– Вряд ли они столь долго проживут. Когда я сказал, что мы можем сдержать процесс, я имел в виду именно откладывание их… гм… смерти. Видите ли, существует ряд… небольших проблем. Согласно моим расчетам, наши… гм… экспериментальные образцы будут расти и развиваться чересчур быстро. Соответственно, и смерть их будет наступать значительно быстрее. Впрочем, думаю, это даже к лучшему.
– То есть, вы хотите сказать, что они все… умрут в любом случае? – поразился президент. – И довольно скоро?
– Да, но в этом есть свои плюсы, господин президент. Мы все добьемся своих целей, но при этом никто и никогда не узнает о существовании данного проекта. Никто не будет их искать. Они просто выполнят свое предназначение – для вас свое, для науки другое – и исчезнут. Бесследно. Что, надо сказать, очень удобно. Если все пройдет успешно, мы вполне могли бы поставить дело на поток, и армия ваша будет пополняться бесперебойно.
Эндрюс посмотрел на генерала, а затем и на профессора, думая, не сошли ли те с ума.
– Это же безумие! А что насчет… чувств самих этих людей? И вообще…
– То, чего ты не знаешь, не может тебя ранить, – парировал Мортон, пожимая плечами.
– Нет! – резко произнес президент, подходя к столу и снова садясь в кресло. – Это чистой воды безумие.
Мортон кинул быстрый взгляд на генерала, и Уильямс вновь вступил в разговор.
– Отнюдь, господин президент. Я прошу вас подумать как следует. Это, главным образом, в ваших интересах. Если отношения с Тесмором продолжат развиваться по сегодняшней схеме, вы можете попрощаться с остатками власти. Король постепенно приберет вас к рукам и сделает своей марионеткой, а Беловодье – своей колонией. Если же вы будете сопротивляться, то король приложит определенные усилия, и, сговорившись с вашим парламентом, вам объявят импичмент. Это на самом деле не так трудно организовать, знаете ли. Тем более что недовольство народа растет. Вы ведь в курсе того, как Тесмор поступил с Пустынными землями? Такой же конец наступит и для нас, если только мы не сделаем ход конем и не займем Эдварда проблемами в его собственном королевстве. В противном случае для наших людей наступит конец. Для вас наступит конец.
В словах генерала была своя правда. Положа руку на сердце, Эндрюсу претила идея проекта, продвигаемого уже столько лет генералом, однако он обязан был позаботиться о своих людях и о своей семье. Ну, и, конечно же, ему не хотелось отдавать столь полюбившееся ему президентское кресло кому бы то ни было. Власть ведь сродни наркотику; она развращает, вскрывает самые низменные человеческие пороки и порождает ненасытность в человеке. Однажды вкусив ее, ты уже никогда не удовольствуешься меньшим, но всегда будешь хотеть только больше.
На этот раз тишина в кабинете стояла особенно долго.
Наконец, президент поднял глаза, взглянул поочередно на генерала и профессора и, кашлянув, бросил:
– Хорошо. Мы поступим следующим образом. Мортон, жду вашего доклада завтра после обеда. Высшая степень секретности, вы меня поняли? О полном ходе проекта и его целях должно знать весьма ограниченное количество людей. Под вашу ответственность, Уильямс. Докладывать о ходе проекта лично мне.
Уильямс и Мортон переглянулись. В глазах обоих мелькнул победный огонек.
– Есть, сэр.
Глава 1
БЕЛОВОДЬЕ
2054 год н.э. (или тридцатый год с начала Пост-ядерной эпохи)
Было раннее воскресное утро, и потому на стадионе было необычайно пустынно. Впрочем, и в будние дни здесь занималось не более пятнадцати человек, которые по утрам в воскресенье – единственный свободный от изнурительных тренировок и занятий день – предпочитали спать подольше.
Все, кроме Тома.
Худенький юноша с прямыми темно-каштановыми, почти черными волосами, падающими на лоб, на вид лет семнадцати вышел на стадион и, вскинув светлые глаза, взглянул на несущиеся по сумрачному небу густые тучи. Его глаза неизменно приковывали любой взгляд, ибо было в них нечто необычайное, цепляющее. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить, что если правый глаз его был чисто янтарного цвета, то левый был наполовину голубого цвета.
Несмотря на то, что солнце уже взошло, на улице было все еще довольно темно и прохладно. Тома это, однако, совершенно не смущало. Он не без удовольствия размялся и стал совершать обычную для него ежедневную пробежку.
Бегать Тому нравилось. Он бегал ежедневно и считал это неотъемлемой частью своего дня. После обычной пробежки юноша отмечал, что его разум будто бы проясняется. Бег позволял ему упорядочивать собственные мысли. А в последнее время мыслей было чрезвычайно много.
Сколько себя помнил, Том жил в специальной закрытой школе. Он жил здесь с остальными ребятами с самого рождения и об ином образе жизни даже и не помышлял. Дни были одинаковы и сливались воедино. Каждый новый день был похож на предыдущий. Подъем, зарядка, приемы пищи, занятия. Изнурительные многочасовые тренировки. Ежедневные просветительские лекции. Еженедельные беседы с профессором Мортоном. Ежемесячные медицинские осмотры. Но они привыкли и не знали ничего другого.
Выходить за пределы территории школы учащимся строго запрещалось. Сама школа была сравнительно небольшой и находилась у леса. Территория была обнесена чрезвычайно высокой колючей проволокой, и выйти с территории или, наоборот, проникнуть туда не представлялось простым делом. Учебные помещения и зал для тренировок находились в двухэтажном учебном корпусе. Недалеко от него был построен небольшой кафетерий, где ребята и преподавательский состав обычно ели. А чуть поодаль располагалось административное здание, куда Том и остальные ребята ходили на беседы с профессором Мортоном, а также на плановые медицинские осмотры. Почти на самой окраине находилось небольшое общежитие.
Дети жили изолированно, но это не казалось им странным, ибо так повелось с самого начала. У них не было ни книг, ни телевизоров, и им неоткуда было почерпнуть знания, как живут другие люди. Все, что они знали, они знали из уст преподавателей. Все, что они могли читать, им давали преподаватели или профессор Мортон. Однажды привезли телевизионную установку и показали им какой-то фильм – так разговоры об этом не стихали еще целую вечность.
Кажется, именно с просмотра этого фильма все и началось для Тома. Фильм был военный и повествовал о ребятах, которые жили в военной школе. Точь-в-точь, как они сами. И все было ничего, но какая-то деталь показалась Тому очень странной. Что-то было не так, но что именно Том никак не мог сформулировать. Каждый раз, когда он думал об этом, ему казалось, что он вот-вот ухватит эту мысль за хвост. Однако эта проклятая деталь, вертясь где-то на границе его сознания и словно издеваясь над ним, в самый последний момент ускользала от него, как песок сквозь пальцы. Это сводило его с ума и не давало ему покоя. Но что-то было не так – иначе.
Только что?
Через несколько дней после очередной просветительской лекции о последней ядерной войне, унесшей жизни более чем половины планеты и нанесшей непоправимый урон мировой экосистеме, профессор Мортон внезапно объявил, что завтра их вывезут в музей в близлежащем городе. Все были чрезвычайно возбуждены предстоящим событием. Том, разумеется, тоже, хотя, будучи достаточно сдержанным и скрытным по своей натуре, он никогда открыто и не выражал своего воодушевления.
После пробежки Том вернулся в общежитие, наскоро принял душ и вошел в комнату, которую делил с другими тремя ребятами. Его соседи уже проснулись и потихоньку собирались, радостно переговариваясь между собой. На вошедшего Тома никто – демонстративно или нет – не обратил внимания и не поздоровался с ним.
– Эй, ты бы поторопился, – посоветовал Лестер, бросая взгляд на настенные часы. – Велели не опаздывать.
Лестер был, пожалуй, единственным человеком из всех его сокурсников, который, в общем и целом, нравился Тому. Это был спокойный, рассудительный черноволосый юноша с волевыми, даже немного жесткими чертами лица и обычно невозмутимыми золотисто-карими глазами. Он был невысок ростом, но достаточно крепко сложен. Единственный его недостаток, но довольно существенный, на взгляд Тома, состоял в том, что Лестер был близким другом Джейсона – вечного соперника Тома. Хотя сам Том – он этого не отрицал – никогда и не пытался сблизиться с кем-либо, так что винить Лестера было, по меньшей мере, глупо.
