– Тебе нравится у нас, племянник? – спросил юноша.

– Нет слов, какими можно выразить мой восторг! – ответил ему Виталий. – Как здесь все великолепно утроено! Так проходят все ваши дни?

– Трудно ответить на этот вопрос. Разве что словами нашего любимого святого отца Ефрема Сирина: «Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питьем. Чувства утопают там в волнах наслаждений, которые изливаются на всех и во всех возможных видах. Никто не чувствует обременения в этом сонме радостей, и все без пресыщения наслаждаются ими, изумляясь величию Божию…»

А это все, что ты видишь и слышишь, и обоняешь и осязаешь, это все для тебя, чтобы ты отдохнул.

– Интересно, из чего вы шьете эти одежды? Где ткут такую ткань? Кто у вас устанавливает моду?

– На этот вопрос тоже трудно ответить.

– Почему?

– Все не совсем так, как тебе кажется. Здесь каждый видит истину в соответствии со своим духовным уровнем.

– То есть, ты не знаешь, из чего делают эту ткань, а кто-то выше уровнем знает?

– Нет. Дело в том, что я вообще не знаю, о какой ткани ты говоришь.

– Ну, хотя бы о той, из которой пошита твоя куртка. Я не могу разобрать, шелк это или мех.

– На мне нет никакой куртки, – улыбнулся юноша.

– Не понял…

– Ее видишь только ты. А я не вижу. Хочешь, я покажу тебе, что вижу я?

– Конечно!

– Протяни руки!

Дядя нежно обхватил запястья племянника длинными музыкальными пальцами, и Виталий ослеп. Вернее, так ему показалось. Он был совершенно слеп, но видел не тьму, а свет. Иногда казалось, что свет движется: что-то в нем меняется, происходит, но Шолохов никак не мог различить, что именно. Наконец, пальцы на запястьях разжались, будто спали оковы не только с рук, но и с глаз, и Виталий снова очутился в райском зале.

– Ну, как? – спросил юноша. – Что на мне надето?

– Я ничего не видел.

– Это от того, что ты увидеть не в состоянии. Но ты понял суть?

– Не уверен.

– Отец Ефрем и тут поможет мне объяснить:

«В какой мере очистил кто здесь око свое, в такой и там возможет созерцать славу Того, Кто превыше всех. В какой мере здесь кто отверз слух свой, в такой и там приобщится Его премудрости. В какой мере здесь кто уготовал недра свои, в такой и там приимет из сокровищ Его».

– Кажется, я начинаю понимать. Но очень сложно это мне. Так много впечатлений за один день.

– Но прошел не один день. Ой, прости, – спохватился дядя, – я отвлекаю тебя от трапезы, которую с такой любовью готовила мама, твоя бабушка. А время для тебя бежит.

Внимание Виталия снова вернулось к пиршественному столу. Посредине он заметил что-то вроде торта на огромной золотой подставке, украшенной скульптурами ангелов и щедро усыпанной самоцветами. Вскоре ему удалось разглядеть. Это был кулич! Такие на Пасху пекла его жена Ирина. В храм в их доме никогда не ходили, но куличи пекли исправно. Похожая на Ангела легкая девчушка в белоснежном одеянии взяла кусочек кулича и принесла гостю.

– Сейчас Пасха? – спросил Виталий, принимая дар с почтительным поклоном.

– У нас всегда Пасха, – прозвучал ее хрустальный как ручей голос.

Виталий ел и погружался в чувство восторга от незабываемого вкуса, великолепия окружающей обстановки и какой-то сладкой музыки. Звуки, вероятно, издавали райские птицы, поющие в саду. Пение доносилось со стороны террасы, соединенной со столовой.

Виталий вдруг вспомнил одну историю, услышанную по телевизору, который часто работал в его квартире «в фоновом режиме». Это была история о монахе и райской птице. В ней монах услышал пение птицы и последовал за ней. Он все слушал и слушал, пока песня не закончилась. А потом вернулся в монастырь. Выяснилось, что прошло много лет и даже десятилетий и умерли все, кого знал тот монах.

Примерно то же случилось и с Виталием. Ему казалось, что он только устроился на подушках и прожевал первый кусочек райской еды, как перед ним предстал Ангел Хранитель с вестью, что пора в путь.

– Прощайся с родными и крепись! Тебе предстоит частный суд.

– Я пойду с вами, если можно, – встала бабушка.

– Это слишком тяжело, Нина! – напомнил Ангел.

– Я знаю, но если Господь разрешит, пойду. Виталию будет со мной не так страшно.

– Господь разрешил, – вздохнул Ангел, – пойдемте!

Они мгновенно спустились с холма, на котором находился особняк бабушки и дедушки, преодолели поле и очутились на ровном, сером, будто заасфальтированном плато.

Там их поджидало знакомое существо. Но узнал его Виталий только по глазам и ухмылке. Существо больше не походило на человека. Оно было покрыто густой рыжей шерстью, имело нечто, похожее на лапы и четыре копыта. Вокруг туловища обвился лысый змееобразный хвост. Шерсть существа кишела червями и насекомыми, распространяя вокруг себя смрад, похожий на запах тухлых яиц. Увидев беса, Виталий сбавил шаг и спрятался за спинами бабушки и Ангела. Бабушка взяла его за руку и повела к центру площадки, над которой висела плоская дощечка, и дотронулась до нее. Появился свиток. Виталий понял, что это перечень его грехов.

Бес подошел ближе.

– Так, так, – прокаркал он, – у нас тут все понятно! Оставьте его мне. Какой смысл водить по мытарствам, если у него все грехи в наличии?

– Не торопись, – сказал Ангел, – мы посмотрим.

– Чего вы там не видели? – зашипел бес.

– Такова воля Божия!

При этих словах в покрытии, на котором они стояли, отверзлась дыра. Оттуда пахнуло жаром и смрадом. Бес рухнул вниз, а Виталий поспешил отойти от края.

– Нам туда, – обратилась к нему бабушка, – возьми мою руку и держи крепко!

Шолохов схватил бабушку за руку, зажмурился и прыгнул.

Внезапно жар прошел, и они очутились в маленькой комнате, полной людей. Виталий почувствовал, что атмосфера здесь напряжена до предела. Люди с искаженными ненавистью лицами бросались друг на друга с упреками. Из общего гула слышались отдельные фразы.

– Ты грешнее меня! У меня было только два любовника в жизни, а у тебя три!

– Зато ты водку пила, а я только пиво!

– Зато пиво ты пила каждый день, а я водку только по пятницам! Ты пивная алкоголичка!

– А ты падшая женщина!

К ссорящимся подошел мужчина с выпученными от ярости глазами. Он тянул за волосы женщину.

– Смотрите, – рычал он, – это моя жена! Она говорит, что я изменял ей, а сама тоже водила всяких домой. И еще она не мыла посуду! – Мужчина толкнул женщину в круг. Остальные в бешенстве вцепились в плоть несчастной длинными когтями.

– Вы все в миллион раз грешнее меня! – кричала жертва.

Виталий обернулся. В комнате уже никто не разговаривал. Люди превратились в зверей. Они рвали плоть друг друга когтями и зубами.

– И тебе найдется местечко среди них! – шепнул на ухо Ангел.

– За что? – дрожащим голосом спросил Виталий.

– Это мытарство празднословия, на котором истязуются грехи бесед безрассудных и скверных.

– Вы оставите меня здесь?

– Пойдем дальше! – сказал Ангел, и они очутились в другом помещении, приблизились к следующему мытарству.

Серые стены и серый потолок оттенял черный стол. За ним сидел человек в черной форме, военного покроя. Человек открыл книгу.

– Так, сейчас посмотрим, что там Виталий натворил, – сказал он, потирая от удовольствия руки, – та-ак! Виталий был в Афганистане! Там он убивал младенцев и насиловал женщин. А потом и их убивал. А из маленьких детей плов готовил.

– Это не правда! – закричал Виталий и повернулся к Ангелу Хранителю. Тот будто и не слышал его.

– Бабушка, это ложь!

Но бабушку нигде не было видно, лишь чувствовалась ее рука, которая сжала его руку крепче.

– Это правда! – невозмутимо продолжал человек в черном. – Поэтому ты пойдешь в самую глубину ада и будешь жариться там вечность. Таково решение относительно твоей души.

– Но это неправда!!! – завопил Виталий и провалился вниз.