* * *

Войдя в роскошный зал особняка, Лиза сразу увидела внушительную фигуру мужчины лет сорока – сорока пяти. Фабрикант и общественный деятель Савва Тимофеевич Морозов стоял перед креслом с высокой спинкой и, когда они вошли, повернулся в их сторону.

– А, племяннички! – раздался его веселый бодрый голос. – Вместе со своей гостьей – Елизаветой Николаевной, если не ошибаюсь?

– Здравствуйте, дядя. Позвольте представить, – Катя сделала жест в сторону Лизы.

В это момент из кресла с высокой спинкой поднялся не замеченный пришедшими гость Саввы Тимофеевича, – и Лиза беззвучно ахнула. На нее с усмешкой смотрел ее муж.

– … моя подруга Елизавета Николаевна Глебова.

Морозов склонил голову и представился сам:

– Савва Тимофеевич Морозов, – а затем с усмешкой обратился к племянникам:

– Познакомьтесь и вы с моим гостем. Глебов Алексей Петрович. А это мои внучатые племянники – седьмая вода на киселе: Екатерина Павловна и Николай Павлович Шмиты.

Алексей сдержанно поклонился. Отметил, как нахмурился племянник Морозова, услышав его имя. Затем внимательно с прищуром взглянул на Лизу. Та с досадой смотрела на него. Алексей неторопливо приблизился к жене.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он, целуя ее в висок. Взял за руку, усадил рядом с собой на диван.

…Последние полчаса Савва Морозов бурно рассказывал что-то, Катя беседовала с ним, Лиза и Николай молчали, а Глебов, временами вступая в разговор, наблюдал за женой и молодым студентом.

– Как поживает господин Пешков29? – поинтересовался Морозов у Алексея их общим знакомым.

Глебов рассеянно взглянул на него.

– Алексей Максимович? – переспросил он. – Я давно не виделся с ним. Скорее нужно спросить о нем мою супругу. – Он посмотрел на жену.

– Да, – Лиза без желания оторвала взгляд от камина и взглянула на Морозова, – я виделась с ним на прошлой неделе. Он в здравии, в прекрасном расположении духа.

– Я рад. Когда увидитесь с ним, засвидетельствуйте мое почтение.

– Несомненно.

Лиза первый раз за весь вечер внимательно посмотрела на фабриканта. Она была наслышана о нем и то, что она знала, вызывало уважение. Он был фабрикантом, миллионером и в то же время прогрессивным деятелем, помогающим социал-демократам денежными средствами.

Савва Тимофеевич тоже с интересом смотрел на госпожу Глебову. Он оказался более прозорливым, чем племянница, и уже догадался, что Николай испытывает огромнейшую симпатию к жене его знакомого. И что госпожа Глебова знает о его симпатии и, по всей видимости, догадывается об этом и Алексей.

– Увидите Алексея Максимовича, засвидетельствуйте ему и мое почтение, – подал голос Николай, бросив безрадостный взгляд на Лизу.

– Непременно, – отозвался Глебов вместо жены. Она сердито поджала губы и отвернулась.

Алексей же, высокомерно смотря на Шмита, отвернувшегося к камину, продолжил:

– По всей видимости, вы увлечены… – он сделал паузу (Шмит на мгновение замер, затем продолжил помешивать угли в камине), – …тем же, чем и моя супруга?

Лиза недовольно поерзала на диване. Морозов хмыкнул и тут же предпочел сгладить возникшую неловкость.

– О, Николая интересует все, чем живет прогрессивная Россия, – с усмешкой произнес он. – Мой внучатый племянник зачитывается произведениями Чернышевского, Белинского…

– Я читаю произведения и других авторов, – буркнул недовольно Николай, ковыряясь кочергой в камине.

Катя оживилась:

– Лиза, мой брат с чувством читает наизусть стихи … Коля, пожалуйста, прочти!

Морозов хохотнул:

– Да, племянник, прочти нам что-нибудь этакое, а?

Николай напрягся. Лиза молчала, выпрямившись, как струна, а Алексей, вальяжно откинувшись на спинку дивана, смотрел на Шмита и его выдавали лишь опасно поблескивающие глаза.

– Извольте, – неожиданно решился Николай. Повернулся к присутствующим. Его взгляд остановился на Лизе. – Письмо Онегина к Татьяне.

На мгновение наступила напряженная тишина, но ее нарушил приятный голос чтеца:

Предвижу все:

Вас оскорбит печальной тайны объясненье…

Какое горькое презренье ваш гордый взгляд изобразит!

Чего хочу?

С какою целью открою душу вам свою?..

Какому злобному веселью, быть может, повод подаю!..

Я думал: вольность и покой замена счастью.

Боже мой! Как я ошибся, как наказан!

Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз ловить влюбленными глазами…

Внимать вам долго, понимать

Душой все ваше совершенство…

Пред вами в муках замирать, бледнеть и гаснуть…

Вот блаженство!..

Я знаю: срок уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я!…

Боюсь: в мольбе моей смиренной

Увидит ваш суровый взор затеи хитрости презренной –

И слышу гневный ваш укор.

Когда б вы знали,

Как ужасно – томиться жаждою любви,

Пылать –

И разумом всечасно смирять волнение в крови.

А между тем притворным хладом вооружать и речь и взор,

Вести спокойный разговор,

Глядеть на вас веселым взглядом!..

Но так и быть:

Я сам себе противиться не в силах боле,

Все решено:

Я в вашей воле!..

И предаюсь моей судьбе.

В комнате наступила тишина. Все молчали. Плотно сжав губы, молчала и Катя, вдруг все осознав. Тем более жуткими показались сухие хлопки аплодисментов Глебова.

– Браво. Чтец вы действительно превосходный. Но безобразно выкинули слова и переврали текст, – сказал он. Посмотрел на жену. – Не правда ли, дорогая? «Пушкин» ведь ЛЮБИМЫЙ ваш поэт?!

Лиза промолчала.

– Я несколько дней не видел жену, – произнес Алексей, вставая. – Позвольте нам откланяться.

Лиза кинула возмущенный взгляд на мужа. Опять он решает все за нее!

– Но как же… – попыталась остановить их Катя, но дядя ей помешал.

– Конечно же, Алексей Петрович. Я вас прекрасно понимаю. Не смеем вас с супругой задерживать, – сказал он.

Коля Шмит, бледный как мел, отвернувшись, молчал. Лиза, проигнорировав протянутую Алексеем руку, встала, попрощалась, и вышла. Глебов откланялся и вышел следом.

Спустя некоторое время они уже ехали к гостинице, где остановился Алексей. Оба молчали. Лиза, хотя и ощущала исходящую от мужа тихую ярость и угрозу, упрямо не желала сдаваться и показать слабость. Держаться ей помогали гнев и обида. Хотя откровенное признание Шмита выбило ее из колеи: оно было неожиданным и высказанным в очень щекотливой ситуации.

Они так же молча проследовали в его гостиничный номер. Лиза осталась стоять посреди комнаты, когда Алексей закрыл дверь и прошел к столу. Он достал портсигар, вынул папироску, чиркнул спичкой. Закурил. Выпустил носом и ртом струйки дыма. Опять затянулся, все также стоя к жене спиной.

Он ревновал ее по-настоящему. Второй раз в жизни. Первый – к Гирченко, который ухаживал за ней после того как они весной чуть было не расстались по стечению немыслимых обстоятельств, о которых было жутко вспоминать. Теперь, второй раз – к Николаю Шмиту. Почему ревновал именно к ним? Да потому что видел в них соперников – жене нравились интеллектуалы-интеллигенты, притом не дурной внешности и подходящие ей по возрасту. Остальные всегда были мелкими сошками, пустышками, на которых не следовало обращать внимание. Эти же двое – вполне могли заинтересовать его жену.

Глебов напряженно потер переносицу. Выходка молодого студента вывела его из себя, но Алексей сдержался: если студент осмелился заявить при всех о своих чувствах, значит, пытался использовать последний шанс и признаться Лизе. Значит, объяснений между ними раньше не было, как и всего остального, исходя из перефразированного стихотворного отрывка. Об этом инциденте нужно пока забыть, иначе сгоряча можно наломать дров.