Л е н и н (серьезно). Пожалуйста, расскажите, что вы у нас заметили?

А н г л и ч а н и н. Я заметил, что люди в России очень плохо побриты.

Л е н и н. Да, побриты они неважно.

А н г л и ч а н и н. К тому же они все страшно оборванны... Может быть, вам эта тема неприятна?

Л е н и н. Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, что вы у нас увидели!

А н г л и ч а н и н. Все люди ходят с какими-то свертками. Я сначала не мог понять, в чем дело. А потом мне рассказали... Это их пища, паек... Они из своих учреждений несут домой в газетах вареную кашу. У вас никто не гуляет по улицам. Все куда-то бегут. У Максима Горького всего один костюм.

Л е н и н. Неужели? Он вам говорил?

А н г л и ч а н и н. Мне сказали его близкие.

Л е н и н (как бы про себя, задумчиво). Всем трудно. Горькому тоже трудно. (Вдруг, прищурившись.) А сколько у вас костюмов?

А н г л и ч а н и н. Я не помню... как у всякого порядочного человека... десять... двенадцать...

Л е н и н. У вас двенадцать, а у Горького один... Видите, какая разница! Но продолжайте, пожалуйста!

А н г л и ч а н и н. Когда я простудился, то в аптеке не нашлось никаких лекарств.

Л е н и н (горько). Вот это ужасно... я знаю, это ужасно!

А н г л и ч а н и н. Я ел хлеб, который не годен для пищи, но я слыхал, что где-то в районе реки Волги русские едят друг друга. Правда ли это?

Л е н и н. Правда.

А н г л и ч а н и н (патетически). Человеческие силы не в состоянии остановить эту катастрофу! В России в скором времени никого не останется, кроме деревенских мужиков. Железные дороги заржавеют, так как ваши города перестанут существовать. Я вижу Россию во мгле, в страшной мгле ее конца... катастрофы, гибели...

Л е н и н (просто, задумчиво). Наверно, мы производим жуткое впечатление... "Во мгле"... Наверно, и мгла есть. Нет-нет, я не спорю, наверно, все это так и кажется.

А н г л и ч а н и н. Я слышал, что вы предлагаете план электрификации России.

Л е н и н (вдруг, удивленно). Как - слыхали?

А н г л и ч а н и н. Я имел беседу с одним господином, который...

Л е н и н. Я знаю, с кем вы имели беседу. Что же говорит этот господин?

А н г л и ч а н и н. Он остроумный человек, он шутит, он говорит - не "электрификация", а "электрификция".

Л е н и н. Да, он остроумный господин.

А н г л и ч а н и н. Вы мечтатель, мистер Ленин. Перед вами огромная, плоская, замерзающая страна, скорее с азиатским, чем с европейским, населением, страна, испускающая смертельный крик... а вы мечтаете дать ей электричество. Вы странный мечтатель, мистер Ленин!

Л е н и н. Приезжайте к нам через десять лет.

А н г л и ч а н и н. Но будете ли вы через десять лет?

Л е н и н (весело). Будем. Не верите? Приезжайте и увидите, что будем. Я мечтатель. Мне кажется, что вообще мы - навеки.

А н г л и ч а н и н. Если вы так верите, то у вас есть тайны, которых мы не знаем.

Л е н и н. О, напротив, мы очень откровенны... слишком откровенны!

А н г л и ч а н и н. Если так, то скажите, почему вы верите и мечтаете?

Л е н и н. Так вы же рассердитесь. Вы скажете, что это обычная красная пропаганда. Я верю в рабочий класс, вы - нет. Я верю в русский народ, вас он ужасает. Вы верите в честность капиталистов, а я - нет. Вы придумали чистенький, милый, рождественский социализм, а я стою за диктатуру пролетариата. "Диктатура" слово жестокое, тяжелое, кровавое, мучительное. Таких слов на ветер не бросают, но иначе нельзя мечтать об электрификации, социализме, коммунизме... История покажет, кто из нас прав.

А н г л и ч а н и н. Ваша вера может потрясти... или свести с ума! Это невозможно понять! Перед вами бездна несчастий, ужасов, а вы над пропастью говорите об электрификации... Я отказываюсь понимать!

Снова бьют куранты - опять две-три ноты "Интернационала".

Л е н и н. Приезжайте к нам через десять лет...

А н г л и ч а н и н. Нет, вы что-то скрываете. Вы знаете что-то, чего не знают у нас на Западе, но не говорите!

Л е н и н. Даю вам честное слово, что мы все и до конца говорим открыто.

А н г л и ч а н и н. Вы утомлены. Я это заметил, когда вы вошли... До свидания, мистер Ленин! Благодарю вас за беседу. Может быть, вы и правы, а я неправ. Будущее покажет. До свидания!

Л е н и н. До свидания! А все-таки вы к нам через десять лет приезжайте.

А н г л и й с к и й п и с а т е л ь уходит.

Л е н и н (задумался и вдруг засмеялся). Какой мещанин!! А?! Какой безнадежный филистер!

Входит с е к р е т а р ь.

Инженер Забелин ждет?

С е к р е т а р ь. Да, Владимир Ильич.

Л е н и н. Просите.

Секретарь уходит. Входит З а б е л и н.

З а б е л и н. Здравствуйте, Владимир Ильич.

Л е н и н. Здравствуйте, Антон Иванович. Как здоровье, настроение?

З а б е л и н. Благодарю. Настроение у меня... прогрессирует.

Л е н и н. Чудесно, если прогрессирует... Но, между прочим, вам доводилось в жизни встречать мещан?

З а б е л и н. Мещан?.. Каких?

Л е н и н. Обыкновенных, настоящих, тех самых, которых так живо изображает писатель Максим Горький...

З а б е л и н. Возможно... да... встречал.

Л е н и н. Вот видите... Мы все уверены, что мещанин - существо ископаемое. Живет в Коломне, за кисейными занавесками и носит серебряную цепочку на жилетке. Это величайшее заблуждение. Мещанин - мировая категория. Я сейчас видел образцового мещанина в лице всемирно известного писателя. И он как две капли воды похож на наших российских мещан, коих имеется великое множество во всех слоях нашего общества.

З а б е л и н. Да, они имеются во всех слоях, но я не хотел бы оказаться в числе оных. И цепочки не ношу.

Л е н и н. Не носите?

З а б е л и н. И был бы убит... если б я был похож на них.

Л е н и н. О нет, нет... У каждого из нас есть свои недостатки, но вы - не то. Садитесь. Где же ваш доклад?.. Я его читал с карандашом в руках. Сложнейший труд. Долго работали?

З а б е л и н. Срок был малый. Но я медленно работать не умею, если уже взялся за работу.

Л е н и н. Это сказывается.

З а б е л и н. Как сказывается?.. Простите... отрицательно?

Л е н и н. Отчего же непременно отрицательно?

З а б е л и н. Видите ли, Владимир Ильич, для меня это как экзамен... на старости лет.

Л е н и н. Если уж экзамен, то будем считать, что вы его сдали на пятерку. Превосходный труд... великолепный, и горячо изложено.

З а б е л и н. Я счастлив, я благодарен... Это же мое призвание, которое я, стало быть, вновь обрел. И вообще каждый ученый-энергетик, если только он любит Россию, должен признать, что со времен Петра Первого ничьим умом не владели столь смелые, столь величественные идеи. И все же могу ли я задать вам один очень важный вопрос?

Л е н и н. Спрашивайте, спрашивайте... Вы начинающий и в этом смысле молодой работник.

З а б е л и н. Я и мои коллеги, которые честно идут к нам работать, не сомневаются в победном будущем электрификации... но у нас есть все же "но".

Л е н и н. Какое?.. Очень любопытно.

З а б е л и н. Буду краток - не рано ли?

Л е н и н. Не рано ли приступать к электрификации? Я понял вас.

З а б е л и н. Откровенно говоря, этот вопрос меня ужасно мучает.

Л е н и н. И меня ужасно мучает. Но я безумно мучаюсь оттого, что дело у нас ползет архимедленно. Это громадный, коренной вопрос нашего развития. Сегодня мы отстали от цивилизованного мира, мало сказать, на триста лет. И все мы от мала до велика находимся во власти этой чудовищной отсталости. Как только возникает какая-нибудь смелая мысль, тут-то и начинается брожение умов. Не рано ли? Нет, батенька, не рано. Если бы мы пришли к власти в девятьсот пятом году, то сразу же приступили бы к электрификации. Вообразите, где была бы теперь Советская Россия?

З а б е л и н. Да, конечно, я понимаю. Я начинаю входить в политику.