Снаружи, Из-за ограды, не прерываясь, доносилась музыка «All you need is love», звучавшая так, словно битлы исполняли ее вместе с огромным симфоническим оркестром. Только когда музыка стала затихать, счастливые дети побежали назад, к прозрачным воротам — посмотреть, не случилось ли чего.

Желтая субмарина висела над облаками у самых ворот, а ее музыкальный экипаж подзывал к себе юных друзей:

— Летите к нам! Пора в обратный путь — вниз по радуге!

Тиллим, не отпуская Олиной руки, закричал:

— Но мы не хотим обратно в Челябинск! Мы хотим остаться здесь, мы счастливы!

— Это обязательно будет потом, — отвечал Джон, — когда вы выполните все свои дела на земле.

Мальчик с девочкой поднялись на капитанский мостик, а битлы по очереди дружески наставляли их.

— Ставьте себе цели, добивайтесь их. Цените то, что у вас есть сейчас. Не жалуйтесь и не нойте, — сказал капитан Джон.

— Больше читайте. Продолжайте учиться и не валяйте дурака! — добавил сэр Пол.

— Не тратьте свои нервы на глупых людей, будьте терпимее, — посоветовал Джордж.

— Всегда выполняйте то, что пообещали. Не пасуйте перед трудностями! — подбодрил Ринго.

— И запомните главное, друзья! — снова сказал Джон на правах старшего. — В Пепперленд попадает только тот, кто творит добро. Творите добро, и оно к вам обязательно вернется. Мы не раз еще прилетим за вами, когда вам это будет необходимо, чтобы доставить сюда — за новым счастьем. А сейчас нужно возвращаться домой.

Лодка опустилась на радугу, но, пока чудесный сад под солнцем не исчез из виду, Джон, Пол, Джордж, Ринго и Оля с Тиллимом махали и махали ему, с надеждой повторяя:

— До свидания! До свидания! Мы обязательно вернемся к тебе, волшебная страна сержанта Пеппера!

Вот тут-то Тиллим и проснулся. В комнате и за окном было еще темно, и все ребята продолжали спать. Мальчик сел на кровати, обхватив голову руками: «Как жаль, что это все-таки был сон! Как здорово, что мы были вместе с Олей! Сколько ярких образов, которые так и просятся в один счастливый сюжет!»

А уже утром на вахту позвонила Оля. Результат «честного» разговора с главврачом превзошел все ожидания. Девочка с радостным удивлением сообщила, что вчера вечером ее срочно поместили в пустующую платную палату класса люкс.

— С телевизором и душем… Тут даже телефон есть, представляешь? Это чудо какое-то, Тиллим! Я ничего не понимаю…

— Вот видишь! А ты так расстраивалась. Еще и не такое случается. Обыкновенное чудо — вот и все, — спокойно указал Тиллим, а душа его ликовала. На просьбу приехать скорее и убедиться во всем воочию он ответил, что сейчас, как нарочно, пара ответственных пленэрных занятий, но при первой же возможности он обязательно вырвется, несмотря ни на какие препятствия.

Насчет занятий Тиллим, правда, сгустил краски и, конечно, очертя голову помчался бы в Сухуми в ту же минуту, но у него действительно была одна уважительная причина, которая стоила того, чтобы немного повременить…

Миновали сутки, медленно прошли вторые, и вот на третий день утром Тиллим наконец явился в больницу и настежь распахнул украшенные яркими витражами двустворчатые двери платной палаты, а с ним в комнату ворвалась прохлада приморского бриза, слившаяся с пряным южным запахом лавра из парка и еще каким-то едва уловимым ароматом.

Девочка лежала, уткнувшись лицом в подушку.

— Доброе утро! Вот и я, как обещал…

Тиллим стоял в дверях и зачарованно смотрел на Олю. Он был в белой футболке с самостоятельно набитым через трафарет контрастным черным изображением — сразу узнаваемыми чертами лиц четырех битлов — и в тщательно, до голубизны вываренных джинсах. На плече мальчика висела спортивная сумка с гостинцами. Одной рукой он прижимал к боку аккуратно завернутый в бумагу прямоугольный продолговатый сверток, а в другой бережно держал перед собой букетик скромных, но необыкновенно благоухающих белоснежных цветков-недотрог.

— Доброе утро — это когда на часах двенадцать, на календаре суббота, а за окном Атлантический океан, — нехотя отворачивая лицо от подушки, проворчала Оля. Увидев цветы, девочка засмущалась: — Ну что ты там стоишь, заходи! Да положи ты все, потом… Сядь!.. Эти цветы мне? Никогда не видела таких… нежных. Откуда?

Тиллим сел прямо на пол, отложив в сторону все, кроме заветного букетика.

— Это цикламены — альпийские фиалки… Правда, нравятся?! Красивые… Они растут на горных лугах, выше уже снег… Еще в Новом Афоне встретил альпинистов, и вот — подарили! Боялся, завянут по дороге, но вроде не завяли.

— Нет, что ты — чудо просто! Спасибо!!! — Олино лицо лучилось изнутри. — Я рада… видеть тебя…

Мальчик встрепенулся, расстегнул сумку:

— Вот еще — витамины! Сейчас помою.

Он подошел к крану и стал мыть яблоки. Увидел предостерегающую табличку над краном: «Вода не питьевая!».

— Сплошные парадоксы! Воду из крана пить нельзя — грязная, фрукты надо мыть водой из крана — будут чистыми…

Тиллим озабоченно поинтересовался:

— Ну как дела, идешь на поправку? А что это мы опять грустим?

— Лежа хорошо думать о том, что нужно встать. Мне бы очень хотелось встать с утра, часов в семь, выйти на пробежку, сделать зарядку, но я сильнее своих желаний, — грустно улыбнулась Оля. — Я так ждала, когда ты придешь… и ты наконец пришел… Какие цветы!

— Тут в газете прочитал четверостишие местного Лермонтова, — попытался развеселить больную рыцарь в тигровой шкуре:

Девочка не отреагировала на шутку, словно и не слышала.

— Альпийские фиалки! Они же завянут!!! Вон там, на тумбочке, — стакан. Налей, пожалуйста, воды из кувшина и скорее поставь их… Надо же, ведь могли погибнуть!

— А что, твой Матусевич приходил? — осторожно поинтересовался одноклассник, увидев в граненом стакане увядшую розочку.

Девочка возмущенно оборвала Тиллима:

— Это почему «мой»? Какой он… Знаешь, если ты еще раз заговоришь о Матусевиче, между нами…

— Почему?

— У девушек всегда есть железный аргумент — «потому что»!

— Но он же «порядочный и честный»? — спросил мальчик, изобразив крайнюю степень удивления, и сердце забилось в ожидании четкого ответа. Оля, помолчав, сказала:

— Я поняла, что порядочность и честность — слишком дорогие подарки и не стоит их ждать от дешевых людей.

— Но Матусевич же…

— Да его одежда дороже, чем он сам.

Тиллим подался вперед и вкрадчиво спросил, пристально глядя на Олю:

— Ты ведь слушала «Битлз», как я советовал?

— Конечно! — еще больше оживилась девочка. — Почти все время слушала, и сегодня: «Волшебное путешествие», потом «Субмарину»… Да вон же твой плеер на столике лежит. Спасибо! У них музыка чудесная, помогает. Когда пусто на душе, они наполняют добром. Испытываешь чувство, которое никогда не переживал.

— И ты еще удивляешься! Музыка, играющая в наших наушниках, отражает душу и воскрешает воспоминания снов. Ведь не зря сердце бьется в ритм!

Оля спрятала взгляд, не зная, куда девать свои тонкие руки, и особенно пальцы, ставшие за время болезни почти прозрачными.

— Да, только все-таки как-то странно, неожиданно… Но ты же знаешь — «Битлз» меня всегда восхищали! Правда, в куклу Алису тогда не поверила… Смотри! — С этими словами девочка разжала кулачок: на ее розовой ладони лежали три игрушечные помидорки и миниатюрная булочка.

— Ты знаешь, я давно уже не обижаюсь на то детское прозвище, но когда мне из Англии привезли этот подарок, я ужаснулась: не только кукла на меня похожа, но и такое нелепое совпадение… А потом ты пришел со своим сном… А я тебя тоже сейчас удивлю: представь, они ведь и мне снятся! Еще в Челябинске такое однажды было. Весной снилось, что ты с битлами пел у меня под окнами «Yesterday». Как серенаду! Помню, у тебя еще гитара такая была — как у них, а твой голос особенно выделялся… — Она зарделась. — Я ведь сразу после этого хотела с тобой помириться, а от Шурика… В общем, я тогда уже заметила, что он какой-то… скользкий, ненастоящий. Надо было перестать с ним дружить, а видишь, как получилось, Тиллим… Но это теперь неважно! Жалко, снов этих — цветных — долго не было…