Каждые полгода я смотрю на себя в зеркало и говорю:

– Ты ж мужы-ы-ык! Ты, блин, офицер! Ты ж руководитель! Не пищать!

Это я себя настраиваю идти на профилактический осмотр к стоматологу. Там меня уже знают, поэтому готовят смирительную рубашку и общий наркоз. К стоматологу я хожу раз в полгода. Лучше предупредить очередную напасть, чем потом часами корячиться в кресле, обливаясь холодным потом, пока садистка с длинными ресницами чистит ваши каналы.

Короче, боюсь я стоматологов. Психологическая травма у меня. Спасибо отечественной медицине за наше подсознание. А было это в году 1997-м. Я – студент медицинского училища и санитар в небольшой районной больнице. На дворе тоскливый провинциальный конец девяностых. На улицах уже не стреляют, но новые кеды купить ещё не на что. Приходится зашивать старые. Стипендия, хоть и самая высокая, но копейки, зарплата санитара – немного больше стипендии. Короче, денег нет.

А тут просыпаюсь я с утра и понимаю, что у меня болит зуб. Ну, поболит и перестанет, неправильно решил я и поехал на учебу. Занятия у нас проходили в городской поликлинике и начинались с того, что мы всей группой сидели и крутили какие-то ватные тампоны. Это сейчас всё одноразовое. А тогда санитарка тащила в стерилизационную огромный куль ваты, всё это там прожаривалось до слегка коричневого цвета, а потом студенты сидели и накручивали вату на гнутую алюминиевую проволоку. Медитативное занятие, скажу я вам. Я этих тампонов накрутил – вагон. И сейчас, спустя двадцать лет, ими, наверное, пользуются в той поликлинике.

Сижу, вату накручиваю, а зуб, гад, болит. Дёргает, ноет, мучает. О том, что у вас есть зубы, вы вспоминаете только тогда, когда они начинают вас беспокоить. Вот я и вспомнил по полной программе. Сижу, морщусь. Но терплю.

А тут мимо проходит старший лаборант Анна Александровна. Милейшая женщина. Мы для неё все были «девочки и мальчики». Поила полгруппы чаем в подсобке и старалась отпустить пораньше. Видит моё перекошенное лицо:

– Что случилось? Живот болит? Таблетку дать?

Ох уж мне эти медики со своей прямотой. Я краснею. Одногруппницы хором хихикают.

– Да не живот, а зуб, – ворчу я.

– Бедненький, – Анна Александровна сегодня решила меня добить, девчонки ползают по столу от смеха. – Так иди к Маринэ Теймуразовне, я позвоню, чтоб она тебя без очереди приняла.

– А кто такая Маринэ Теймуразовна? – осторожно интересуюсь я.

– Это заведующая нашей стоматологии. Очень хороший специалист, – улыбается Анна Александровна. – Две секунды – и будешь ты в порядке. Звонить?

А зуб, зараза, болит. И платный стоматолог стоит столько, что для меня это просто фантастическая сумма. Мне казалось, что дешевле квартиру у нас в райцентре купить, чем в платную клинику наведаться.

– Звоните, – говорю. А у самого уже коленки подрагивать начинают.

Анна Александровна позвонила. И радостно сообщает мне:

– Повезло. Она как раз сейчас не занята, чай пьёт. Примет тебя.

Лаборантка покопалась в глубинах стола, выудила оттуда шоколадку и протянула мне.

– Вот, отдашь стоматологу.

– Анна Александровна, – растерялся я.

– Бери, бери, – нахмурилась лаборантка. – А то я не знаю, какая у вас, дети, стипендия. Вон, кеды рваные.

Ох, дались всем мои кеды. Да куплю я новые, куплю! Зарплату получу и куплю. Вот только долги раздам.

Пошёл. Близость стоматологического отделения ощутил по запаху. Знаете, такой непередаваемый запах боли, мучений, страданий и чего-то стоматологического. Если есть на том свете преисподняя, то там пахнет именно так. Стучусь в кабинет.

– Заходи, дорогой.

Судя по акценту – мне сюда. Робко толкаю дверь. Посреди кабинета – кресло пыток. Рядом – могучая женщина, мечта поэта. Рукава халата закатаны, открывают мускулистые руки, покрытые короткими чёрными волосками. На столике перед ней – набор орудий пыток на железном подносике и чашка с чаем.

– О, шоколадка, – радуется Маринэ Теймуразовна. – Как раз к чаю. Садись, сейчас посмотрим, что там у тебя.

Опускаюсь на скрипнувшее кресло и со страхом смотрю по сторонам. Зрелище тоскливое. Пол в мелкую бежевую плитку, которая от времени кажется грязноватой и полустёртой. Плитки темнели по-разному, получилась мозаика. Пятьдесят оттенков бежевого. Возле умывальника в углу потёки ржавчины, штукатурка в трещинах, щели под оконными рамами забиты ватой и газетами. Родная районная поликлиника. До сих пор в кошмарах снится.

Маринэ Теймуразовна допила чай и повернулась ко мне.

– Открывай рот.

Я отлично понимаю чувства гладиатора, впервые выходящего из тени коридора под палящее солнце арены. С таким же чувством я открыл рот.

Стоматолог поковырялась у меня в душе острыми предметами, звякнула чем-то на подносе.

– Э-э, дорогой. Запустил ты зуб. Я тебе сейчас мышьяк положу. Нерв убьём. А через дня четыре придёшь – каналы чистить будем. Потерпи, ты же мужчина.

И взвизгнула бормашина.

Первый этап я перетерпел. Мне положили на зуб какую-то гадость, от которой я потом три дня не спал. Зуб сопротивлялся, не хотел умирать. Челюсть дёргало. Анальгин спасал плохо. Выпил водки – лучше не стало, ещё и голова с утра болела. Через четыре дня я снова пришёл к своей мучительнице.

– А, дорогой, заходи! – искренне обрадовалась мне Маринэ Теймуразовна. – Показывай.

Снова на арену!

– Ага, ну хорошо. Слушай, у меня обезболивающее кончается. Но ты же мужчина, потерпишь? – склоняется надо мной Маринэ.

Не потерплю! Во мне кто-то предупреждающе вопит. Но признаться в этом стыдно и я едва заметно киваю.

– Вот и хорошо! – одними глазами улыбается стоматолог.

Дальше я помню плохо. Милосердный мозг стёр из ячеек памяти эти ужасы. Я вцепился в подлокотники кресла так, что потом болели пальцы. Холодный пот пропитал майку на спине. Маринэ Теймуразовна с любопытством что-то расковыривала, потом дёрнула.

– Смотри!

А что смотреть? У меня глаза закрыты, чтоб не видеть всего этого кошмара.

– Смотри, говорю.

С трудом разлепляю веки. В пинцете зажата тонкая красная нитка.

– Вот, это нерв. Я его тебе удалила. Теперь не больно будет. Оказалось, у тебя в этом зубе два нерва. Один не умер. Ну ничего. Теперь каналы почистим и всё.

Я вытерпел два канала. На третьем мне стало хорошо, ангелы запели в моих ушах. И только ватка, пропитанная нашатырём, которую Маринэ ткнула мне под нос, вернула на грешную землю.

– Э, дорогой. Ты мне тут прекрати. Один канал остался, – нахмурилась доктор.

И я вытерпел ещё один канал. Вышел из кабинета стоматолога с перекошенным лицом, на подгибающихся ногах, Сил идти дальше не было. Я присел на скамеечку прямо у дверей, упёрся спиной в стену и прикрыл глаза. Стена через пропитанную потом майку неприятно холодила спину. Я клялся, что буду теперь чистить зубы три раза в день, по полчаса минимум.

Обещание выполнил. Но через три дня совершенно про него забыл. Маринэ Теймуразовна оказалась действительно хорошим специалистом. Её пломба выпала почти через пятнадцать лет вместе с осколками зуба.

А через десять лет после свидания с грузинским стоматологом у меня снова заболел зуб. Я был уже взрослый товарищ, окончил медицинский университет, поэтому терпел всего неделю. А когда терпеть стало невозможно, собрал остатки зарплаты и пошёл в платную клинику.

Вижу – сидит молодая рыжая девчонка. Симпатичная, даже под маской видно.

– Садитесь, – говорит.

Сделали мне снимок, посмотрели.

– Надо, – говорит, – каналы чистить.

Я сразу Маринэ Теймуразовну вспомнил. И заранее в обморок упал.

– Мышьяк будете закладывать? На неделю?

– Это каменный век, – морщится девушка. – Мы вам сейчас обезболим и минут за двадцать всё сделаем.

Побрызгала лидокаином, потом в уже обезболенную десну мягко кольнула шприцом.

– Всё хорошо?

Конечно, всё хорошо. Я же ничего не чувствую. Челюсть онемела до самых пяток. Только страшно, блин. Я моргаю.