Он активировал прямую одностороннюю связь с преследующим кораблем. И обрисовал задание. Лицо пилота на экране побледнело. Такое задание было самоубийственным. Но на это было наплевать. Только два варианта. Либо выполненное задание, либо смерть.
С ближайшей базы к кораблю стартовали три «Ската». Через сорок минут они пристыкуются и разгонят корабль при пяти G в течение четырех часов до семисот километров в секунду. Затем свободный полет, торможение до четырехсот. «Скаты» отстыкуются, корабль будет поврежден и выведен из строя над плоскостью эклиптики, на гиперболической орбите. Повреждения должны быть масштабные, хорошо видимые снаружи. Вариант – столкновение со «Скатом». Пробоина в корпусе, разгерметизация. В планируемой точке встречи экипаж «Алгола» получит сигнал бедствия. После этого пилот должен захватить корабль со всем оборудованием и вернуть его на базу. Классический вариант «троянского коня».
Пилот через силу выдавил: «Есть, сэр».
Человек заключительную часть инструкции выдал в текстовом виде.
«При неудаче спасательные работы проводиться не будут. В случае успеха твой приз – «Алгол»». Человек знал, что такое кнут и пряник.
* * *
Противное жужжание лезло мне в ухо, я никак не мог от него отделаться. С великим трудом разлепив глаза, я увидел только яркую белую поверхность. Чуть позже пришла разламывающая, тупая головная боль. Горло было, как наждачка, страшно хотелось пить. Голову повернуть я боялся. Там, внутри, здоровенный чугунный шар, он перекатится и окончательно разломает мне череп. Потом пришла ноющая боль во всем теле. Превозмогая себя, я повернул голову влево. Какие-то лампочки. Голова не поворачивается, что-то во рту мешает. Какая-то трубка. Я сжал ее зубами, и в рот прыснула холодная влага. Как здорово! Я с наслаждением напился. Голова чуть-чуть прояснилась. Так, слева прозрачная стенка, за ней коридор. Лицо щипало и зудело. На руках провода. Я чуть-чуть приподнял голову. Дальше не давал светящийся потолок. Понятно, я в кибердиагносте. Голый. Интересно, как я умудрился сюда вляпаться?
Нашарив кнопку, я надавил на нее, стеклянная стенка уехала вверх, а мое ложе с аппаратурой выдвинулось на середину коридора. Я с трудом приподнялся, отклеивая провода с датчиками, сел на ложе. Сидеть было тяжело, хоть сила тяжести в половину от нормальной. Но все равно надо оглядеть себя. Оказывается, я не совсем голый. Имеется маленькая тряпочка, даже не тряпочка, а носовой платочек. Я прибью эту девчонку!
– Ты зачем встаешь? Немедленно лезь обратно!
Не успела появиться, так еще и командовать будет.
– Дай мне одеться.
– Куда тебе одеваться, посмотри на себя.
Я посмотрел. Кожа красная, покрытая каким-то липким гелем. Ну и что, с платочком, что ли, ходить.
– Принеси одежду. Это твой платочек?
Она усмехнулась. И хитро посмотрела на меня.
– Мой. Знаешь, а ты ничего.
– Знаю. Долго разглядывала?
Она фыркнула и убежала, наверное, за одеждой. В голове вокруг чугунного шара летала стая рассерженных мух.
Через четверть часа, когда я с трудом натянул свой комбинезон, мы собрались в рубке. Ада протянула мне чашку с кофе.
– Как себя чувствуешь, герой?
– Паршиво. Может, расскажете мне, что к чему, а то я что-то плохо помню. Я вылез из корабля пострелять по «Скатам». Я помню, как они садились, а потом у меня крыша поехала. Очнулся в инкубаторе.
Ада чуть не подскочила в кресле.
– Я еще никогда такого не видела! Ты должен был постараться повредить хотя бы манипулятор одного модуля, чтобы он не закрепился и они не утащили корабль. Вместо этого ты разнес два модуля и спалил третий. Причем третий ты уничтожил ядерной пулей на расстоянии восьми километров! А до этого ты оборвал фал и, как обезьяна, прыгал по всему кораблю. Между прочим, по фалу подавался кислород. А обжегся ты, когда постоял возле двигателя модуля, это раз, а еще второй «Скат» попытался сжечь тебя двигателем, но ты убежал, а потом расстрелял его.
– Кстати, чтобы тебя вытащить, скафандр пришлось разрезать, металлические застежки сплавились. На нем было множество микропорывов. Удивительно, как он еще выдержал. После обрыва фала у тебя оставался воздух только внутри скафандра, и ты все равно сражался.
– Да что там рассказывать, посмотри сам.
Профессор включил запись, и я со стороны полюбовался на свое безумство.
– А как я порвал фал?
– Неизвестно, может, его перебило рикошетом или осколком, может, ты сам его оборвал. На записи это не видно.
– Да, я вспоминаю, что он мне мешал. Я хотел его сбросить, но пульта не было на руке. Кстати, сколько времени я прыгал?
– Ты разделался с модулями за сорок семь секунд. Через пятьдесят восемь ты был уже в шлюзе. Посмотри, хронометраж внизу.
Я обалдело смотрел запись. Не может такого быть. Я же себя знаю, на такое может быть способен супермен из мультиков, но не я.
– Профессор, как такое возможно?
– Есть разные пути. Первое и самое неприятное – это психокодирование. В тебя на подсознательном уровне внедрили боевую программу, которая активизируется в экстремальной ситуации. Из тебя сделали боевую машину, хоть сам ты об этом и не догадываешься. В бою у тебя снижается болевой порог, увеличивается скорость реакции, мышечный тонус. Второй вариант – это разнообразные, так называемые боевые, коктейли. Набор психотропных препаратов, наркотиков и так далее (здесь я не специалист), которые приводят к тем же результатам. Третий вариант – это комбинация двух перечисленных.
– Я не принимал никаких препаратов.
– А это не обязательно, ампула может быть вшита под кожу и активизироваться химическим способом, например, переизбытком адреналина. В любом случае результат применения налицо. Ты все-таки спас наш корабль и меня с дочерью. Мы тебе очень благодарны. За эту минуту ты в предельно экстремальном режиме сжигал свой организм. Как видишь, больше чем на минуту тебя не хватило, потом перегруженный мозг отключился. Когда мы вырезали тебя из скафандра, ты был без сознания.
– Ты не представляешь, сколько мы тебе всего вкололи, чтобы компенсировать утраченное.
– Долго я был без сознания?
– Почти час, потом ты уснул и проспал почти тридцать часов.
У меня было еще много вопросов, но сейчас я почувствовал, что надо бы еще немножко вздремнуть. Я очень устал.
– Профессор, с Вашего позволения я еще отдохну.
– Конечно, можешь занять мое место в каюте.
– Спасибо.
– Кстати, почему после тридцати часов мы еще ускоряемся?
– Папа вылез после тебя наружу, поснимал с модулей топливные элементы и вставил их в корабль, а модули сбросил.
Профессор рассмеялся мелким каркающим смехом.
– Да, эти уроды хотели нас схватить, а вместо этого подзаправили. У нас теперь топлива много, мы идем по безопасной траектории вне зоны, в комфортабельном режиме. Сила тяжести – 0,3 G. Я не люблю полную невесомость. Через двадцать два часа мы совершим маневр и ляжем на курс к Земле. Там нас уже ждут. Я послал сигнал бедствия, корабли Спасательной службы наготове. Полицейские силы уже ищут преступников. Дальше все должно быть хорошо.
– Папа, ты уже три раза это говорил. И хорошо еще не было. Мы все еще в космосе. За нами гоняются какие-то отморозки, хотят убить. Мне будет хорошо только в своей кроватке на Земле.
– Успокойся.– Отец обнял дочь. – Я сделаю все возможное, чтобы с тобой ничего не случилось. Посмотри, мы все еще живы, хоть нас уже пытались убить шесть раз. Корабль исправен, мы летим к Земле, там нас уже ждут наши друзья.
Ада уткнулась носиком в плечо папы и всхлипнула. Потом через плечо взглянула мне в глаза. В ее глазах была тоска. Мне тоже захотелось ее утешить, приободрить. Но лучше отца я все равно не могу этого сделать. Поэтому я только смущенно улыбнулся ей. Она чуть-чуть улыбнулась в ответ.
А я потопал в медпункт. Это тот самый гробик кибердиагноста, из которого я выпрыгнул. Доска все еще стояла в середине коридора. Провода с датчиками втянуты в недра приборов, хищно поблескивали хитроумные камеры киберхирургов, блестели приборы, светился бактерицидный потолок. Если надо поспать, то посплю лучше здесь. Эта штука быстрее поставит меня на ноги. Сейчас геройство ни к чему, но Ада права. Мы еще в космосе. Случится может всякое, поэтому надо ускоренными темпами приводить себя в форму.