– Хоуп Мария Райт! – раздался грозный оклик.

– Все в порядке, миссис Райт, – поспешно отозвался Чарльз, оборачиваясь и с улыбкой глядя на самую юную прихожанку. – Не беспокойтесь, Хоуп не сделала ничего дурного. – Он перевел взгляд на мать девочки, которая стояла на самой верхней ступени и строго смотрела на дочь.

– Она едва не сбила вас с ног, отец! – женщина поджала губы и бросила на священника извиняющийся взгляд. – Чего ради, скажите мне, пожалуйста, носиться, словно за тобой черти гонятся?

– Никакие черти за мной не гонятся! – надулось дитя, цепко ухватившись за сутану Чарльза, – отец Ксавьер, скажите, что черти не могут за мной гоняться, каждый вечер перед сном я читаю “Отче наш”!

– В таком случае, можешь ничего не бояться, – Чарльз рассмеялся, мягко потрепав рыжие непослушные кудряшки. – Как продвигается твое чтение Библии?

– Не очень хорошо, – призналась девочка, недовольно поджав губешки, – у меня так много вопросов, отец Ксавер! Так много вопросов и ни одного ответа. Вы же поможете мне разобраться?

– Само собой, – Чарльз подхватил детскую ладошку и послушно пошел за ребенком к дороге.

Хоуп была его любимицей. Энергичная, любознательная почемучка с огненного-рыжими волосами и по-лисьи хитрыми зелеными глазами быстро завоевала сердце Чарльза и теперь совершенно без зазрения совести вила веревки из молодого священника. После каждой мессы Ксавьер старался уделить ей время, расспросить как дела, как успехи в учебе: Хоуп – несмотря на достаточно юный возраст – уже умела читать и писать, что было редкостью. Сама же девочка отвечала ему своей детской, искренней любовью. Их связывала нежная, крепкая привязанность, что, в общем-то, не мешало Хоуп порой бедокурить во время служб. Однако это сходило ей с рук, и она оставалась безнаказанной, поскольку Чарльз был с ней слишком мягок и на многое закрывал глаза.

Они не торопясь дошли до угла церкви, где начиналась дорога и был виден небольшой сад, разделявший дом каноника и саму церковь.

– Мы скоро начнем готовиться к моему первому причастию, отец Ксавьер? – девочка взглянула снизу вверх на священника, прищурившись от солнечного света.

– Да, совсем скоро, Хоуп, – Чарльз обсуждал с каноником подготовку детей к первому причастию и менее чем через три-четыре недели она должна была начаться. Он с радостью взял всю подготовку на себя.

Ребенок только было открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но ее прервала мать, которая нервно переминалась с ноги на ногу и явно спешила:

– Хватит болтать, милочка, мало того, что я скоро опоздаю на работу, так ты еще отвлекаешь отца Ксавьера. Пошли скорее.

– Она нисколько меня не отвлекает, – заверил молодой священник, – но стоит поторопиться, чтобы мама не опоздала. До свидания, Хоуп, буду ждать тебя на следующей службе.

– До свидания, отец Ксавьер, – девочка нехотя высвободила свою руку из ладони Чарльза, помахала на прощание и вприпрыжку поспешила за матерью.

Чарльз постоял, глядя вслед женщине с дочерью, помолился за них еще раз и через калитку вошел в сад. Довольно часто после мессы Ксавьер гулял по небольшому садику, в котором росли ветвистые, хоть и молодые, но крепкие яблоньки. Ему нравилось бродить между деревьев, вспоминать, как прошла служба, как стоит провести следующую мессу, кого из прихожан нужно навестить и какие дела выполнить в первую очередь. Но это утро ему не суждено было скоротать в одиночестве, скрываясь в свежей прохладе теней. Около самой большой, самой видной и плодоносящей яблони он увидел высокую фигуру в темном облачении. Чарльз приблизился, и только хотел было заговорить, как вдруг человек обернулся.

– Отец Ксавьер, – Эрик Леншерр пристально, но с улыбкой взглянул на священника, – доброе утро.

– Доброе утро, отец Леншерр, и вы можете звать меня просто Чарльз.

Молодой мужчина чувствовал себя несколько скованно, поскольку от природы был застенчив. Окинул взглядом деревья, зажмурился, когда проворный лучик солнца пробился сквозь густую листву, пожевал губы и вновь взглянул на собеседника. Сейчас он мог разглядеть гостя более пристально, чем предыдущей ночью в свете керосиновой лампы. Священник из соседнего городка и правда выглядел молодо. Открытое, простое, но вместе с тем притягивающее внимание лицо понравилось Чарльзу.

– Все-таки серые, – пробормотал едва слышно Ксавьер, смущенно улыбнувшись, будто про себя. Застенчивость и по-детски наивная бестактность удивительным образом сочетались в нем, делая его в глазах других людей некоим подобием голубоглазого невинного ангела.

– Моя матушка утверждала, что они такие же серые, как дождливые ирландские будни, – отец Леншерр понял, о чем идет речь и расплылся в улыбке, внимательно продолжая смотреть на Чарльза.

Улыбка была совсем мальчишеская, заразительная, но вместе с тем Чарльз отметил присутствие некоторого сходства с дружелюбно настроенной акулой. А вот то, что у самого губы дрогнули в ответной улыбке, умудрился не заметить.

– И дождливая погода бывает прекрасна. Дождь навевает мысли о вечном, – мягко заметил он. – Думаю, ваша уважаемая матушка имела в виду это.

– Вряд ли, скорее она сетовала по поводу того, что скоротать вечера за стаканчиком виски удавалось лишь по выходным, что, безусловно, делало рабочую неделю невыносимо скучной и долгой.

– Отец Леншерр… – Чарльз весело хмыкнул.

– Эрик.

– Эрик, – послушно повторил Ксавьер, пробуя, как имя ощущается на языке, как раскатисто звучит “р”.

– Все мы небезгрешны, Чарльз, – будто оправдываясь, заметил священник, продолжая легко улыбаться. – Я хотел еще раз поблагодарить вас за то, что встретили меня прошлой ночью, приютили.

– Мы очень переживали за вас, Эрик, – вмиг посерьезнел молодой священник, – подумать только, какой тяжелый путь вам пришлось преодолеть, да еще в такую погоду!

– Спасибо за вашу заботу, Чарльз, – мужчина слегка склонил голову влево, благодарно взглянул на собеседника, – дорога и правда была нелегкая, но вот я здесь и надеюсь, что с вашей помощью, с помощью каноника и, конечно же, Господа, мы будем нести Его слово людям, спасать их.

– Вы уже успели познакомиться с каноником?

– Да-да, возможно я слишком самоуверен, но мне показалось, что мы вполне поладили. Он очень тепло принял меня.

– Каноник несколько… своеобразный человек, – заметил Чарльз. Они медленно двинулись по саду, Леншерр шел по правую руку от священника. – Но он славный, это правда, и очень предан своему делу. Вера и эта церковь – все для него.

– Все мы преданны тому, во что верим, Чарльз. Иначе и быть не может, не так ли?

– Безусловно, жаль только, что не все так непоколебимы в своей вере, как каноник.

– А вы, Чарльз? Насколько сильная ваша вера?

– Я… – Ксавьер сбился с шага, запнувшись о непонятно откуда взявшийся камень. Неуклюжесть и неловкость также были его вечными спутниками.

Идущий рядом мужчина мгновенно среагировал и удержал священника от падения. Проворные пальцы сомкнулись на плече поверх черной ткани; розарий, покачнувшись на запястье, тихо зазвенел. Этот звук, тут же подхваченный теплым летним ветерком, затерялся среди шелестящей листвы.

– Осторожно, Чарльз, – Эрик продолжал придерживать его под руку, – все хорошо?

– Конечно, извините мне мою неловкость, – пробормотал Ксавьер, заливаясь краской смущения. Исподлобья бросил мимолетный взгляд на мужчину, стоящего совсем рядом, и заметил, что чуть ли не упирается лбом ему в подбородок. – Извините, – совсем уж как-то пристыжено прошептал священник, и поспешил отстраниться. Не в привычках Чарльза было нарушать чужое личное пространство.

– Все хорошо, вам не за что извиняться. Знаете, стоит быть осторожным даже в райском саду, – Ксавьер вскинул изумленный взгляд и увидел, что Эрик смотрит куда-то за его спину. На главную яблоню, понял он. Леншерр, словно задумавшись о чем-то, наконец перевел взгляд обратно на священника и поспешил смягчить свои слова очередной улыбкой, – я надеюсь, что мы с вами станем добрыми друзьями, Чарльз. И еще, вы можете быть абсолютно уверены в том, что я готов протянуть вам свою руку в любой момент.