На лице Рэксволда промелькнула едва заметная печаль перед тем, как он продолжил свою историю:
– Со временем жизнь обычного вышибалы мне наскучила. Хотелось уверенно стоять на ногах и видеть перспективы, а ежедневная однообразица со скромным жалованием этому не способствовала. Однажды, соблазнившись наградами за бошки местных разбойников, я, и сам того не ведая, ступил на тернистый и опасный путь ассасина. Поначалу был просто охотником за головами. Действовал тихо и скрытно: надеяться на помощь не приходилось, а бандиты редко ходили по одному. Но это не помешало мне вырезать всех ублюдков в округе. Работа закончилась, и я двинулся дальше. Путешествуя по побережьям горного королевства и истребляя разбойников, я заслужил репутацию неплохого убийцы. Вместе с ней пришли и первые заказы на особо опасных преступников. Большинство из них кочевало по континенту, и я не раз покидал Виверхэль – оплата того стоила, да и странствия помогали сменить обстановку. А за одним подонком – капитаном пиратского судна «Чумная лилия», за которым тянулся след из мёртвых торговцев и потопленных кораблей аж от песков Аль Херона, даже пришлось отправиться на далёкие острова. Когда его песенка была спета, в каюте на столе я обнаружил свиток на неизвестном языке и, не знаю зачем, захватил его с собой. Все, кто имел хоть какую-то власть на Грозовых Островах, очень хотели прибрать эту вещицу к рукам. Меня дважды пытались убить местные пираты. Я не понимал шумихи вокруг странного клочка бумаги, пока не вернулся в Виверхэль и не нашёл того, кто смог перевести часть иероглифов. Свиток вещал о первом короле Эльтарона… И им оказался вовсе не Ульфрик де’Монте. Корни истории лесного королевства уходили намного глубже. Я долго искал любые доказательства написанного, но всё было тщетно. Судьба просто смеялась надо мной. Потеряв надежду и почти что сходя с ума, я в отчаянии спалил рукопись и решил снова вернуться к наёмным убийствам. Оставалось лишь пополнить припасы перед долгой дорогой. Именно тогда у старого лавочника я увидел интересную монету, затесавшуюся среди остальных. Чем дольше я смотрел на неё, тем больше понимал: паскудная судьба играет со мной в какую-то извращённую игру. И я принял её вызов. Мой интерес вспыхнул с новой силой. Спустя неделю я вернулся на родину, чтобы получше изучить легенды и предания Эльтарона, лишь подтвердившие мои догадки. Ну а финал истории ты уже и так знаешь.
– Вот это да, – медленно и тоскливо протянул Алан. – А я-то думал, у меня жизнь тяжкая.
– Надеюсь, ты найдёшь свои сокровища, – грустно сказал Джон. – Это твой шанс начать всё сначала, перестать проливать кровь.
– Ты думаешь, я могу измениться? – ассасин внимательно посмотрел на следопыта. – Я палач, годами вырезавший жалкие душонки из самых ничтожных и прогнивших людей. В погоне за известностью и золотом, я делаю мир лучше, но сам лучше стать уже не смогу. Слишком поздно…
Джон посмотрел в его карие глаза. Похоже, Рэксволд ни на толику не сомневался, что тень мальчугана, дерущегося за жизнь, давно растворилась в холодных лучах славы убийцы. Но всё же… он пытался сохранить свой моральный облик.
– А что, если ты заблуждаешься? – предположил следопыт. – Что, если судьбой для тебя уготована иная участь?
– Не думаю, – с едва уловимым оттенком печали ответил ассасин. – Для вас же богатства станут ключом к новой жизни. Независимо от их количества, никто не останется в обиде. Мы всё поделим поровну. Когда растёшь в бедности и одиночестве, начинаешь больше ценить в людях добро, чем содержимое их кошельков. Это более редкая валюта. Поверьте, я видел достаточно, чтобы принять сказанное за истину, – он лениво встал, потянулся и двинулся в сторону леса. – Доедайте. Гляну пока, что там впереди.
Услышанное натолкнуло Джона на мысль, что ассасин затеял путешествие вовсе не ради сокровищ. Он бежал от самого себя.
* * *
Нищие – призраки любого большого города. Невзрачные тени, наблюдающие из закоулков за людьми, что их даже не замечают, а если и видят, то обходят стороной, словно прокажённых. И Басторг не был исключением… Близился вечер, когда у его главных ворот появился босоногий бродяга: замызганная рваная одежда, падавшие на плечи грязные волосы и огромное родимое пятно, что коричневело на правой стороне лица. Такого уродливого оборванца сроду не пустили бы в город, но ветхий пропуск местного жителя, оставшийся со времён лучшей жизни, делал его частью общества, поблёкшим кусочком яркой мозаики.
Опираясь на клюку, нищий проковылял через арку и остановился перед переполненной людьми площадью: приезд новых торговцев подлил масла в огонь ярмарочных страстей, а тёплая погода выманила из домов даже самых ленивых лежебок.
– Меченый вернулся! – подлетевшая толпа шумной ребятни принялась скакать вокруг бродяги. – Меченый! Меченый! – показывая языки, дразнились дети.
– Брысь! – оборванец стукнул клюкой о мостовую, и детвора с заливистым смехом разбежалась.
Нищий обошёл ярмарку по краю, нырнул в малолюдный переулок. Прошкандыбав мимо кузницы и лавки пряностей, он остановился у продуктового склада, чтобы порыться в выставленных у стены отбросах. Большой треснувший ящик с горой мягких овощей источал кисловатый запах. Разогнав мух, бродяга перекопал подгнившую картошку и нашёл под ней раздавленный помидор. После застарелых сухарей и рыбной требухи, что ему довелось раздобыть с утра, томат можно было причислить к разряду вкусного обеда, пусть и весьма скромного. Полакомившись находкой и вытерев руки о штаны, оборванец похромал дальше.
Улица заканчивалась закутком с каменным колодцем – одним из девяти, расположенных в городе. Однако, в отличие от других, этот колодец пользовался меньшей популярностью: узкая тупиковая улица создавала массу неудобств владельцам телег, да и близость трущоб часто собирала вокруг него всякий сброд. Поэтому сюда ходили лишь жители окрестных домов и труженики заведений, что располагались неподалёку.
Нищий дошёл до конца улицы. Как он и предполагал, у колодца никого не было. Остатки воды из стоявшего на бортике ведра приятной прохладой прокатились по горлу. Можно было приступать к задуманному. Поозиравшись по сторонам, бродяга сунул руку за пазуху, но тут же отдёрнул её, моментально среагировав на скрип открывшейся за спиной двери. Из соседнего дома вышла краснощёкая, пышная женщина в жёлтом платье и с парой вёдер в руках.
– Нашла время выползти, – оглянувшись, пробухтел оборванец.
Он сместил на изуродованную половину лица свисавшие сосульками волосы, подпёр плечом ближайшую стену и поднял непринуждённый взор к порозовевшему небу. Подойдя к колодцу, горожанка сбросила в его недра стоявшее на краю ведро, которое отозвалось из тёмной глубины эхоподобным всплеском. Слыша, как быстро наматывается на ворот натянутая цепь, нищий скосил глаза на женщину. Круглолицая особа крутила железную ручку без единого усилия да с такой скоростью, что вся подъёмная конструкция ходила ходуном. «Такая, наверное, могла бы и быка голыми руками задушить, если бы тот ей чем не угодил», – подумалось бродяге. И он был недалёк от истины: Брунгильда, жена мясника, таскавшая и разделывавшая туши наравне с мужем, на недостаток силы не жаловалась.
Совершенно неожиданно она бросила встречный взгляд, и оборванец спешно отвёл взор к вечернему небу. Басторг, как и любой большой город, был многолик: не все соседи знали друг друга, не говоря уже о никому не нужных нищих, среди которых каждый второй страдал хромотой или притворялся колченогим для выманивания денег у сердобольных прохожих. Однако проклятая отметина на лице делала внешность бродяги слишком запоминаемой, и он надеялся, что надёжно спрятал её под волосами. От волнения державшая клюку ладонь вспотела – Меченый переложил палку в другую руку. Он уже устал пялиться на сиреневое небо и не мог дождаться, когда горожанка уберётся восвояси. Услышав наконец удаляющиеся шаги, оборванец уронил взгляд на спину несущей вёдра женщины. Мешкать было некогда: в любой момент на улице могла нарисоваться ещё одна нежеланная персона, а в предзакатный час стража уже плотно закрывала все колодцы. Нищий приблизился к зиявшей чёрной дыре и достал из-за пазухи холщовый свёрток. Он извлёк из него травы, когда резко упавшая на плечо рука развернула его внезапным рывком. Перед ним стояла всё та же горожанка.
