, но мужественные, тело царственное и сильное, даже руки мужчины были похожи на руки Джетро, нежно обёрнутые вокруг его трубки, словно это была женская грудь.

Моя грудь.

Мои щеки вспыхнули, когда я подумала, какие у Джетро хорошие руки. Каким хорошим любовником он был. Каким жестоким он мог быть, но в то же время таким нежным.

Мое сердце бешено колотилось, влюбляясь снова и снова, когда воспоминания нахлынули на меня.

Джетро, я скучаю по тебе.

Сходство с ним только сделало нашу разлуку еще более болезненной. У меня зачесались кончики пальцев от желания проследить контуры на фотографии, желания обнять его — дать ему понять, что я его не забыла. Что я борюсь за него, борюсь за наше совместное будущее.

Бонни влажно кашлянула.

- Ответь мне, дитя.

- Да, они очень похожи. Даже немного жутко. - Мои глаза остановились на следующих фотографиях. На одной фотографии весь домашний персонал стоял в один ряд на ступенях парадного входа в Хоуксриджа. Дворецкие и экономки, горничные и лакеи. Все мрачно и свирепо смотрели в камеру.

- Это несколько оставшихся фото после пожара, случившегося несколько десятилетий назад. - Бонни медленно двигалась вместе со мной, пока я переходила от картины к картине. Я не знала, почему это меня так волнует. Это не было моим наследием. Но что-то подсказывало мне, что я узнаю нечто бесценное.

Я была права.

Еще две фотографии, прежде чем я поняла, на что намекала Бонни.

Мой взгляд упал на женщину, окруженную темной тканью, как будто она плавала в океане из нее. Ее перевязанные волосы каскадом ниспадали с макушки благодаря белой ленте, а глаза горели от ее мастерства. В руках она держала иголку и нитку, кружево рассыпалось вокруг нее, как снег.

Это было все равно что смотреть в зеркало.

Нет…

Мое сердце подпрыгнуло, отвергая этот образ, не в силах понять, как это возможно. Не в силах остановиться, я одной рукой потянулась к фотографии, обводя брови и губы таинственной женщины, а другой трогая свой собственный лоб и рот.

Я была точной копией этой незнакомки. Зеркальное отражение.

Она - это я...я - это она… в этом нет никакого смысла.

- Знаешь, кто это? - Самодовольно спросила Бонни.

Я отрицательно покачала головой. Там не было ни даты, ни имени. Только женщина, оказавшаяся в своей стихии, и мирно шьющая.

- Это твоя прапрабабушка, Элиза. - Бонни погладила фотографию распухшими пальцами. Я хотела вырвать её руку. Она была моей семьей, а не ее.

Не трогай ее.

Почему в наших семейных альбомах нет фотографий Элизы? Почему мы не сохранили никаких записей или полной истории того, что случилось с нашими предками? Неужели наша родословная настолько слаба, что мы предпочитаем прятать голову в песок, вместо того чтобы учиться на прошлых ошибках и сражаться?

Кто мы такие?

Опустив руки, я глубоко вздохнула.

- Что ее изображение делает на вашей стене?

- Чтобы напоминать мне, что история не осталась в прошлом.

Я повернулась к ней лицом.

- Что вы имеете в виду?

Карие глаза Бонни были острыми и жестокими.

- Я хочу сказать, что история повторяется. Достаточно просмотреть несколько поколений фотографий, чтобы снова и снова увидеть одного и того же человека. Он пропускает несколько родословных: скулы другие, цвет глаз меняется, тела развиваются. Но потом появляется отпрыск, который выделяется среди всех. Он не похож внешне на своих родителей. О, нет. Это будто самозванец, который жил более века назад.

Она оглядела меня с ног до головы, сморщив нос.

- Я не верю в реинкарнацию, но верю в аномалии, а ты, дитя мое, - точная копия Элизы, и я боюсь, что у тебя точно такой же темперамент.

Холодок побежал вниз по моему позвоночнику.

- Вы говорите так, будто это плохо. - Мои глаза вернулись к изображению. Она выглядела свирепой, но довольной, покорной, но сильной.

Она усмехнулась.

- Да, если ты знаешь историю.

Схватив меня за локоть цепкими пальцами, она подтолкнула меня вперед, следуя хронологии фотографий Элизы и прапрадеда Джетро.

Когда я увидела двойника Джетро на снимках рядом с Элизой, по моей коже побежали мурашки.

- Как его звали?

- Оуэн. - Она остановилась возле одной из фотографий, где Элиза и Оуэн сурово смотрели в камеру, своя в окружении розовых кустов, усыпанных весенними бутонами, и покрытых цветом яблонь. Они оба выглядели растерянными, загнанными в ловушку, испуганными.

- Оуэн "Харриер" Хоук.

У тебя было такое же состояние, как у Джетро, Оуэн? Ты был первым, кто возненавидел свою семью? Почему ты ничего не сделал, чтобы изменить свое будущее?

Бонни отпустила меня.

- Я могла бы рассказать о том, что случилось с этими двумя, но пусть образы говорят сами за себя. В конце концов, что такое слова? Картины говорят тысячу слов? - Она тихо засмеялась, когда я отстранился от нее, впитывая образ за образом.

Медные и кофейные тона вели меня из одного конца комнаты в другой, следуя жалкой хронологии истины.

Бонни была права. Картина действительно рассказывала намного больше. И видя, что она была навсегда заключена в тюрьму и увековечена, мое сердце еще сильнее сжалось от отчаяния.

Элиза медленно менялась в каждом фото.

Я ахнула, когда наткнулась на первый долг. Изображение цвета охры, на котором кровь была не красной, а цвета жженой бронзой, сочащейся из отметин от плетей на кремовой спине Элизы.