«Нечистая сила. Господи, помилуй душу мою грешную!» – лихорадочно молился он про себя, еле шевеля онемевшими губами.

Рыжий приблизился стремительно. Резко остановившись около застывшего караульного, наклонился к нему и, сверкая адским огнём красных глаз, зло прошипел:

– Если посмеешь наложить при мне крест на себя, душу твою никчёмную выну, мерзавец.

Широко разинув гнилозубый рот, в котором лежала, свернувшись петлёй и играя длинным раздвоенным языком, чёрная змея, он с силой дыхнул в лицо солдата леденящим могильным воздухом, после чего, быстро достигнув очередной двери, исчез за ней.

Смердящее дыхание невесть откуда взявшегося гостя принесло в сознание трясущегося от ужаса солдата безумные в своей отвратительности картины из преисподней. С трудом отогнав от себя чудовищные видения, солдат, покачиваясь, кинулся в покои короля. Распахнув двери и ворвавшись внутрь помещения, он увидел стоявшего на коленях Бурбона, который рвал на себе седые волосы и дико орал:

– Господи, пощади-и-и!

Обескураженный солдат поспешно ретировался, дрожащими руками прикрыл двери и широко перекрестился.

Внезапная острая боль в груди заставила старого вояку схватиться за сердце. Ловя ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе, он, прислонившись спиной к стене, медленно сполз на пол и, успев сказать лишь:

– Господи, прими душу мою, – тут же испустил дух.

Появившемуся через несколько минут старшему офицеру внутренней охраны, обходящему посты, представилась странная и одновременно страшная картина. Внезапно поседевший солдат, которого он знал много лет, висел задушенным на шейном шнурке нательного креста. Суровая нить зацепилась за небольшой торчащий из стены крюк, оставшийся после недавно снятой по приказу монарха картины с изображением Агнессы Сорель.

Бес забавным для себя способом легко избавился от свидетеля своего посещения Бурбона.

После этого случая Людовик погрузился в глубокую депрессию, и, казалось, уже ничто не могло его утешить. Старик много раз делал тщетные попытки обратиться к Богу, но каждый раз появлялся обличающий его пороки ангел и настойчиво препятствовал этому.

Окружение перестало видеть короля улыбающимся. Всегда мрачный, с печатью глубокой печали на лице, сгорбившись от одолевавших его мучительных мыслей, бродил он по опустевшим комнатам дворца, не желая никого видеть. И всегда незримой тенью за ним следовала дю Барри. Безотлучно следя за монархом, она как могла пыталась утешить его.

Наблюдая за попытками Людовика полностью уйти в религию, посты и молитвы, графиня постаралась обеспечить ему тот образ жизни, какой и нужен был в его нынешнем душевном состоянии. Заботясь, она тщательно оберегала его от шумных сборищ, ограничила до минимума общение монарха с высшими должностными лицами королевства, из своего поведения напрочь удалила даже намёки на легкомысленность и желание праздника. Не оставляя осторожных попыток развлечь Людовика, однажды фаворитка предложила ему прогулки в карете, на что король согласился – сначала нехотя, но впоследствии стало ясно, что длительные поездки понравились ему. Дю Барри была счастлива, что смогла найти хоть какой-то выход из тяжёлого для них обоих положения. Ей искренне больно было видеть душевные терзания любимого человека, неумолимо теряющего интерес к жизни.

«Мужчина должен жить эмоциями, должен чувствовать, иначе природа, видя затухающий организм, торопится избавиться от него и незамедлительно списывает со счетов, запустив процесс уничтожения ненужного ей более объекта». Рассуждая подобным образом и справедливо опасаясь за психическое здоровье монарха, фаворитка, руководствуясь исключительно благими намерениями, однажды вновь решила прибегнуть к давно проверенному методу, способному, как ей казалось, пробудить в Бурбоне влечение к прелестям земного существования.

Разработав хитроумный план, она незамедлительно приступила к его реализации. И разве могла она знать, что её желание помочь приведёт к катастрофе?

Однажды, будучи с королём наедине, она взволнованным голосом сообщила ему новость о том, что утром дорогу ей преградил незнакомый монах, который очень настойчиво предлагал ей выслушать его. Монах поведал ей тайну, что в одном из монастырей Франции живёт монахиня-затворница по имени Вивина, пребывание которой тщательно скрывается от всех настоятелем монастыря, так как Вивина до появления в том монастыре пророчествовала, предрекая людям будущее, которое непременно сбывалось. Настоятеля она предупредила о том, что если хоть кто-то за пределами обители узнает о ней, он в тот же день умрёт.

Незнакомый монах и рассказал, что Вивина в самом начале своего незримого подвига заявила, что своё служение посвятит замаливанию грехов поставленного Господом на царство короля Франции Людовика XV.

– Много лет, с самого вашего рождения, с утра до ночи она испрашивала прощения за ваши грехи, Ваше Величество, – взволнованным голосом шептала на ухо Бурбону дю Барри. – А недавно блаженной Вивине было дано откровение о том, что для избавления от греха уныния и скуки смертной вам необходимо одарить простым человеческим счастьем однажды случайно встретившуюся на вашем пути нищую молодую девушку. Именно этот благой поступок наполнит душу вашу спокойствием и утолит жажду мщения Всевышнего. Искреннее желание изменить к лучшему жизнь неизвестного вам человека, безусловно, перекроет большую часть содеянных вами грехов. Ведь невинную кровь можно смыть либо своей кровью, испытывая тяжкие физические страдания, подобно подвигу Христа нашего, либо неустанной молитвой с непременным глубоким покаянием, либо истинно чистым поступком, равным по силе греху убийства, но содержащим прямо противоположный данному греху эффект. Спасение неизвестного вам человека, испытывающего крайнюю нужду, положит конец вашим страданиям, дорогой друг, лишь оно способно снять тяжесть прошлого с вашей души, – как могла, изо всех сил убеждала Бурбона дю Барри.

Бурбон, непомерно уставший от ежедневно терзающего его греха убийства, измучивший себя мыслями до изнеможения, как утопающий за соломинку, ухватился за рассказ дю Барри, несущий хоть и призрачную, но всё-таки надежду на облегчение невыносимых душевных страданий.

– Друг мой Жанна, где монах, открывший тебе эту тайну? В каком из монастырей находится монахиня? Кто будет эта девушка? Когда я встречу её? – забросал король фаворитку вопросами. – Ты ведь знаешь, – уныло добавил он, – время неумолимо, со дня смерти маркиза Шовелена скоро будет полгода, после чего, как предсказано провидцем, должен буду умереть и я. Верно ли было предречено, смогу ли я избежать неизбежного, успею ли отмолить душу свою?

– Ваше Величество, монах этот не пожелал открыться мне и, передав новость, немедленно удалился. Всё произошло как-то очень неожиданно и спонтанно. Скорее всего, монах и сам не знал, когда произойдёт эта судьбоносная встреча. Никто не ведает и о том, какая именно помощь необходима таинственной незнакомке. Положимся на волю Господа нашего, мой король, Он сам всё устроит, если угодна будет Ему жертва ваша. Сейчас меня больше всего радует то обстоятельство, что в откровениях блаженной затворницы не было сказано ни слова о вашей скорой смерти, но есть спасительная надежда. И я убедительно на правах преданного друга вашего прошу – прекратите мыслями своими насильно загонять Своё Величество в могилу. Давайте жить верой в Господа, полагаясь лишь на замысел Его. Всякие наши догадки и размышления о закрытом для нас будущем будут от лукавого. Исполнив истинную волю Христа, подарив незнакомой девушке радость встречи с вами, вашу благосклонность и щедрость, исходящую из искренности стремления помочь, вы, несомненно, сможете заслужить прощение. Именно это сейчас самое главное, мой король. Будем же терпеливы.

Людовик слушал её, задумчиво глядя в одну точку. Не мог он рассказать дю Барри правду о том, что о скорой кончине его уведомил ангел смерти, прибывший от сатаны. Медленно поднявшись, подойдя к золотой клетке, в которой сидела любимая обезьяна дю Барри по кличке Мистигри, пребывая в лишь ему одному ведомых размышлениях, Бурбон долго кормил животное сладостями. Потом, слегка хлопнув ладонью по прутьям клетки, грустно промолвил: