Остальные же, вроде Кости и Егора, были, скорее, восторженной массовкой. Роль не почётная, но без них любое мероприятие теряло долю смысла - как филармония без девушки, как санаторий без детей.

   Но неужто мне стоило отдавать такую красоту?!..

   Артём стоял на бетонном блоке, опирался спиной на столб, пробовал руками железную трубу тарзанки. Он тоже молчал, мечтательно смотрел вдаль, и была в его профиле при этом такая решимость, которой я частенько завидовал.

   С тем же уверенным видом, правда, он нёс порой полнейшую околесицу. Например, что "СПИД" - от английского "скорость". Что уран добывают на Уране. И предлагал тоже всякую чушь. Моим делом было говорить: здесь ты не прав, а так вовсе убьёшься. И лучше, когда с примерами: прыгнул как-то знакомый в сугроб - и напоролся на арматурину. То бишь, кто знает, что там под снегом? Или - нельзя дышать каменной пылью: от того случаются болезни. Знал я одну тётку...

   Вот сейчас он стоит, готовый сделать толчок и заскользить по проволочной дороге. Это - опрометчиво. Возможно, он сам это понимает. Возможно, даже ждёт, чтоб его остановили. Признали смелость. Крикнули, скажем:

   "Да хорош, Тёма!"

   А если б я не злился на него и на свою мягкотелость, поступил бы хитрей.

   Например, сказал:

   "О! Стотонник!"

   Артём тогда сел бы рядом и словно между делом начал объяснять, что нет в природе белазов-стотонников, а есть на девяносто тонн и на двести с гаком. Но те, которые на двести, они теперь в другом карьере, щебёночном, - у шагающих экскаваторов на подхвате. Но, конечно, - Тёма поморщился бы, сплюнул сквозь щель в зубах: - ни хера они не шагают, чисто для красоты название. Я бывал у брата на щебёночном...

   Вот как могло быть.

   Но я был зол и молчал, и случилось то, что случилось: он оттолкнулся.

   - Ого!.. - произнёс Егорка, когда Артём помчался по проволоке над высотой.

   Я боялся, что проволока не выдержит. Но произошло другое: она оказалась плохо натянутой. Может, расхлябалась за лето. Может, такая и была.

   Так или иначе, нам стало ясно, что до конца Артём не доедет. И верно: проделав полпути, он оказался в "яме": и спереди, и сзади проволока уходила вверх.

  * * *

   Хотелось бы мне сказать, что мы сразу и наперегонки бросились выручать друга, но вышло чуточку иначе.

   Всё, что мы ощутили в первое мгновение - это шок. Было страшно, когда Артём ехал - аж потели ладони. Когда же он остановился, пару раз дёрнулся и беспомощно повис - мы разом перешли ту границу, за которой страх превращается в животный ужас. Хотелось одного - бежать без оглядки. Закрыть глаза, заткнуть уши - только чтоб не видеть, как разожмутся руки, только чтоб не слышать мокрый хруст о камень.

   Во второе мгновение я успел подумать о том, как мы будем жить дальше. То есть, мы четверо, - без нашего "лидера". Успел прикинуть даже, что я скажу, когда вернусь. И как оно потом будет - на похоронах. Заставят ли нас прийти? Надо ли будет при этом виновато смотреть в пол? А избегать глазами артёминой матери? А брата-экскаваторщика?

   Только после всего этого мне удалось кое-как вырваться из объятий паники.

   Артём худой и цепкий - это плюс, - но и он не сможет висеть больше пары минут, максимум - три. Дальше начинался уровень атлетов.

   Так можно ли за две минуты что-то сделать?..

   - Тащи, пацаны! - заорал Костя. Он ухватил тонкую верёвку. Другой конец её был привязан к трубе. Держась за неё, над пропастью болтался Тёма.

   Хороша ли идея - думать было некогда, и мы потащили. Мы тянули тонкий синтетический шпагат. Очень скользкий: приходилось оборачивать руку, и каждый новый перехват отнимал время. Егорка вскоре придумал вертеться, обматываясь нитью, - выходило быстрее, чем до того тянули четверо. Мы с Илюхой крутили толстяка - то есть, держали, чтоб не упал, - а Костя правил нитку.

   Егора мутило, и сильно. Он пробовал жмуриться - бестолку.

   - Вверх смотри, дурак!

   Его мучение кончилось внезапно: натяжение верёвки пропало.

   Не сговариваясь, мы замерли на секунду. Тишина была "добрым" знаком: всего лишь порвалась нить. Плохим же знаком было то, что Артём молчал. Значит, держится из последних сил. При мысли об этом снова накатило то странное безразличие, где мне представлялась могила, цветы, свежая земля.

   И вдруг я понял, что знаю один верный способ. Настолько верный, что он - уж точно - либо поможет, либо убьёт. А раз вариантов больше никаких...

   - Сюда!!!

   Мы вздрогнули и обернулись. Ещё бы: до этого дня никто не знал, как звучит илюхин крик. Телепатия или нет, но мы все, кажется, подумали об одном и том же.

   Я подбежал к телеграфному столбу, подпрыгнул, обхватил проволоку руками и ногами, повис на ней. Почувствовал, как она дрожит. Если порвётся, всему конец, но иначе... иначе никак! Ладони и икры позади колен вспыхнули острой болью.

   Мы с Илюхой висели так уже секунду, когда присоединился Костя. Тонкая стальная проволока стонала над нами, гудела, вытягивалась струной... и всё же не рвалась.