Семинария была недалеко от вокзала, и карета скоро остановилась у подъезда ректорской квартиры.

– Ах, отец эконом, как мне благодарить Вас! – при входе в квартиру дрожащим от волнения голосом сказал отец Агапит. – Как все хорошо, сердцевед Вы! – говорил он, осеняя себя крестным знамением и со слезами на глазах взирая на икону Спасителя и ярко горящую перед ней лампаду. – Люблю, когда лампадочка горит перед иконой! Этой радости я уж, конечно, не ожидал. Спасибо, отец эконом! – и новый ректор, обняв правой рукой диакона, поцеловал его в щеку.

Диакон моментально смахнул рукой скатившуюся слезу и растроганный пошел показывать другие комнаты.

Обстановка везде была приличная: зеркала и даже комнатные цветы на полу в больших кадках. В уютной спальне опять оказалась горящая лампада перед образом Богородицы.

Помолившись перед иконой, отец Агапит снял клобук и положил его на угольничек.

– Вот и дома! – произнес он.

– Рядом вот столовая, Ваше Высокопреподобие, – пригласил отец эконом. – Пожалуйста.

Здесь был накрыт стол с холодными закусками и весело шипел небольшой самоварчик, а рядом с ним стоял начищенный кофейник. Было тепло и уютно.

– Ну, отец эконом, Вы решительно сказочник! – поблагодарил удивленный отец Агапит. – Жить рядом с Вами, очевидно, будет очень хорошо.

– Дай Бог благополучно и счастливо послужить с Вами, – поклонился эконом. – Что не досмотрим, уж извините нас и научите.

И эконом, благословившись, откланялся.

«Хороший, сердечный эконом, – оставшись один, думал отец Агапит, – а вот инспектор мне не понравился. Должно быть, он не последняя из причин бывших здесь волнений семинаристов».

– Нуте-ка, нуте-ка… Милости просим, новый устроитель семинаристов!

Такими словами встретил на другой день отца Агапита благодушный владыка Н-ской епархии, епископ Нифонт. – Благо, каникулы и укрощать-то теперь некого. Вы много выиграли, потому что раньше займете позицию и сами будете встречать семинаристов, а не семинаристы Вас, – шутил владыка. – Это много значит! Бунтуем, вот ведь что! – беспомощно развел руками владыка, кряхтя и усаживаясь в глубокое кресло. – Разберитесь Вы, пожалуйста, и направьте дух семинарский в тихое русло, а то так бывает тяжело от этих неурядиц, что и сказать не умею. Жаль юношества! Много хороших ребят гибнет ни за что. Я надеюсь на Ваше доброе сердце. Надо больше разумною ласкою действовать, а ее-то у нас и не было.

Владыка печально наклонил голову и тяжело вздохнул, а затем, многозначительно посмотрев на отца Агапита, снова продолжил:

– Своих взглядов на семинарских деятелей высказывать Вам не буду. Как Вам там действовать, советы давать тоже не буду – не нахожу полезным, чтобы готовыми мнениями не испортить Ваши начинания и действия. Свежий ведь человек всегда вернее видит положение дела. А мы тут изнервничались и, конечно, вполне естественно заблуждаемся. Будем жить ближе друг к другу и будем, не скрывая ничего, делиться мнениями. Ко мне во всякое время милости прошу, – говорил в заключение владыка. – Приходите запросто, не стесняясь. Думаю, что от Вашего назначения надо ждать успеха. Господь да благословит Ваше вхождение к нам!

Прощаясь с отцом Агапитом, владыка ласково предупредил:

– Для Вас на первых порах страда будет, но не бойтесь, будем помогать друг другу.

Как и предсказал владыка, для нового ректора, действительно, началась «страда»…

– Знаете, для чего Господь избрал святых апостолов и держал их при Себе до Своих страданий? – обратился отец Агапит к воспитанникам семинарии после молебна перед началом учения. – А для того, чтобы научиться у Него и получить силу возвещать людям путь спасения. И мы все пришли сюда учиться и приобретать силы, чтобы продолжать апостольское дело. Будущая наша задача – задача всей нашей жизни – возвещать людям учение Господа нашего Иисуса Христа, а Он прежде всего говорил: «Мир вам!». И еще: «Мир Мой даю вам!». Итак, мир или спокойствие во всех случаях жизни, начиная от сего времени, когда вы знаете, какое великое и святое дело предстоит вам в жизни, – должен преобладать в нашей душе. Что бы ни случилось, прежде всего подумайте: «Я должен сохранить спокойствие духа!». И вы увидите сами, что только при душевном спокойствии всякое дело и может идти разумно. Но не иначе. Ваш возраст таков, что душа еще не приобрела никаких дурных навыков. А приобретая хорошие навыки, в них легко и утвердитесь. Да поможет вам Бог во всем добром и да сохранит от всякого зла!

В заключение проповеди отец Агапит сказал:

– У вас, естественно, бывают различные житейские нужды, и неудовлетворение их производит в душе беспокойство. А вам, как раз наоборот, надо заботиться о мире душевном. Поэтому я прошу дежурных всех классов ежедневно высказывать эти нужды. Я, что могу, сделаю или дам совет, как, что сделать, а чего делать нельзя, объясню, почему нельзя. При полном доверии друг к другу гораздо легче будет идти по пути к апостольству, а если доверия нет, то истинному апостольству не научиться. Вспомните, что среди апостолов Христовых был ученик и с лукавым сердцем! Юношеские сердца – хорошие сердца! Пусть ваши сердца навсегда останутся хорошими, милые юноши!

– Повеяло, братцы, теплом! – говорил басом здоровенный шестиклассник товарищам в перемену между уроками. – Сегодня хотел было я отчитать живодера-инспектора, совсем уж рот было раскрыл, да как-то язык не повернулся, когда вспомнил речь отца ректора. Махнул рукой, думаю, а ну его в болото! Пристал из-за пустяка. «Зачем, – говорит, – каблуками стучите? Чтоб этого у меня не было!» Вспылил, по обычаю, и застучал двумя пальцами правой руки по ладони левой. Трудно было удержаться, но удержался! Вот что значит влияние человека с любящим сердцем, – имея в виду ректора, закончил шестиклассник.

– А представьте, какой случай с Юрьевым из второго класса произошел! – сказал другой семинарист. – Он из дома письмо получил. Пишут, что и так бедно живут, а тут еще по какому-то делу нужно неотложно пятнадцать рублей заплатить. Взять негде, надо из двух коров одну продавать, и бедная мать, как пишет отец-псаломщик, горько плачет: с малыми ребятишками, мол, молока не хватит от одной коровы. Понятно, прочитал письмо мальчишка, разрюмился, а отец ректор мимоходом как-то и увидел. «О чем плачешь?» – спрашивает. Тот еще сильнее начал плакать. «Да скажи, перестань, – добивался отец ректор, – все равно ведь слезами ничего не выплачешь». Мальчишка и рассказал все подробно. Отец ректор погладил его по голове и сказал: «Хорошие твои слезы, а потому до Бога дойдут! Успокойся же!». И что же вы думали? – с загадочным видом посмотрел на товарищей семинарист. – Мальчишка вчера получил письмо, что кто-то неизвестный послал отцу 25 рублей и все обошлось благополучно, да еще и про запас осталось. Понимаете, что это значит?!

– Ах, как хорошо поют в семинарской церкви, ведь целая семинария поет, – делятся впечатлениями два каких-то господина. – Семьсот человек – и вдруг «Свете Тихий!». То тихо, чуть слышно, то торжественно и громко несется хвала Богу многосотенного хора юношей. А «Хвалите имя Господне»! А «Великое славословие»! О, как чудно все это и глубоко трогательно! Говорят, раза по три в неделю спевки бывают! Ректор завел. И сам всегда на спевках!

– Ну что, отец ректор? Второй год идет, а бунтов у Вас нет! – с шуткой обратился один раз владыка к отцу Агапиту. – Верно, зачаровали семинаристов-то. Тишь да гладь да Божия благодать!

– Да некогда бунтовать, владыка, – тоже с шуткой ответил отец Агапит, – а будет свободное время, и побунтуем. Но теперь пока некогда, учимся жить и Бога хвалить, а там, может быть, и совсем отвыкнем бунтовать.

«Хороший отец ректор, очень хороший!» – подумал владыка. А по уходе отца Агапита обратился к пришедшему с докладом иеромонаху архиерейского дома: