Отобранных проверяли не только кулаками. Пройдя кулачное испытание, они проходили затем и испытание в поединках с богатырями на учебном оружии. И только после этого учебного боя зачислялись в дружину по рекомендации хотя бы одного из приятелей Добрыни или его самого.

Так отсеивались нестойкие. И оставались только те, кто и вправду не боялся ни боли, ни крови.

Владимир вернулся из-за рубежа вскоре после ухода братьев-княжичей и вернулся с двумя тысячами закаленных в боях варягов. Разместил он их не в городе, а в трех поприщах от него, чтобы не возникало никаких осложнений ни с новгородцами, ни с новгородской властью. Повелел командиру варягов ничего не предпринимать без его указаний, оставив с ними для контроля Ладимира. А сам приехал в Новгород и первым делом выгнал всех новых посадников, тиунов, тысяцких и прочих, которых насадили братья-княжичи.

– На братьев изготовился? – спросил возвращенный в главное кресло посадник Радьша.

– Зачем? – искренне удивился Владимир. – Они друг дружку и без моей помощи сожрут.

Радьша помолчал, подумал, а потом спросил:

– А где Яромир с дружиной великой княгини?

– Ждет, пока я нагуляюсь вдосталь.

Владимир хорошо продумал, как ему следует поступать. Весь свой путь от Господина Великого Новгорода до Киевского великокняжеского престола продумал.

Посадник это понял. И усмехнулся:

– А может, ты и прав, князь Владимир. Гуляй звонко, чтоб до братьев донеслось.

– Да уж донесется. Только о варягах не забывай.

– Кормить буду, а в Новгород не пущу.

– И пошли за Ладимиром.

– Все исполню, князь.

После появления Ладимира новгородский князь вообще перестал чем-либо заниматься. Бражничал с Ладимиром и богатырями, развлекался охотой, а больше всего любил неожиданно нагрянуть со всей своей богатырской ватагой к какому-нибудь боярину. И начинались недельные пиры, скачки на лошадях из боярских конюшен да охоты на девиц. И кто какую поймал, та ему до утра и доставалась.

Посадник очень гневался из-за этих богатырских забав, посылал гонцов с требованием немедленно прекратить разбой. Не стесняясь, прилюдно ругал новгородского князя, а тот в ответ только хохотал:

– Мои богатыри здоровое поголовье челяди увеличивают. Нет бы отблагодарить за это знатным пиром, а они только жалуются.

Посадник для посторонних ушей ругал новгородского князя Владимира, и новгородский князь Владимир громко поддерживал эту легенду для тех же ушей. Однако шумное показное недовольство разгульной жизнью князя Владимира и его богатырей не мешало посаднику внимательно следить за претендентами на Киевский великокняжеский престол. И однажды он огорошил Владимира сообщением:

– Ярополк к моим ближним соседям надумал свататься, князь Владимир.

– К Рогволоду?

– Да. К единственной дочери его Рогнеде. Вот бы где ему нос натянуть.

– А вот это очень даже правильно, – сказал Ладимир. – Так надо, князь.

– Думаешь? – Владимир усмехнулся.

– Уверен.

– Натянем.

– Как? – насторожился посадник.

– А вот как… – начал было Ладимир.

– Пошли свадебное посольство к Рогволоду, – перебил Владимир. – Мол, новгородский князь Владимир желал бы взять вашу дочь в жены законные.

– Откажут, княжич. Горды больно.

– А мне и надо, чтобы они отказали. Твое дело – послать со щедрыми подарками.

– Тебе мало двух врагов в земле Киевской? Хочешь еще одного получить рядом с землей Новгородской?

Владимир улыбнулся:

– Бабка моя великая княгиня Ольга нас с Ладимиром арифметике учила. Хорошая арифметика: умножь, а потом раздели.

– Хорошая арифметика, – прикинув, согласился посадник Радьша и послал к Рогволоду представительного боярина с герольдом и почетной стражей.

Боярин вскоре возвратился – с герольдом, почетной стражей и всеми подарками.

– На словах велено передать, что девица Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволода, за прижитого на сто роне сына рабыни не выйдет замуж даже под страхом смерти.

– Ну ты, княжич, этого и добивался?

– Этого, посадник, этого, – заулыбался Ладимир.

– Рогнеда нанесла мне личное оскорбление, посадник, – сурово сказал Владимир. – Столь тяжкое оскорбление снимается только еще большим оскорблением всей семьи князя Рогволода. Готовь дружины к походу.

– Может, не будем трогать силу Великого Новгорода? – осторожно спросил посадник. – Может, пошлем Яромира или нанятых тобою варягов?

– Я сказал!..

Прикрикнул по-отцовски – и вышел по-отцовски.

Владимир расчетливо прятал Яромира с дружиной, когда-то защищавшей покойную великую княгиню Ольгу. О дружине этой давным-давно позабыли в Киеве, что впоследствии могло сыграть роль, которую трудно будет переоценить.

Посадник это понимал, а потому и не стал спорить. Через три дня обе новгородские дружины выступили на Полоцк под стягом новгородского князя Владимира.

Полоцк не имел серьезных укреплений, поскольку его владыка не предполагал нападений ни с какой стороны. Невысокий земляной вал со старыми деревянными башнями был преодолен с ходу. Оставив новгородцам город для грабежа, Владимир ударил по детинцу, ворвался в него и пошел прямо на княжеский дворец. Тоже деревянный и тоже скверно укрепленный.

За ним шла его личная охрана, за левым плечом – Ладимир и богатыри, вмиг изрубившие всех, при ком было оружие. Владимир отчетливо представлял себе примитивный план дворца Рогволода. Прямо наверняка располагалась тронная палата. И именно там должна была находиться его обидчица.

Дверь оказалась закрытой на засов. Владимир навалился на нее, сзади поднажал кто-то из его богатырей, двери рухнули, и новгородский князь вошел в залу. Два стражника одновременно бросились навстречу, мешая друг другу. Владимир легко уклонился от меча, следовавшие за ним богатыри тут же повязали последних защитников полоцкого князя, и князь новгородский увидел перед собою статную и очень юную девушку с коротким мечом, который она держала перед собой двумя руками. Гнев, страх и ярость смешались в ее взгляде, невероятной радугой отражаясь в широко распахнутых глазах, а яркий румянец, вспыхнувший на щеках, делал ее наивно-отчаянной и прекрасной в этом отчаянии.

– Рогнеда?

Девушка молча бросилась на него. Владимир отпрянул, развернул ее и крепко прижал к себе.

– Хороша, – сказал он. – Чудо как хороша. Жаль, что придется тебя обидеть.

Из рук девушки выпал меч, глухо ударился о шкуры, которые устилали пол залы. И тотчас же с княжеского места поднялся ее отец, князь Рогволод:

– Ты будешь драться со мной!

– Привязать князя и княгиню к их креслам! – приказал Владимир.

Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.

Ладимир сказал осторожно:

– Не надо бы, великий князь…

– Надо! – по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.

До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.

Наконец кончилось это позорище, Владимир сказал, еще не встав на ноги:

– Ладимир, прикажи гридням заколоть всю семью. Кроме Рогнеды. Ее отправить в мой новгородский дворец.

– И Рогдая! – выкрикнула Рогнеда, оттолкнув Владимира. – Не смейте трогать моего брата!

– Никто его и не тронет, – сказал Добрыня, подхватив пятилетнего малыша. – Ого, кусается! Я из него доброго богатыря выпестую…

И вышел с мальчонкой на руках.