Через три с лишним месяца после визита Маяковского в Мексике появились велосипедисты Илья Фрейдберг и Александр Князев. Выпускники Московского института физического воспитания совершили велопробег из Москвы до Мехико[7] в честь открытия советского полпредства в Стране ацтеков. Начали вояж в Москве, пересекли Сибирь, потом из Владивостока пароходом до Шанхая и оттуда тоже пароходом – в Японию. Из Токио отплыли в Северную Америку, сделали небольшую остановку на Гавайях, и потом через Сан-Франциско добрались на том же пароходе до мексиканского порта Мансанильо.
По-испански они не понимали ни слова, в карманах ни одного песо, плюс к этому – разбитые дороги и тучи комаров. Питались тем, чем угощали добрые мексиканцы – лепёшками-тортильяс, фруктами, картошкой, иногда – для тонуса – в придорожных кантинах им наливали по стаканчику «текиля», так называли велосипедисты текилу. Надо ли говорить, что Пестковский и персонал полпредства чествовали Фрейдберга и Князева как героев. «Здесь мы встретили тёплый, радушный приём, – написали они в книге о своём путешествии. – Нам дали комнату и всячески позаботились о нас».
Опекать велосипедистов поручили пресс-атташе Волынскому, который оповестил редакции газет и спортивные организации о прибытии героев-путешественников. «На третий день после нашего приезда к нам явились представители спортклубов с извинением, что по незнанию не встретили нас, и предложили устроить торжественную встречу, – вспоминали велосипедисты. – Мы охотно приняли приглашение». Вместе с Волынским, лёгким на слово и шутку, Фрейдберга и Князева нарасхват приглашали в рабочие и спортивные клубы Мехико. В итоге Волынский записал в свой актив десятки репортажей, появившихся в мексиканской прессе, в которых с восхищением говорилось о спортивно-физкультурных достижениях Страны Советов.
Побывали путешественники на экзотической корриде. В своей книге они в подробностях описали бой быков. Вот финальные строки этой главки: «Кровавый спектакль закончился. Бык падает, из его горла льётся кровь. Публика ревёт от восторга. Шляпы без конца летят к ногам победителя. Под звуки марша матадор раскланивается. Прислуга быстро убирает быка, волоча по песку арены остатки кровавого зрелища. За первым быком идёт второй, третий, и так до шести… Надо признаться, что это зрелище нас не особенно увлекло, домой мы пришли совершенно разбитые».
Поскольку велосипедистам надо было на что-то жить и возвращаться на родину, они занялись поисками работы. В конечном счёте им помог всё тот же Волынский, пристроивший парней рабочими в ботаническую экспедицию из России, которая отправлялась в Центральную и Южную Америку[8]. Так и вышло. Фрейдберг и Князев вернулись в Россию только в 1927 году.
Заметных успехов по налаживанию политических и торговых отношений с Мексикой Пестковский не добился. Более того, в 1926 году мексиканское правительство денонсировало русско-мексиканский торговый договор 1909 года. По этой причине Коллегия НКИД в октябре 1926 года приняла постановление о «незаинтересованности» Советского Союза в заключении нового договора с Мексикой. В НКИД постепенно созревало мнение о чрезмерной «дороговизне» содержания полпредства и консульства. Дипкурьеры тоже обходились «в копеечку». Литвинов, будучи ответственным за «американское направление», говорил о полпредстве без энтузиазма: оно «не может [оперативно] информироваться о наших делах, ни информировать нас о мексиканских делах».
Командировка Пестковского в Мексику закончилась в октябре 1926 года, но интерес к этой стране его не покинул. Он написал «Историю мексиканских революций» и исследование об аграрном вопросе в Мексике. Эти работы были изданы в 1928 году. В книгах содержалось немало критических высказываний о президентах Плутарко Кальесе и Альваро Обрегоне. Тщательному анализу Пестковский подверг «ошибки» мексиканской революции. По просьбе НКИД бывший полпред встречался с гостями из Мексики, а работая в МОПРе и в Исполкоме Коминтерна, уделял повышенное внимание латиноамериканцам и особенно мексиканцам, которых нередко сопровождал в поездках по СССР. Частым гостем у Пестковского был посол Мексики Хесус Силва Эрцог; навестил бывшего полпреда и художник Диего Ривера, приехавший в Москву в 1927 году. Ривера старался понять суть революционно-преобразовательных процессов в Советском Союзе, намеревался создать мураль, посвященную его достижениям. Но планы так и остались планами, в 1928 году Ривера прервал свои политические и творческие проекты в Москве и вернулся в Мексику. Причина проста: он хотел полной творческой самостоятельности, которую чиновники от искусства допустить не могли, прибегая к тактике ползучего саботажа.
В конце 1926 года полпредом в Мексику была назначена Александра Коллонтай. В дорогу отправилась с Пинной – Инной Васильевной Прокофьевой, помощницей по посольству в Норвегии, которой Коллонтай полностью доверяла. «Доброжелатели» в НКИД ей намекали, что Пинна является секретным сотрудником «органов». Коллонтай отшучивалась: «Значит, я буду под надёжной охраной».
Самое «страшное» своё переживание по пути к месту назначения она подробно описала в путевом дневнике:
«В руках Пинны Васильевны неизменная сумка с самым драгоценным нашим багажом – новым шифром. Пинна Васильевна не выпускает сумку из рук, сидит на ней за столом, обедая, и ночью спит на ней. Пинна поговорила со знакомыми пассажирами и скрылась. Прошло довольно много времени. Пинна не показывалась. Пошла её искать. Её нигде нет. Меня это начало беспокоить. Ведь у Пинны в сумке новый шифр. Что если на неё напали, отняли сумку и сбросили Пинну в море? Прошёл час, два, почти три – Пинны всё нет… Я пошла к помощнику капитана, прося о содействии. Он поднял на ноги служащих, и по всему судну пошли поиски. До трюма включительно. Целая паника… И в тот момент, когда я хотела убежать в каюту, чтобы отдаться приступу отчаянья, появляется Пинна под руку с помощником капитана, прижимая к сердцу драгоценную сумку.
– Пинна, Пинна, где вы были все эти часы?
– Где я была? Просто у парикмахера, делала перманент, готовилась к Мексике!»
Тысячи человек, которым был безразличен традиционный дипломатический протокол с его ограничениями, приехали в Веракрус, чтобы поприветствовать нового советского посла. С борта парохода «Лафайет» можно было рассмотреть встречающих с красными флагами. Секретарь полпредства Лев Хайкис обеспечил «эвакуацию» на берег Коллонтай и её багажа – двух чемоданов. «Что в чемоданах? – крикнул кто-то из журналистов. – Красная пропаганда?» Коллонтай не говорила по-испански, но вопрос поняла. Она невозмутимо ответила по-французски: «В одном – мои личные вещи, в другом – книги о Мексике». Хайкис перевёл её слова на испанский язык.
Верительные грамоты Коллонтай вручила президенту Плутарко Кальесу 24 декабря 1926 года. Коллонтай записала в дневнике: «Приём в Национальном дворце. Чёрное шёлковое платье, строгое. Шляпа и туфли куплены здесь. Белые перчатки – в руке. Встречает музыка. Анфилада зал, масса народа вдоль стен. Здесь вручение грамот происходит публично. В последнем зале – всё правительство, дипломаты, журналисты, фотографы. Пока идём через зал, надо сделать три поклона. Волнуюсь. Но я умею владеть собой в такие минуты. Вручаю грамоту. Дальше обычный церемониал: надо сесть на кресло рядом с Кальесом и беседовать через переводчика».
Первые недели в Мехико Коллонтай жила в отеле «Женева» на улице Ливерпуль 133. Коллонтай осмотрела порядком запущенное посольство на улице Рин, приказала снять и убрать подальше портрет Троцкого.
Это распоряжение удивило Хайкиса. Вроде бы опальный, но всё ещё видный руководитель партии. Разговор с Хайкисом Коллонтай записала в дневник: «У Пинны Васильевны вышло разногласие с Видасом по поводу портретов на стене, – сказал Хайкис. – Пинна Васильевна говорит, что вы не хотите у себя портрет Троцкого… Это верно?» «Верно, – подтвердила я».
