Она кинула встревоженный взгляд на сына, нехотя встала и открыла дверь. На пороге стояли господин в черном и два довольно хмурых типа.
– Катарина Хмельницкая?
– Да, это я, – растеряно ответила она.
– Собирайтесь. Пройдемте с нами…
* * *
Мужчина в пенсне налил ей бокал вина. Катарина машинально взяла его в руки.
– Мне сообщили, что у вас есть сын. Это правда?
– Д-да. – Голос Катарины дрогнул.
– Вы воспитываете его одна?
– К чему все эти вопросы?
– В жизни случаются всякие неожиданности, госпожа Хмельницкая. Страшно представить, что будет с мальчиком, если с вами что-то случится.
Руки Катарины задрожали, и часть вина выплеснулась на руки и платье. Она поставила бокал. Спрятала руки под столом.
– Что вы хотите?
– О, сущую малость! Вам ведь хорошо знаком Алексей Глебов?
Катарина напряглась.
– Нет, я совсем его не знаю.
– Не нужно меня обманывать, госпожа Хмельницкая. Мои люди слышали ваш с ним разговор в гримерной. Так что, вот вам бумага, перо, чернила и пишите все, что о нем знаете.
Катарина уставилась на письменные принадлежности, которые перед ней положил Лопухин. Она думала о Пашке, которого ей пришлось оставить одного в гримерной. А еще, он боится оставаться один в темноте. А если она не вернется, о нем некому будет позаботиться.
Она пристально посмотрела на господина в пенсне.
– Если я напишу, вы отпустите меня?
Лопухин оперся руками о стол и наклонился к ней.
– Конечно же. Вы сможете вернуться к сыну.
Катарина посмотрела на письменные принадлежности. Затем взяла перо, придвинула лист бумаги. И стала писать.
* * *
Глебов вернулся домой лишь утром. Убедившись, что слежки за домом нет, он пробрался в квартиру.
Алексей не знал, что сказать жене, чтобы убедить ее в необходимости уехать из Петербурга. Каково же было его удивление, когда жены не оказалось дома – ни ее, ни ее вещей. Первоначально он испугался того, что ее схватили, но тут же отмел это предположение.
Глебов позвонил в колокольчик, и вскоре явилась их приходящая рано утром прислуга Арина.
– Моя жена просила что-нибудь мне передать? – спросил он женщину.
– Да, Алексей Петрович, она оставила вам записку. – Арина передала Алексею небольшой согнутый пополам листок.
Глебов развернул его. Всего четыре слова. «Я уехала в Москву».
– Вам что-нибудь угодно? – неуверенно спросила прислуга, выводя его из ступора.
– Нет. Можете идти.
Когда Арина удалилась, Глебов смял листок и швырнул его в угол комнаты. Все отношения свелись к каким-то паршивым четырем словам! Он плеснул в бокал коньяк и залпом выпил. В записке Лиза даже не указала к кому едет и зачем. Значит, она не хочет его видеть. Как все некстати! Алексей встал, подобрал с пола записку Лизы, положил в камин и сжег. Скидал необходимые вещи в чемодан. Выглянул наружу и, убедившись, что слежки нет, вышел из квартиры.
_6
* * *
Москва
Алексей, увидев Айседору Дункан, остановился как вкопанный. Третий день он безуспешно разыскивал жену по многолюдной Москве, а встретил американскую танцовщицу!
Она приветливо помахала ему рукой, «перепорхнула» дорогу и оказалась возле него.
– О, это вы! Я поражена!
– А я-то как поражен! – Он поцеловал ее ручку. – Как давно вы здесь?
– Я прибыла вчера. Составите мне компанию? – скорее попросила, чем спросила Айседора, приглашая его прогуляться.
Глебов мгновение поколебался.
– С удовольствием. Как вам Москва?
Дора шла рядом с Алексеем и улыбалась. Москва казалась ей солнечной, пестрой и крикливой. На фоне голубого неба высились многочисленные золотые купола. Деревья были окутаны воздушными облаками инея, а веточки покрыты снежной коркой. Московские люди же были шумными, нарядными…
– О, это сказка! Солнечная, легкомысленная и совершенно не страшная сказка, которую во всем мире могли придумать только русские люди. – Айседора глубоко вдохнула морозный воздух. – Россия… Вот, оказывается, она какая!
Алексей засмеялся, а Дора улыбаясь, посмотрела на него.
– Здесь, в Москве, кажется невозможным предаваться мрачным мыслям.
– Вы уже выступили Москве?
– Да.
– Не сомневаюсь, концертные залы были переполнены восторженной публикой.
– Да, так и было. И мне аплодировали известные представители художественного мира Москвы! Я познакомилась с самим Станиславским20!
– Станиславским?
– Да. Он – талантливейший человек! В нем природа соединила все лучшие качества человеческой натуры: благородство, талант, интеллект, нравственную чистоту и величественную красоту.
– О, я вижу, вы очарованы им!
– Вы ревнуете?
– Немного.
– Ах, Алекс! Я очарована, околдована совершенно иным мужчиной. – Танцовщица многозначительно посмотрела Глебову в глаза. Он выдержал ее взгляд, лишь улыбаясь в ответ. Айседора вздохнула, отворачиваясь. – Я с радостью приняла дружбу Константина Сергеевича. Я познакомлю вас. А вот и он!
Алексей взглянул на высокого усатого мужчину, идущего навстречу к ним. Он, улыбаясь, сделал шаг к нему на встречу и они пожали друг другу руки.
– Так вы знакомы! – догадалась американка.
– Да, и довольно давно, – подтвердил Станиславский. – Алексей Петрович брал у меня уроки актерского мастерства.
Глебов улыбнулся:
– Да, и частенько слышал твою излюбленную фразу…
– «Не верю»! – в один голос произнесли Алексей и Айседора, и все дружно рассмеялись.
– Давно в городе? – поинтересовался Станиславский.
– Несколько дней.
– Один или с супругой?
– Пока что один. Мы должны встретиться на днях, – уклончиво ответил Глебов.
– Обязательно приходите в наш театр. Я знаю, что ей очень понравится новая постановка.
– Непременно.
Айседора взяла Станиславского под руку.
– Мы с Константином Сергеевичем едем кататься по Москве. Он обещал показать мне город. Составьте нам компанию.
Алексей хотел отказаться, но Дора и Станиславский его уговорили, и он отправился с ними на прогулку.
* * *
На главных улицах Москвы, как всегда, было жуткое движенье: транспорт несся в различных направлениях, не признавая никаких правил, и только лишь трамваи двигались по рельсам. Айседора впервые оказалась на знаменитой русской тройке с бубенцами и радовалась как ребенок. Их извозчик – тот еще лихач – мчал их по улицам, ловко управляя лошадьми. Айседора вскрикивала при опасности столкновения, а когда столкновения удавалось избежать, тут же восхищалась виртуозностью возниц.
Их тройка выехала по направлению к Воробьевым горам, где можно было насладиться панорамой Москвы. Тройка летела по заснеженной дороге, из-под копыт взметались комья снега, которые тут же рассыпались в серебристую пыль, бубенцы весело звенели. Айседора, расставляя руки в стороны, смеялась, наслаждаясь свободной ездой.
На Воробьевых горах – свысока – заснеженная Москва казалось чудным зимним миражом. Яркие купола с крестами, длинная белая лента Москвы-реки, сизый густой дым, поднимающийся столбом из труб домов, – и все на фоне белоснежного ландшафта и чистого голубого неба… А потом вновь мчались на лихой тройке под звон бубенцов, возвращаясь в Москву.
Московские торговые ряды были самым шумным и многолюдным местом. Здесь было настоящее столпотворение – однако это место посещал только простой народ. Айседоре же было любопытно наблюдать за ними, находиться среди них. И господа ее сопровождали.
Торговцы и торговки громогласно расхваливали свой товар. Купчихи, и кухарки, укутанные поверх шуб яркими платками, и мужики в теплых тулупах присматривались к предлагаемому товару, торговались, что-то приобретали. Краснощекие от мороза бабы, восседая верхом на коробах со стряпней, голосисто зазывали отведать горячие аппетитные пирожки.