Между тем, сгустились сумерки. Кассандра поднялась, зажгла один масляный светильник, второй, не то, чтобы ей в темноте было неуютно, напротив, но не хотелось ей лишней суеты, она знала, что Агамемнон любит, чтобы света побольше, и когда придет, сразу набегут люди, станут возиться с огнем, шуметь… Она как раз покончила с хлопотным этим делом, когда снаружи послышались голоса, кто-то хозяйской рукой раскинул полы шатра в стороны, и показался шедший впереди молодой воин с факелом, освещавший дорогу царю. Агамемнон, шагая гордо, словно не в шатер, а под своды дворца вступил, вошел, скинул с плеч богато расшитый гиматий и, бросив его на выстилавшие пол шкуры, повелительно кинул юноше:

– Иди!

Он сел на стопку толстых мягких овчин, заменявшую ему и кресло, и постель, и удовлетворенно сказал:

– Ну все! Дело сделано. Груз выгружен, уложен в повозки, охрана выставлена, проведем здесь ночь и утром двинемся в Микены… О чем печалишься, Кассандра?

– А ты? – спросила Кассандра вместо ответа.

Агамемнон поднял брови.

– Я? Ни о чем. Я просто устал. Даже есть не хочу, только спать. Да и о чем мне печалиться, все, что в состоянии совершить человек, я уже совершил. Сделал свое царство богатым и могущественным, завоевал гордый город Илион, вернул своему брату похищенную жену и наказал его обидчиков…

– И как следует пограбил! – пробормотала Кассандра.

– Что ты там бубнишь? – нахмурился Агамемнон.

– Я говорю, что ты взял к тому же богатую добычу. Разве не так?

Агамемнон поглядел на нее высокомерно.

– Так. Но мы только забрали награбленное. Долгие годы троянцы нападали на корабли ахейцев, ждавшие попутного ветра у входа в Геллеспонт, обирали моряков и торговцев до нитки, нередко лишали и самих кораблей.

Кассандра промолчала.

– Разве не так? – передразнил он ее.

– Мы не грабили, а всего лишь взимали пошлину, – сказала Кассандра устало.

– О да, – подхватил Агамемнон с иронией, – пошлину за проход по проливу, на который если кто-то и может предъявить права, то только Посейдон, а не смертные. Но теперь с этим покончено, некому больше восстановить город и заново стать у Геллеспонта дозором. Ни один троянец, сколько-нибудь на это способный, не избежал мести богов.

Скажи лучше, кровожадных ахейцев! – подумала Кассандра зло, но вслух сказала только: – Ты ошибаешься, один из нас остался жив.

– Кто? – спросил Агамемнон живо.

– Эней.

Агамемнон пренебрежительно хмыкнул.

– Эней? Не самый великий из воинов, не самый знатный из властителей и, в сущности, не троянец.

– Возможно, – сказала Кассандра сухо. – И, тем не менее, ты его недооцениваешь.

Агамемнон вскинул голову.

– То есть?

– Ты спрашивал, о чем я печалюсь. Так вот, я не печалилась, а отдыхала после трудной работы.

– Работы?

– Я заглянула в будущее, – пояснила Кассандра.

– Ах да, – улыбнулся Агамемнон. – Я и забыл, что ты пророчица. И что же ты там, в будущем, увидела?

– Энея, – бросила Кассандра с оттенком гордости.

– И что за опасность нам может грозить со стороны какого-то Энея, бежавшего с горсткой воинов и десятком потрепанных кораблей?

– Теперь никакой. Но его потомки создадут царство, равного которому по силе не было в мире.

– В Троаде? – удивился Агамемнон.

– Нет, в другом месте. И однако оно поднимется до вершин могущества и в положенное время завоюет все земли данайцев. Ограбит их так же, как вы ограбили Илион, увезет все накопленные за века сокровища, отнимет даже статуи богов, разорит жилища, обратит в рабство жителей!..

Увлекшись, она повысила голос, чуть не кричать стала, забыв, кто она теперь и с кем говорит, но Агамемнон сердиться не стал.

– Да будет тебе! Успокойся, – сказал он добродушно.

– Ты мне не веришь? – бросила Кассандра оскорбленно.

– Верю, верю. И когда же все это случится?

– Через тысячу лет.

– Тысячу лет? – переспросил Агамемнон с легким недоумением и нахмурился, видно было, что тщится человек и не может себе представить такую уйму времени, Кассандре и самой нелегко это далось, потому она снизошла до пояснения.

– Тысяча лет все равно что две тысячи жизней, если поставить их одну за другой.

Агамемнон покачал головой.

– Это слишком далеко и волновать не может.

– Оно и не должно тебя волновать, – сказала Кассандра с торжеством, – потому что твое богатое и могущественное царство, которым ты так гордишься, рухнет куда раньше. Твои города обезлюдеют, поля запустеют, стены Микен обрушатся, и о них забудут надолго, если не навсегда.

– А это когда произойдет? – поинтересовался Агамемнон.

– О, гораздо скорее, через каких-нибудь три-четыре жизни, даже раньше!

– То есть в правление одного из еще неродившихся правнуков Ореста? Это меня тоже не сильно волнует. Я предпочел бы знать, что мне принесет завтрашний день. Или это уже не волнует тебя?

Кассандра помолчала, подумала.

– Волнует, – призналась она после некоторого колебания. – Более того, пугает.

– Что же случится завтра? – спросил Агамемнон.

– Мне грозит опасность, повелитель, – вздохнула Кассандра.

– Тебе?

– Клитемнестре уже нашептали, что ты привез с собой наложницу.

– Ну и что?

– Ей наплели кучу всякого вранья. Будто бы царь настолько увлечен троянской пленницей, что готов сделать ее женой и царицей, отослав Клитемнестру из дворца.

Агамемнон захохотал.

– Что за ерунда! Какой мужчина будет выбирать одну женщину из двух, если может иметь обеих? Не болтай глупостей!

– Я и говорю, наплели кучу вранья, – заупрямилась Кассандра. – Но Клитемнестра поверила и собирается от меня избавиться, проще говоря, она прикажет меня убить, и у нее найдется достаточно верных слуг, чтобы этот приказ выполнить.

– Не бойся, я не дам тебя в обиду, – сказал Агамемнон успокаивающе.

Кассандра поглядела на него с укоризной.

– Полно, царь! У тебя будет множество дел в совете, в суде и во дворце, не можешь ведь ты повсюду водить с собой рабыню. А окажись я одна, не дам битой янтарной бусинки за свою жизнь.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Агамемнон.

– Обмани Клитемнестру! Объяви ей, что я упала при высадке с корабля в воду и утонула. Она ведь в лицо меня не знает. И никто из здешних не знает. С воинами я уже вряд ли встречусь, троянские девушки меня не выдадут, а имя я приму другое. Назовусь, к примеру, Александрой.

Агамемнон снова рассмеялся.

– Александрой? «Отражающей мужей»? Ха-ха-ха! Придумано ловко!

– Так ты согласен? – Кассандра смотрела умоляюще.

Агамемнон посерьезнел.

– Да пожалуйста! Если тебе так спокойнее. Главное, чтобы ты с именем не сменила на другое и свое дивное тело. Но не знаю, спасет ли тебя задуманное от ревнивой царицы.

– Отчего же не спасет?

– А оттого, что будущее наперед определено богами. Ты можешь его провидеть, но разве в силах человеческих изменить предначертанное Зевсом или Посейдоном? Разве то, что ты кричала на всю Трою об опасностях, ее подстерегающих, что-либо изменило?

– Не изменило, потому что мне не поверили, – возразила Кассандра.

– Нет. Не так. Не поверили, потому что падение Трои было предрешено богами. А с ними бороться бесполезно. По себе знаю, ляпнул сдуру, что нацелил стрелу лучше Артемиды, и готово! Что стоит богам олимпийским, подняла руку – и паруса обвисли. Наш флот до сих пор стоял бы у того злосчастного авлидского берега, если б я не согласился умилостивить богиню ценой жизни собственной дочери. Поверь мне, навсегда пропала охота тягаться с олимпийцами.

– Хочешь сказать, лучше мне сложить руки и ждать, когда зарежут? – проворчала Кассандра обиженно. – Коли уж богам так угодно?

Агамемнон хитро улыбнулся.

– Так ведь неизвестно, что именно угодно богам! Клитемнестра пока в число таковых не входит…

Снаружи послышались шаги, полу шатра приподняли, показался начальник охраны, пропустил внутрь двух рабов с подносами и кувшинами, но сам не вошел, а сказал от входа: