Посвящается

Моей маме, Людмиле Лисуковой,

первому читателю

и автору подвигов царя Инокентия.

Алине Пучковой,

чья логика и

рациональное мышление

не раз указывали,

где моя бурная фантазия

окончательно распрощалась

со здравым смыслом.

Ольге Багаевой,

однажды и навсегда вселившей в меня

уверенность в собственных силах.

Спасибо Вам, огромное!

Упорствующим в своих стремлениях и желаниях

судьба всегда дает возможность…

…после сожалеть об этом.

…и жили они долго и счастливо…

Какая скука!

Я с силой захлопнула книгу. Что за история такая, а?! Все, как заведено: богатырь-царевич спас красу-девицу, победил чудище о семи головах и женился. Да нет, не на чудище, сие было бы хоть какой-то новизной и приятным поворотом сюжета.

Труд сей бесценный какого-то бумагомарателя обошелся батюшке аж в 5 золотых! Уж лучше бы он мне бусы привез, честное слово.

Я еще раз взглянула на книгу.

Нет, вещь, без сомнения, стоящая, как в прямом, так и в иносказательном смысле. Весит как добрый камень. Ежели что, ею можно и от разбойников отбиваться. Корешок имеет из тисненой кожи, но самое занятное в ней – картинки: цветастые, на весь разворот.

Я открыла книгу и в очередной раз с сомнением изучила румяного царевича со стогом сена на голове и мечом а руках, которому позавидовали бы и былинные герои. Рядом, то есть, на той же картинке, краса-девица с голубыми глазами на пол лица сползала по стеночке за могучей спиной спасителя. Выпученные глаза ее отражали толи крайний испуг, толи столь же сильную веру в царевича. Сути сие не меняло. Чудище на страницу не поместилось, но судя по грозно сдвинутым бровям царевича, было где-то тут, недалече.

Аж, смотреть противно! Ну почему нельзя по-иному?! Например… Краса-девица, а может вовсе и не краса, просто девица, спасает царевича от … да хотя бы и от чудища! Я старательно представила себе ту же девицу, но с нормальными глазами, держащую в руках меч, пусть и не такой внушительный как у царевича. Сам спасаемый, ну пусть… хоть и прикованный к стене какими-нибудь цепями могучими (чтобы чудище побеждать не мешал) смотрит на девицу, пусть и не красу, взглядом полным обожания! Чем не сказочка?

Дала младшая из княжон Луговских, я, то есть, себе зарок: в подобной ситуации поступить надлежащим образом, не ждать у моря погоды в башне высокой, а самой спасти царевича от участи незавидной! А княжне, пусть и младшей, держать должно слово свое, вот и маюсь… Со скуки! Ведь из чудищ за околицей лишь торгаши иноземные, да и царевичей нуждающихся в спасении пока не попадалось…

Я вздохнула, безо всякого счастья возвращаясь с небес на скучную землю.

Экипаж подскочил на ухабах, и я с возгласом уронила книгу. Сестры взглянули неодобрительно, маменька же продолжала мирно спать на мое счастье. Ругаясь под нос словами, которые девице в моем возрасте и знать-то не положено, я подняла труд, истинно монументальный, и с тоской уставилась в окно.

Жили мы (князь Луговской с домочадцами, челядью и слугами) в просторном имении недалече от стольного Софийского града, дарованном нашему батюшке царской милостью вместе с княжеским титулом за верность и честь, которые так и не удалось поставить под сомнение. Ну и за личную выслугу на военном поприще. Так что, дорога в большой город для шумного семейства отставного вояки занимала всего четыре часа в просторном закрытом экипаже.

Заснеженные просторы родного края…

… успели надоесть еще за первый час пути. Оставалось только слушать в пол уха болтовню сестер, обмениваться тоскливым взглядом с маменькиной заморской собачонкой и листать книгу про подвиги царевича, мнение о которых я успела составить уже через дюжину страниц.

Как же мне хотелось, чтобы что-то произошло. Ну хоть… разбойники напали (на чудище я и не надеюсь), или еще какой казус приключился…

Но нет. Время шло, а экипаж все так же бодро подпрыгивал на ухабах. Маменька спала, сестры обсуждали наряды и кавалеров, а я, наизусть зная,кто/с кем/в чем/ и когда мечтает отказаться наедине на балконе/в парке, все больше и больше убеждалась в том, что ежели мне и суждено погибнуть в цвете лет, так только от скуки…

…И молвил тогда царевич Аннушке: «Жди меня три года, тря дня и три ночи, как только исполню волю царя-батюшки, вернусь к тебе, сдержу слово данное: приведу тебя в палаты белокаменные, и будем жить-поживать…» В общем, треплом оказался царевич, "сгинул в пучине морской, не вернулся". Потому как сказилель о заморским понятии "хеппи енд" понятия не имел ни малейшего.

Встреча с бабулей, чопорной и малость суховатой мадам, прошла так же, как и в прошлом сезоне. И в позапрошлом, и пять лет назад. Не менялся ни нудный обед в честь приезда, ни выражение ее лица. Скука. Тут даже сестрицы со мной были согласны. С горем пополам дождавшись вечера, мы тайком сбежали из своих комнат и, собравшись вместе, принялись строить планы на бал, открывающий Зимние празднования.

Нэнси, наша старшенькая (матушка настояла, чтобы мы звали сестру на заморский манер), статная девица, а ежели не миндальничать, то просто каланча, была похожа на девицу с лубочных картинок с шикарной русой косой до пояса и огромными синими глазами.

Характером сестрица выдалась в папеньку. Она была улыбчива, мила, не слишком болтлива. Идеальная жена для какого-нибудь самодурствующего князька. К ней сватались многие, но неизменно получали отказ. Сердце сестрицы принадлежало лишь одному человеку, и наше шумное семейство в порыве трогательного единодушия хранило сию тайну. Невозможность удачно вытолкать замуж Нэнси временами вгоняло маменьку в уныние, но не настолько, чтобы настаивать всерьез.

Стоило признать, в тайне я хотела быть похожей на старшую сестру. Про меня родители говорили, что им еще и доплатить придется, чтобы такой подарочекс рук с быть. Мало того, что красой особой не отличаюсь, так еще и увлечения имею не подобающие. В общем, горе луковое, а не княжна, пусть и самая младшая.

Нашу среднюю сестрицу звали Мирна. Невысокая, бойкая и наглая, как таракан в мужицкой хате, она, как и сие… многоногое, считала себя хозяйкой положения. Везде и всегда. Мы с сестрицей никогда не ладили. Возможно потому, что я тоже унаследовала некоторые из этих матушкиных качеств. Боевым задором, звонким смехом и сияющими темными очами она с лихвой компенсировала в глазах окружающих отсутствие стати и чувства меры, так украшавших Нэнси.

И вот сии две красы, каждая по своему поражавшая воображение мужчин, сидели у меня на кровати. Мирна что-то увлеченно рассказывала, взмахивая руками так стремительно, что я поспешила отодвинуться. Отражение повторило мое движение.

Я невольно вздохнула. Девица в зеркале была в меру костлява, в меру угловата, ведь мне едва исполнилось семнадцать лет, имела приличную русую косу и кучу конопушек на чуть вздернутом носу. Ежели верить маман, годам к 20 я обещаю стать настоящей красавицей. Вот только слабо верится. Сейчас же рядом с сестрицами на меня никто и не взглянет.

Хотя, о чем я. Спасу царевича, как задумано, и выскочу замуж даже раньше Нэнси. Вот! Сказано – сделано. Может, внешность у меня и не для парадного портрета, зато характер исключительный. Для царевны в самый раз.

– Ариша! Ты слышишь?

– А то ты не видишь! Нэнси, ей же с нами скууучно. Мы вышиваем, песенки поем, ведем себя как домаааашние безголовые кууууры, сие ведь не по ней, – пропел у меня над ухом голосок любимой сестрицы Мирны. Но прежде чем я успела выдать ответный монолог, вмешалась Нэнси.

– Не нарывайся. Ариш, я хотела спросить с кем ты бы хотела открыть танцевальный сезон? – сестрица старательно "в нос" выговорила новомодное слово.