Источник был опасным. Он обжигал как огонь, ледяные глаза заставляли ее мысли замереть в его хватке. Ей нужно было следить за ним. Нельзя повторять случай с клубникой.
Голос шептал в ее голове, что она хотела повторения. И больше. Чтобы палец стал ладонью, и кристаллы задели ее кожу.
— Глупая, — пробормотала она.
Она не могла потакать таким мыслям. Так она доведет себя до беды, потеряет цель и, что хуже, себя.
Камни загремели за ней, катились по горе с бурей звука. Она легла на бок и посмотрела в сторону звука.
Белоснежные волосы развевались на ветру. Тяжелые юбки путались между ног Пикси, мешали ей подняться. Ее обычно спокойное лицо раскраснелось от усилий.
— Пикси! — позвала Сорча, вскочила на ноги и побежала к фее. — Что ты тут делаешь?
— О, милая, зачем было убегать от нас сюда? Это ужасно далеко, мои старые кости такое не выдержат!
— Вряд ли вы так стары, как себя изображаете, — улыбнулась Сорча.
— Ты не знаешь, — Пикси скривилась, — Дорогуша, не нравится просить тебя об одолжении, но порой случается ужасное.
Улыбка Сорчи увяла из-за тревоги в голосе Пикси.
— Что случилось?
— Это кроха Ду… то есть, — Пикси спохватилась и покачала головой. — Пука! Кроха Пука. Он упал с дерева и сломал руку. Ужасный перелом, а он — единственный ребенок на острове. Кожу порвало от перелома, и мы не знаем, как ему помочь. Он истекает кровью.
— Вы приложили компресс к ране? — Сорча схватила свои вещи и забросила на плечо. — Насколько плох перелом? Положение руки сильно смещено?
— Н-не знаю! Я не смотрела пристально. Это было ужасно, и ему так больно…
— Идем, — кровь гудела от восторга. Сорча знала, что это было ужасно, но она так ощущала себя всегда перед операцией. Ее ладони хотели коснуться раненой плоти. Ее разум был полон идей, как убрать боль.
Странный разум Сорчи был благословением и проклятием. Она знала много способов вправить кость, но работали редкие. Если кость пробила кожу, ей понадобится вернуть кость на место, а потом перевязать руку, чтобы внутри началось исцеление.
Она шла за Пикси по горе быстрее, чем поднималась. Женщины спешили из-за тревоги. Если крови вытечет много, мальчик может умереть раньше, чем Сорча придет к нему.
Она надеялась, что все не так плохо.
На холмах они побежали. Пикси уже не казалась старой, она летела над травой.
— Должна попросить, — сказала Пикси у замка. — Мальчик юн и неопытен. Его не выйдет исцелить, не увидев его истинный облик.
— Так тому и быть, — ответила Сорча, тяжело дыша от бега. — Открывай дверь, Пикси.
— Юноши не терпят презрения от красивой женщины. Молю скрыть реакцию на его внешность.
— Я уже видела Циана и Боггарта, Пикси. Не переживай, дай увидеть мальчика.
Пикси вздохнула и открыла дверь кухни.
В комнате воцарился хаос. С центрального стола убрали еду и утварь. Тела фейри суетились у маленького тела на деревянной поверхности. Сорча увидела шесть, крылья и чешую, и все скрылись за мороком.
Все, кроме мальчика.
Он сжимался на столе и скулил, лицо было то зайцем, то собакой, то лошадью. Пуки изображали зверей, но она не видела, чтобы облик меняли так много раз.
Сорча скрывала эмоции, пока шла к нему. Он открыл рот с рычанием, клыки сверкнули в свете свечей. Она видела зверей до этого, когда им было больно.
Она протянула руку.
— Тише, маленький господин. Я тебя не обижу.
Он зарычал снова, но сомкнул губы. Его черты изменились. Его нос опустился, зрачки стали щелками, на щеках выросли усы.
— Ты можешь управлять этим? — спросила она. — Нужно выбрать облик, чтобы я смогла исцелить твою руку.
Он отвернулся от нее, подвинулся к другому краю стола.
Времени было мало. Кровь была на нем, на столе. Красная, как у нее. Как у человека.
Она бросилась и сжала рукой его лодыжку. Другие фейри зашипели на нее, напоминая Сорче, как опасна ситуация. Она им нравилась, но они не доверяли ей. Это был единственный ребенок на острове. Они не потерпят ошибки.
— Тише, — прошептала она. — Покажи руку. Я помогу.
Мальчик смотрел на нее с недоверием. Она его понимала. Сорча не успела завоевать его доверие.
— Знаю, я чужая, — выдохнула она, воркуя. — Бояться — правильно. Тебе лучше опасаться тех, кого не знаешь. Но я уберу боль, если позволишь.
Он подвинулся к ней. Немного, но все же.
Сорча выдохнула с облегчением.
— Да, иди ко мне. Какой храбрый мальчик! Чтобы сломать руку вот так, нужно было совершать геройский поступок.
— Нет, — буркнул он. — Я лез на дерево.
— О, это поступок героя! Многие герои лезли на дерево. Знаешь про них?
Пука покачал головой и подвинулся к ней. Она осторожно усадила его, чтобы его ноги свисали с края стола. Он убрал ладонь со сломанной руки, белое торчало среди крови.
— Очень болит, — проскулил он.
— Да, да. Но я помогу. Пока я буду работать, я расскажу тебе историю, — она махнула у плеча, и Пикси склонилась к ней. — Тысячелистник, побольше ткани и жидкую смелость. Тела фейри чем-то отличаются?
— Вроде бы нет. Он выживет?
— Конечно, — Сорча отклонилась в шоке. — Я же здесь.
Вздох толпы потряс Сорчу. Почему они думали, что мальчик умрет? Он мог лишиться руки, но умереть? Крови вытекло не так много, она могла все исправить.
Она замешкалась и спросила:
— Что вы делали раньше?
— Ну, — Пикси взглянула на мальчика и понизила голос. — Обычно оставляли, надеясь, что заживет само. Такая рана начинала гнить. Мы старались помочь компрессами с медом, но чаще всего теряли их.
— Больше не переживайте. Я здесь.
Сорче не стоило так говорить, но она сказала. Им нужна была ее сила, ее смелость, ее понимание. Им не нужно было знать, что она хотела уйти как можно скорее. Или что она вообще уходит.
Она повернулась к мальчику, изобразив улыбку.
— Ты слышал историю о Маке?
— Да, — шмыгнул он. Две большие слезы скатились с его лица на штаны в крови.
— Ты слышал, как она прокляла род Ульстер?
— Нет.
— Хорошо. Слушай только мой голос, хорошо? Будет больно, но нужно слушать историю и не думать о боли.
Они долго ждали, а потом пошли к ней. Мышцы обвили кость в новом положении и не хотели отпускать ее.
К счастью, перелом был чистым. Она была нежной с костью и краями плоти.
Сорча осмотрела рану и решила, что нужно растянуть мышцы, чтобы они отпустили кость на место. В теории, это было просто. Для нее.
Она переживала за мальчика.
Она старалась помочь. Все время она рассказывала о Маке. Как она вышла за смертного, понесла его ребенка. Как глупый мужчина рассказал о жене королю, который устроил гонки. Когда она победила его и лежала при смерти на финише, она прокляла девять поколений его семьи на боль при родах.
Хоть боль была жуткой, он слушал. Мальчик повторял историю, пока она разминала мышцы. Он задавал вопросы, пока она с хрустом вправляла кость на место. Он глотал слезы, пока она прикладывала к ране тысячелистник и перевязывала ее.
Они были в крови и устали, когда она закончила. Она завязала ткань и кивнула.
— Вот так. Ты был смелым, так что ты — маленький герой, юный Пука. Это честь для меня.
Он шмыгнул, но выпрямил спину.
— Больно не было, мэм.
Она на импульсе склонилась и обвила рукой его плечи.
— У меня еще не было пациента лучше, милый. Попроси маму уложить тебя в постель с банкой меда.
— Мне так много нельзя!
— В этом случае ты заслужил.
Его мама шагнула вперед, высокая женщина, худая, как береза. Сорча пропустила ее и посмотрела в глаза.
Морок женщины пропал. Взрослая Пука отличалась от сына. Она была смесью всех млекопитающих. Темная и светлая шерсть слились, и она напоминала лоскутное одеяло. Ее длинный нос и лицо смутно походили на лошадь.
— Спасибо, — сказала она низким голосом. — Не знаю, как отблагодарить.
— Если дойдет до этого, ответьте мне тем же.
— Вам всегда рады в моем доме.