– Какие же это другие звенья? – спросил Франсуа.

– Колибри подверглась нападению в то время, когда она сама являлась разрушителем, – она убивала синекрылую мушку.

– Да, тут, конечно, другое звено. Но кто убил орлана?

– Базиль. Именно он является последним звеном в цепи разрушений. И, может быть, самым преступным, – добавил Люсьен, – потому что ему это было меньше всего необходимо. Остальные существа руководствовались лишь инстинктом к добыванию пищи, тогда как целью Базиля было стремление к бессмысленному разрушению…

– Я не согласен с тобой, Люс! – прервал Базиль брата. – Дело совсем не в этом. Я застрелил орлана за то, что он убил коршуна и отнял у него добычу, вместо того чтобы потрудиться самому добыть себе пищу. Вот почему я добавил это звено к твоей цепи.

– С этой точки зрения тебя, пожалуй, можно извинить, – улыбнулся Люсьен. – Хотя я не понимаю, почему орлан больше виноват, чем коршун: орлан, как и коршун, погубил только одну жизнь.

Базиль, казалось, был немного рассержен тем, что его обвинили в бессмысленной жестокости.

– Но, – возразил он, – помимо того, что орлан лишил жизни свою жертву, он обокрал ее. Он совершил грабеж и убийство, а коршун виновен только в убийстве.

– Ха-ха-ха! – рассмеялись Люсьен и Франсуа. – Вот так рассуждение!

– Люс, – поинтересовался Франсуа, – а что ты имел в виду, когда говорил, что в этой цепи, возможно, еще много звеньев?

– Ну, вероятно, синекрылая мушка сама питалась какими-нибудь другими еще более мелкими существами, а те, в свою очередь, – мельчайшими, которые, хоть и невидимы простым глазом, все же являются живыми организмами. Кто знает, зачем природа создала эти существа? Чтобы они служили пищей друг другу? Вот вопрос, на который трудно найти удовлетворительный ответ.

– Как знать, Люс, – сказал Франсуа. – Как знать… Вдруг есть еще одно звено по другую сторону этой цепи? Базиль, что скажешь? Может, мы еще встретимся с медведями гризли? – И Франсуа захохотал.

– Если это произойдет, – парировал Базиль, – скорее всего именно ты явишься последним звеном.

– Не говори так, – одернул его Люсьен. – Я надеюсь, что в нашем путешествии мы не встретим ни гризли, ни индейцев.

– А я жажду сразиться с гризли! Что касается индейцев, я ни капельки их не боюсь, пока у меня есть вот это. – С этими словами Базиль достал из-за пазухи кожаный мешочек, подержал его с минуту в руках и спрятал обратно.

– Базиль, – оживился Франсуа, – а что это такое? Ну, пожалуйста, расскажи нам об этом мешочке! Как он спасет нас от индейцев? Мне очень хочется узнать, расскажи…

– Не сейчас, Франсуа, – снисходительным тоном старшего ответил Базиль. – Не теперь. Надо приготовить ужин и ложиться спать. Мы потеряли полдня, просушивая вещи, поэтому должны наверстать время, встав пораньше утром. А затем – в прерии!

– А затем – в прерии! – повторил Франсуа. – Да здравствуют прерии, мустанги, олени, антилопы и бизоны!

На следующее утро наши путешественники снова пустились в путь, и в течение нескольких дней ничего особенного с ними не приключилось. Они пересекли много больших рек, среди которых Нечес и Тринити в Техасе. Между реками Тринити и Бразос с мальчиками произошел случай, который чуть не закончился весьма печально. В жаркие дни юные охотники делали в полдень привал, чтобы отдохнуть самим и дать отдых животным: данный обычай большинства путешественников в диких местах получил название «полдник». С этой целью мальчики остановились однажды на опушке леса и спешились. Позади них был лес – они его только что проехали, а перед ними расстилалась прерия, которую они намеревались пересечь вечером, когда будет прохладнее. Поверхность прерии, совершенно гладкую, покрывал зеленый ковер бизоновой травы. Однообразие картины нарушалось лишь время от времени попадавшимися островками низкого кустарника. Вдали виднелся густой лес вечнозеленых дубов, окаймлявший прерию с противоположной стороны, и, хотя лес, казалось, был всего в двух-трех милях, на самом деле он отстоял от места привала не менее чем на десять миль – так обманчив прозрачный воздух этой возвышенной местности. Мальчики находились в так называемой лесистой прерии, в которой встречаются рощицы и лески. Наши путешественники уже собирались расседлать лошадей, как вдруг Франсуа закричал:

– Смотрите! – Он указал на прерию: – Там бизоны, бизоны!

Базиль и Люсьен поглядели в указанном направлении – на гребне небольшой возвышенности виднелись три больших темных силуэта, они двигались, и один из них был явно меньше остальных.

– Конечно же, это бизоны! – уверял Франсуа. – Видите, какие они большие? Это, без сомнения, два быка и корова.

Братья не спорили. Никто из юных охотников никогда не видел бизонов в их родной пустыне, и, конечно, у ребят было туманное представление о том, как должны выглядеть эти животные на расстоянии. Да, похоже, это бизоны. Лоси или олени казались бы рыжими, волки – рыжеватыми или белыми, медведи не стали бы ходить по прерии втроем, – если только это не гризли, которые действительно иногда выбираются на открытое место, чтобы выкопать себе репу или другие корни. Однако гризли почти никогда не заходят далеко на восток, так что это явно не они. Ясно, что это и не мустанги. Кто же остается? Разумеется, бизоны. Как и все, кто видит бизонов на пастбищах впервые, охотники пришли в сильное волнение главным образом потому, что встреча с этими животными являлась основной целью их экспедиции – долгой и опасной. Братья стали совещаться, как добыть этих животных. Да, среди трех бизонов не было ни одного белого, но сейчас это не имело значения. Нашим друзьям хотелось попробовать мяса бизонов, а погоня за ними послужила бы братьям хорошей практикой, которая могла пригодиться в дальнейшем. Но какой способ охоты применить в данном случае?

– Конечно, погоню! – заявил Франсуа с видом опытного знатока.

В прериях существуют несколько способов охоты на бизонов, применяемых как белыми, так и индейцами. Наиболее распространенный из них тот, о котором говорил Франсуа, – погоня. Этот способ состоит в том, что охотник верхом на лошади догоняет бизона и стреляет ему в сердце. Попасть надо обязательно в область сердца: иначе вы можете выпустить в тело животного хоть двадцать пуль, а бизон все-таки ухитрится уйти от вас. Охотники целятся немного выше груди и пониже плеча. Белые охотники стреляют из ружья или из большого пистолета, который лучше подходит в данном случае, ибо его легче заряжать на скаку. Индейцы предпочитают лук, так как могут быстро посылать стрелу за стрелой, убивая за одну погоню сразу нескольких бизонов. Индейцы так хорошо владеют этим оружием, что их стрелы иногда пронизывают тело бизона насквозь и выходят с другой стороны. Порой индейцы применяют копья, которые мечут в бизонов, поравнявшись с ними.

Второй способ охоты на этих животных – скрад. Он состоит в том, что охотники незаметно подкрадываются к бизонам на расстояние выстрела, затем стреляют из ружья, снова заряжают и снова стреляют, и так далее, пока не убивают многих, прежде чем животные успевают убежать. Иногда охотник подкрадывается совсем близко и, прячась за телами уже убитых бизонов, ведет огонь, пока не уничтожит почти все стадо. В таких случаях охотник старается держаться с подветренной стороны, иначе эти животные, обладающие гораздо более острым обонянием, чем зрением, почуяв его, мгновенно убегают. У бизонов такое острое чутье, что они могут обнаружить врага, если он подходит с наветренной стороны, даже на расстоянии мили и более. Применяя способ скрада, охотник иногда надевает на себя шкуру волка или оленя, и бизоны, принимая его за одного из этих животных, подпускают его на расстояние выстрела. Рассказывают, что один индеец пробрался таким образом в середину стада и перестрелял из лука всех бизонов одного за другим. Скрад порой эффективнее, чем погоня. В этом случае охотник бережет свою лошадь, нередко измученную, может убить большое количество бизонов и получить много шкур. Если же это путешественник или траппер, занимающийся ловлей бобров, который просто хочет добыть себе бизона на обед и ему не нужно более одного, погоня является наиболее верным способом. В таком случае, однако, охотник сможет убить лишь одного или от силы двух-трех, так как, пока он стреляет в одних и перезаряжает ружье, стадо разбегается, а измученная лошадь уже не в силах продолжать погоню.