– Ты обалдел?! Я же хорея от харлея не отличу…

– Думаешь, они с тобой о литературе говорить будут… – гнусно хихикнул он, выдергивая за руку из толпы робкую, недовольную самочку.

– Жуанский, посмотри кого я тебе привёл! – шустро развалясь на диване меж двух «классиков», обратился к тому, что посвежее Натан. – Артемида-охотница!

Сакральный смысл ее имени в устах Натана утратил культурно-мифологический акцент, и Аде впервые стало неловко за греков. С десяток пар глаз, уставилось на нее. А она не знала, как выйти из дурацкого положения. «Натан-болван, – скакала в голове пинг-понговым шариком рифма. – Кастинг мне устроил, сутенёр-общественник!»

Надо было либо провалиться на месте, либо ответит!

– Он ошибся, – злость предала ей сил. – Я не охотница, я укротительница диких ослов! – Она хлестнула Натана взглядом так, что теперь уже ни у кого не было сомнений кто из присутствующих это милейшее животное.

– А Натан уверял, что поэтесса. Может, что-нибудь почитаете? – качнул головой Жуанский, одобрительно разглядывая её коленки.

Ада растерялась. Должно быть, так теряются школьники после веселых выходных. Когда не могут вспомнить ни то, что задано, ни какое сегодня число! А настырное «учило» непременно желает в твоем исполнении: «Ночь, улица, фонарь, аптека…» Но в голове лишь дискотека и блок. Блок на всю голову. И ты мямлишь что-то бессмысленное…

– Артемида сейчас работает над циклом лимериков под рабочим названием «выйти замуж куда-нибудь в Пизу…» – пришел ей на выручку Натан, ставя ироничную точку в журнале успеваемости нерадивой ученицы.

Она была благодарна ему за спасение, но не за презентацию.

Классики переглянулись. А позади Артемиды, точно весенний ветерок пронесся смех и шепот.

Вечер, не суливший ярких событий, закончился в модном русском ресторане под цыган, борщ с пампушками и стерлядь «по-гусарски». Гусаром оказался модный литератор, сценарист сериалов, бонвиван и сплетник Жуанский. Натан на радостях накушался до «белых лошадей». Куражась, словно купчина, он размахивал перед халдеем вожделенной зеленой купюрой, требуя привести белую лошадь. На удивление самого, через четверть часа у подъезда стоял шарабан. Белый в серых яблоках жеребец, кося черным блестящим глазом на нетрезвого двуногого, от умиления и восторга рыдавшего в его посеребренную гриву, тревожно фыркал и, пытаясь увернуться от пьяных объятий, отводил красивую голову.

Ада впервые видела человека с такой радостью расстающегося с валютой. Держа под руку совсем ослабшего от разгула Натана, Жуанский бережно поцеловал Артемиду в щёчку, попросив не забывать и звонить, когда захочется, при этом взгляд его был похотлив и влажен.

Вдыхая ночную прохладу, Артемида возвращалась домой по притихшему, спящему городу совершенно счастливой оттого, что ни одной мысли не трепыхалось в её невероятно легкой голове.

Глава четвертая

Сорок первый Новый год она встречала одна, в ослепительно белой шубке, искрящейся, словно, морозный снежок. Шубку принёс Санта Клаус, с параноидальной настойчивостью пытавшийся выяснить: есть ли здесь послушные детки. Из «деток» была только Ада. Так называл её супруг, себя же игриво именовавший «папусиком».

Муж изменял ей недавно и с удовольствием. Хотя нужно отдать должное, папусик по-прежнему был к ней внимателен. В общем, она ему не мешала, где-то даже сочувствовала. Ведь мужчина к пятидесяти, увлекшись старлеткой, рискует оказаться объектом не столько восхищения, сколько насмешек.

Что муж нашел себе отраду, Ада догадалась сразу. И не по тому, что усталость накатывала, и богатырский сон накрывал его, как только голова касалась подушки. И не по тому, что тенденции мужниного гардероба все больше сдвигались в сторону молодежных направлений. Просто в один изумительный вечер он решил отреставрировать свою бородку её крем-краской, а поседевшие лобковые волосы удалить при помощи спрея, для «области бикини». Отчаянный поступок супруга долго не давал ей покоя. «Область бикини! Это вам не Магаданская область! – сокрушалась Артемида. – Раньше мужчины ради женщин на подвиги шли, а сейчас разве что на пластические операции. Не делай трагедии из водевиля, – тут же успокаивала она себя. – Да, изменяет, но не со зла же».

Жизнерадостный дед завалился в прихожую. С его яловых офицерских сапог сразу натекла лужа. Облачен он был на западный легкомысленный манер в курточку, едва прикрывавшую зад, шаровары, колпачок и белоснежную барашковую бороду.

Борясь с равновесием, дед скинул с плеча алый бархатный мешок и вытряхнул из него объёмный, шуршащий пакет.

За ним выпорхнула нарядная открытка с упитанным гномом.

Упираясь головой в стену, фальшивый Санта попытался подцепить открытку короткими похожими на сардельки пальцами. Та не поддавалась, но и Санта упорствовал, шкрябал по полу и все-таки победил!

– Как зовут? – строго спросил Клаус, разглядывая картинку.

– Кого? Гнома?

– Тебя!

– Ада…

Нетрезвый мужик, косивший под сказочного деда, сосредоточенно читал, попеременно шевеля то губами, то растрёпанными щетинистыми бровями.

– Так точно, – наконец, отрапортовал Санта. – Так и написано: «Аде-детке с пожеланиями хе-пи ню… ню…» Ню, в общем, счастливого года!

Пошатываясь, он сунул открытку Аде в руку. Придвинул ногой пакет. И на манер уездного «коперфильда» достал из уха авторучку, чем сильно развеселил Артемиду.

– Получите – распишитесь! Здравия, как говорится, желаю! Хеппи вам в ню!

– Вы, дедушка, в каких войсках служили? – удостоверяя личность напротив галочки, поинтересовалась Ада.

– В рекламно-ракетных! – расправив плечи, гаркнул в синтетические усы служивый.

– Небось, спиртом бое… головку промывали?

– Кхе, так точно! – стартуя к первому этажу, уже из лифта громыхнул дед-затейник.

Ада присела возле пакета и задумалась. Откуда-то из дальнего чулана памяти вывалился бюст дикторши и чётко очерченным голосом напомнил, что двести грамм тротила достаточно, чтобы разнести всё недвижимое имущество и граждан в придачу. Наклонив ухо к пакету, Ада прислушалась вроде тихо.

«Интересно… тратил тикает…» – пронеслось у нее в голове.

Аккуратный почерк она сразу узнала:

«Ада-детка! Срочно вылетаю на объект. Будь умницей. Твой папусик».

«Папусик, – комкая открытку, пнула пакет Артемида. – На объект…»

Она запустила руку в пакет и брезгливо вытянула ненавистный презент… за шиворот. Шубка!

«Откупился, значит, друг спермацетовый. Выкинуть тебя в окно что ли или в мусоропровод спустить…»

Шубка была почти невесомой. Она прильнула к руке, щекоча запястье.

«Ах, ты, сучка ласковая, – Ада слегка встряхнула её, затем погладила. Волоски, до того кое-где топорщившиеся, смирно улеглись. – Знал, что подарить. Красавица ты моя!»

За полчаса до полуночи, спрятав лицо в мягкий, пахнущий изменой воротник, Ада раскачивалась в такт сипловатым рыданиям негритянской дивы: «Сердце не плачь…». Впереди была одинокая ночь с фантастическими вариациями на тему «всё ещё будет».

Она и не заметила, как тягучий ликёр соула резко сменил попкорн отечественной эстрады.

«Делай же, что-нибудь!» – призывал из телевизора аккуратный юноша похожий на клерка похоронной конторы «Новый русский путь».

– Всенепременно, – вздохнула Артемида и обожгла горло вермутом.

«Мечты, мечты… какая разница… всё когда-нибудь становится прошлым… И мечты… Любовный шёпот превращается в кухонную брань, бальное платье в застиранный халат, а возлюбленный в плательщика по счетам, квитанциям и чекам. Вот такая грустная сказочка».

Удерживая полы шубки в раскинутых руках, точно снежинка-переросток, вместе с невеселыми мыслями, кружила она вокруг искусственной ёлки. Вспотела, запыхалась, скинула шубку на пол.

«А ты думала, они жили долго и счастливо? И умерли в один день? – вопрос предназначался шубке. Шубка молчала. – Хрен-ссс… Он умер на личной трехпалубной яхте, когда та дрейфовала в э-ге-гейском море. Да! А она, она… – Ада хлебнула из горла и, морщась, упала на диван, накрест сложила руки на груди, но тут же передумала. – А она совсем не умерла! Она просто уснула в ожидании прЫнца».