«Так, – догадался Никита, – все же Валерка гениальный изобретатель. Дверь откроешь – все в порядке, звонок не звонит. Только закроешь – он опять начинает нервы мотать. И, главное, на площадке никого нет!»

Совершенно машинально он глянул в глазок – просто чтобы убедиться: за дверью – никого. Однако чуть не рухнул где стоял, увидав на площадке того же самого старика, который вроде бы должен сидеть на кухне и греть ладошки над газовой горелкой!

Вот – сивенький весь и седенький, белесая бороденка, рубашонка в мелкий горошек.

Как же он умудрился выскочить из квартиры?!

«А может, мне это снится?» – призадумался Никита.

– Впусти меня, милок, – простонал старик. – Обогрей! Шибко здесь холодно, в твоих сенях!

Никита поморгал-поморгал, потом, ни слова не говоря, пошел на кухню.

На лавке по-прежнему сидел давешний старикан и вытаращенными глазами смотрел на дверь.

– Это он? – прошептал, кивком указывая в сторону прихожей, а значит, и входной двери.

Никита кивнул, мигом поняв, кого дед имеет в виду.

– Ну и каков он нынче из себя, ирод этот? – стонущим шепотом спросил гость.

– Один в один вы, – сказал чистую правду Никита.

– Вот же сила нечистая! – пробурчал дед сердито. – Ни стыда у него, ни совести!

Звонок заставил его снова подскочить. Гнев с лица сошел, теперь оно опять стало испуганным.

– Не открывай! – простонал дедок. – Нипочем! Иначе нам обоим карачун настанет!

– А там кто? – спросил Никита, которого все происходящее не только не слишком пугало, но даже почти не удивляло.

«Все-таки это сон, – успокоил он себя. – А во сне чего только не насмотришься!»

– Он – ну, тот, который за дверью, – почему на вас так похож? – допытывался Никита. – Вы с ним братья-близнецы? Или, может, двойняшки?

Тут он едва не расхохотался, потому что вспомнил ужасно смешной сюжетик из одного старого-престарого «Ералаша». Этот сюжет еще папа в детстве смотрел и тоже над ним хохотал. Там один мальчишка подошел к двум абсолютно похожим малышам с лопатками и спрашивает:

– Вы двойняшки?

– Нет, – отвечают малыши, – мы близнецы.

– Значит, двойняшки! – уверяет мальчишка.

– Нет, близнецы!

– Значит, двойняшки!

И так они еще долго спорили, пока не появился еще один малыш, неотличимый от тех двух, и не сказал:

– Чего пристал? Мы не двойняшки, а тройняшки. Я писать ходил!

Конечно, сейчас Никита смех сдержал. Гость мог решить, что смеются над ним, а над взрослыми смеяться не стоит, даже если очень хочется. Невежливо, а главное, неполезно для здоровья. Пришлось бы объясняться и извиняться.

А впрочем, дед все равно не оставил Никите времени ни на смех, ни на извинения, ни на объяснения.

– Да что ж ты несешь, мэргенушко, батюшко?! – вскричал он сердито, всплеснув руками. – Брат! Двойник! Вот удумал, а?! Знаешь, кто он такой? Это для нас для всех наиперший враг!

– Для кого «для нас для всех»? – уточнил Никита. – Для нас с вами или в смысле и для России?

Дед посмотрел на него снисходительно:

– Для нас! Для России! Подымай выше, мэрген! Для всего мира подсолнечного!

Тут Никита не удержался и все же хихикнул.

Он-то раньше думал, что подсолнечным бывает только масло… А оказывается, и мир!

– Веселишься? – горько спроси дед. – А вот поди-ка на него еще разок погляди! Думаю, у него уже сила изошла – мою личину на себе держать. Увидишь теперь, каков он на деле! Но только смотри не открывай дверь! Ни за что! Поклянись!

– Да не открою я, – сказал Никита. – Зачем мне?

– Нет, ты поклянись! – не унимался дед. – Поклянись, что ни за что не откроешь! Ни за какие коврижки!

– Чем же клясться? – спросил Никита.

– Чем? – дед призадумался. – Ну, ты просто побожись. Только не стой рядом со мной. В сенцы ближние выйди.

– А почему? – удивился Никита.

– Да что ты все спрос да спрос! – рассердился старик. – Почему, почему! По кочану да по капусте! Иди вон в сенцы да божись! Только на меня при этом не смотри!

Никита вышел в коридор, но не удержался – глянул-таки через плечо. И увидел: дед мало того что под стол залез – еще и табуреткой загородился!

– Не смотри на меня, говорено же! – донеслось до Никиты сердитое шипенье. – Божись давай!

Никита послушно отвернулся и пробормотал, уставившись в стенку:

– Ей-богу, никому не открою дверь!

– Побожился? – донесся сдавленный голос.

– Все в порядке, – отозвался Никита и отправился к дверям, от которых несся очередной звонок.

Между прочим, дедушка-суседушка совершенно напрасно заставлял Никиту божиться. Потому что не только за какие-то там коврижки, но и вообще за все сокровища мира он не открыл бы двери тому кошмарику, которого разглядел в глазок!

От облика прежнего маленького, добродушного дедули ничего не осталось. Косматый, желтолицый, морщинистый, огромный старик маячил за дверью! Одет он был в бесформенный черно-серый (такое ощущение, что изрядно подернутый плесенью!) балахон, а на шее висели какие-то погремушки типа древесных корешков и просверленных камушков.

Его узкие черные глаза, чудилось, прожигали дверь насквозь. Из косогубого рта вырывалось не то рычание, не то шипение:

– Впусти меня! Приюти! Обогрей! Сил нет! Сейчас упаду да помру! Слабый я! Старый! Смилуйся!

Если бы Никита решил задавать вопросы, так сказать, по теме, первый был бы такой: раз вы, дедушка, такой старый и слабый, как говорите, отчего не постучали в какую-нибудь дверь на первом этаже, а поперлись аж на пятый, вдобавок без лифта? А во вторую очередь Никита спросил бы: кто ж просит о помощи таким злобным, угрожающим голосом?!

Впрочем, ни вопросы задавать, ни в какие-то разговоры пускаться с этим ужасным стариканом Никита не стал. Он просто повернулся – и дал деру прочь от двери.

Стало страшно! И даже не жуткая морда, которую он увидел в глазок, напугала Никиту, а то, что на площадке находился еще кто-то, кроме черного старика. Этот неизвестный то ли за спиной старика прятался, то ли вообще внутри него сидел!

Как это могло быть?! Никита не знал…

И еще… На площадке металась и плясала тень старика.

Эта тень была без головы!

Что, опять показалось? Не много ли нынче кажется?!

Вбежал в кухню. Дедка-суседка так к нему и бросился:

– Ну что? Видел? Каков он?

– Ужас… – еле смог пошевелить губами Никита.

– Вот! – зачем-то погрозил ему пальцем дедок. – А я что говорил! А ты божиться не хотел!

– Он кто такой, этот?.. – Никита помахал руками вокруг головы, изображая косматые волосы.

– Сам толком не ведаю, – вздохнул дед. – Знаю лишь, что нечисть злая, могучая! Я и сам, известное дело, нечистик, но мои проказы с евонными и равнять нельзя.

– Вы нечистик? – озадаченно нахмурился Никита. – В каком смысле?

– Говорено же тебе – суседка! Дедушка-суседушка! – повторил старик. – Неужто не понимаешь?

Никита поднял было плечи – пожать ими, – да так и остался стоять в этой позе, потому что грохот, раздавшийся из прихожей, заставил его окаменеть от ужаса.

Стучали в дверь. Нет, стучали – это не то слово!

В нее колотили так, словно хотели вышибить из косяка! Ломились яростно, и диву можно было даваться, что никто из Никитиных соседей не выскочил на площадку и не накричал на нарушителя ночного спокойствия.

Не исключено, что кто-нибудь все же высовывался. Но увидел эту жуткое существо – и счел за лучшее убраться в свою квартиру и запереться на все замки.

Конечно, могли бы в полицию позвонить или в МЧС…

А может, позвонили – и сейчас примчится наша кавалерия?

Как бы она не опоздала. Дом, честное же слово, вот-вот развалится!

– Чего ж это я стою колом? – вдруг спохватился дед. – Пора спасаться! Не то костей не соберем! Пойдут клочки по закоулочкам!

Он пошарил по карманам своих потертых штанов, попрыгал, потряс руками – и вдруг отовсюду на пол посыпалось сено. Похоже было, что перед тем, как наведаться к Никите, этот дедушка-соседушка долго лежал на каком-то там сеновале, вот сухая пахучая трава и набралась ему в карманы, в рукава, за пазуху и даже – Никита не поверил глазам, когда понял, во что был обут его ночной гость! – в лапти.