Через пару дней мы с Мариной начали встречаться, и теперь вот-вот нашим счастливым отношениям стукнет 3 года.

Мы повзрослели, сильно изменились, но, как и в самом начале, держимся друг за друга.

Вот мы уже не школьники, а студенты, интересы наши поменялись. Живем теперь не с родителями, а отдельно. Это новый этап, новые эмоции, и отношения наши растут, с легкостью справляясь со всеми бытовыми мелочами.

Мы долго искали подходящую квартиру, которая бы нам просто понравилась. Вот нашли. В ней нам нравилось все. Радовала своим уютом небольшая кухонная комната, в которой мы с Мариной проводили много времени, особенно поздними вечерами, когда солнце садилось за горизонт, умолкали птицы и гасли огни в некоторых квартирах дома напротив. Мебель во всей квартире стояла простая и дешевая, но всегда чистая и ухоженная, внешний вид кухни тоже не выделялся среди общей обстановки. Такие квартирки называли «хрущевки». Старенький стол с парой табуреток подле него, серый кухонный гарнитур с газовой плитой, советский холодильник марки «ЗИЛ», микроволновка и чугунная труба под пластиковым окном наполняли эту комнату.

«Дверь пошарпанная, но комната богатая», – подумал я. Да, дверь пошарпанная, ее давно пора менять, это правда, и богатства здесь не увидишь, оно скрыто от глаз, но открыто сердцу. Тот, кто в душе наполнен теплотой, сразу ощущает, что ему тут нравится. Иной же не видит ничего, кроме старого стола, стульев, нерабочей газовой плиты и дешевых столовых приборов. Комната наполнена добром, пониманием, тихим семейным счастьем, приправленным вспышками желания и страсти. Комната наполнена нами. Мы живые и счастливые, мы молодые, свободные от гнета материальных искушений. Все, что нам было нужно, мы имели и не желали большего. В нас не было лени или апатии. Также в нас не было того сумасшедшего, дурного желания разбогатеть, из-за которого так много совершается ошибок, и горы в миллионы поломанных судеб возвышаются над городами.

После тяжелого рабочего дня мы сидели на кухне, обсуждали картину, которую сегодня написала Марина. Она мечтает стать художницей: закончила с отличием школу рисования, а сейчас всю себя посвящает этому делу. Буквально болеет творчеством, возможно, сама того не замечая, заразила этим меня. Сегодня она рисовала 16 часов подряд, видимо, на нее снизошло озарение. За день перекусила пару раз и вот, когда закончила картину, смогла себе позволить отдохнуть и расслабиться. Я всегда искренне восхищался ее работами, а еще больше ее характером: хрупкая и женственная с виду, содержала в себе огромную силу воли. Она ее прятала и скрывала под капризами и противоречащими характеру шутками, но в любой момент, когда это было необходимо, проявляла сильнейшую выдержку и твердость своего характера. Она не могла не восхищать. Не говоря о высоком профессионализме, в ней было что-то такое, что нужно художнику. Свое определенное виденье красоты, которое завораживало, имело глубинный смысл и в то же время было таким простым и понятным.

Марина показала мне свое произведение. На нем изображен маленький мост, слева и справа играют дети небольшими раздельными группами. Но если присмотреться, то видно, что с одной стороны бедный район, с простыми детьми, а с другой – богатый. Обе стороны разительно отличаются. Когда я рассматривал картину, меня поразила та точность, с которой она была нарисована. Столько деталей, которые не замечаешь сначала, но потом, словно роза, раскрывается истинный смысл.

– Мелочи проявляют глубинную суть, – сказал я.

– Я назвала эту картину «Город контрастов». Как тебе?

– Отличное название, помогает понять смысл картины. Шикарная работа. Я правда тобой восхищаюсь.

– Спасибо, – ответила она, и щеки ее наполнились краской.

Марина включила бра и выключила люстру. Приглушенный свет созидал тени от кухонного гарнитура, стола, кружек, табуреток и от нас самих. Бра располагался на стене у меня за спиной, мягко кладя краски моего темного силуэта на ее тень, соединяя из двух отдельных частиц одно целое законченное произведение. Объединялись не только наши тени, но и души. В этот момент я вспомнил, как 3 года назад почувствовал в ней своего близкого человека, ради которого готов на все. В груди билось сердце. При каждом его сокращении по телу растекалась любовь, то необычное состояние, наполняющее всего меня безудержной щенячьей радостью и восторгом, который сдержать стоит неимоверных усилий.

Я сидел на табуретке. Она присела напротив. Через половину минуты, словно услышав мои мысли, подошла меня обнять. Ей не нужны слова, чтобы понять, о чем я думаю. Она обвила меня своими нежными руками, прижала мою голову к своей груди.

– Я очень боюсь тебя потерять, – сказала она.

– А я тебя.

– Жень, мне иногда кажется, что так хорошо быть не может, не положено. Понимаешь? Я боюсь, вдруг это все не заслужено. И рано или поздно счастье уйдет. Я не знаю тогда, что со мной будет. Я сойду с ума.

– Все будет хорошо. Я очень тебя люблю.

– Что если однажды я проснусь, а тебя не будет рядом? Я правда не знаю, что буду без тебя делать.

– Марин, ничего не бойся, я всегда буду с тобой.

Она сильнее прижалась ко мне. Все так взаимно, так правильно и славно складывалось, что я сам себе не верил.

– Жень, я увидела рядом с тобой свое будущее. Я столько раз ловила себя на мысли, что хочу от тебя детей.

Наверное, это самая сильная фраза, которая может звучать из уст девушки, тем более такой молодой.

– Я уже давно об этом мечтаю, – тихо сказал я.

– Не знаю почему, но у меня тревожное чувство. Камень на сердце.

– Родная, не нужно ничего бояться, – сказал я, крепче прижимая ее к себе.

Мы молчали. Чай, который заваривали по приходу на кухню, медленно остывал. На плечо, между шеей и футболкой, что-то капнуло. Я поднял лицо вверх, и на щеку мне упала еще одна капля. Слезы ручьями катились по Марининым щекам. А глаза блестели, полные счастьем, трепетом и надеждой.

На следующий день мы проспали до обеда, потому что заснули только под утро. Так приятно с ней просыпаться. Валяемся в кровати, так лень вставать, но уже скоро 12 часов, дел полно, поэтому подниматься с кровати становится необходимостью. Ей нужно рисовать, мне нужно писать. Писатель и художник – идеальный тандем, не правда ли? Марина проснулась первая и решила будить меня, зная, насколько трудно это сделать.

– Жень, вставай. Тебе нужно работать.

– Да, встаю, – ответил я и отвернулся на другой бок.

Прошло 5 минут. Марина уже оделась, умылась, окончательно проснулась, и теперь ее задача состояла в том, чтобы поднять меня с постели.

– Вставай, а то так весь день проспишь.

– Да, да, встаю, – сказал я и устроился поудобнее.

Прошло еще 5 минут. Она уже сидела надо мной на кровати.

– Женя, вставай, твою мать! – сказала она и сунула палец мне под мышку, чтобы я проснулся.

Я непроизвольно хохотнул и укутался в одеяло получше. Она прекрасно знает, что я до безумия боюсь щекотки. Этот палец был всего лишь предупреждением. Дальше – хуже.

– То есть вставать ты не собираешься. Правильно?

– Не-а, – уже откровенно ответил я, задрапированный с головы до ног в одеяло.

– Нет, ты в конец обнаглел!

С этими словами она напрыгнула на меня, сдернула одеяло и начала безжалостно щекотать.

– Неизвестно еще, кто боится щекотки больше – я или ты, – сказал я.

Зная, что она тоже жутко боится щекотки, я ей ответил тем же.

На этот раз она сдалась первая. И как только собралась ретироваться с поля боя, в последний момент я успел поймать ее за ногу так, что мы оба свалились на край кровати. Я щекотал ее, она меня. Смеясь до боли в скулах, мы продолжали мучать друг друга. Все дело кончилось тем, что оба упали с кровати на пол и там продолжали безудержно смеяться. Отлежавшись на полу и немного успокоившись, я ее поцеловал, а потом, отдышавшись, пошел одеваться, умываться, готовиться к новому трудовому дню.

15.01.2011