И кто-то держит его за руку.

Его накрывает внезапно: сад, поцелуй, стрела, убийца… и еще красное пятно, растекающееся на его боку, и на боку Стефана. Торвальд резко выпрямляется, прежде чем успевает подумать, и резкая боль заставляет его, задыхаясь, повалиться обратно на кровать.

Он понимает, что это его собственная постель. В окна просачивается солнце, и он чувствует на коже повязки.

— Успокойся, — говорит кто-то, — ты сделаешь себе больно.

Торвальд поворачивает голову и вдруг понимает, что рука, сжимающая его ладонь, принадлежит принцу.

Тот лежит рядом с Торвальдом на этой слишком широкой кровати прямо поверх покрывал, откинувшись на подушки. Под расстегнутой рубашкой видно, что Стефан тоже перевязан.

Торвальд привстает, несмотря на боль, чтобы присмотреться получше:

— Тебе больно? Насколько рана серьезна?

— Я в порядке благодаря тебе. — Принц толкает его обратно на матрас и садится. — Стрела меня едва задела. Ты принял удар на себя… я подумал, мне лучше побыть с тобой, пока ты не очнешься. Нас охраняют, не волнуйся. Наемник еще жив; его допрашивают. — Он замолкает, и его лицо смягчается, он стискивает пальцы Торвальда. — Ты спас мне жизнь.

Торвальд чувствует странную неловкость, словно влюбленный мальчишка.

— Ну, я…

Конечно, спас, я не мог позволить тебе пострадать.

— Знаешь, что ты сделал?

Он поднимает глаза на принца и видит, что тот широко улыбается.

Торвальд хмурится — в том, что их чуть не прикончили, поводов для радости он видит мало, но улыбка принца ослепляет.

— Как идиот, встал на пути стрелы?

— Нет. — Принц наклоняется и быстро и легко целует его. У Торвальда кружится голова, и он приподнимается, чтобы поймать его губы и сделать поцелуй глубже. Бок болит, но Торвальду плевать, и когда поцелуй наконец прерывается, лицо принца залито румянцем. Он все еще улыбается. — Ты привлек внимание общественности в лучшем смысле этого выражения. Ты спас мне жизнь, и все об этом узнают; ты будешь слишком популярен, чтобы тебя убивать. — Он понижает голос: — Потому что… мне кажется, та стрела изначально предназначалась тебе.

— Что? Почему? Я же никто.

— Ты мой будущий муж, — возражает принц, — и волк. С тобой больше нельзя не считаться… но убийцу мог нанять и кто-то из ваших. Они ведь тоже не хотят, чтобы война закончилась.

Торвальд моргает, пытаясь сообразить, чем это грозит.

— Думаешь, они правда на это способны?

— Политика — уродливая штука. — Принц наклоняется и снова целует Торвальда. — Но теперь все будет хорошо.

Торвальд растворяется в жарком поцелуе, когда искусный язык ныряет ему в рот, а зубы чуть прикусывают нижнюю губу. Бок ноет не так уж сильно, если не делать резких движений, Торвальд нащупывает ладонью теплое бедро Стефана. На них больше нет дорогих нарядов, на обоих теперь только мягкие хлопковые ночные рубашки и штаны. Поэтому так легко забраться ладонью под край и накрыть ею голую кожу.

Принц тоже стонет, и кончики пальцев Торвальда скользят по гладкой нежной спине, пока не нащупывают повязки.

Хоть рана и неопасна, Торвальд очень осторожен — Стефан ни разу даже не вздрагивает.

Торвальд чувствует, как собственное тело отзывается на чужие прикосновения — удовольствие наступает, неотвратимо, как морской прилив — и рассеянно думает, почему считал, что в браке — по расчету или нет, неважно — его не ждет ничего хорошего. Когда они отрываются друг от друга, он тяжело дышит и видит губы принца — розовые и припухшие.

— Наверное, нам не стоит этого делать, — начинает Торвальд, — свадьба…

— К чертям свадьбу, — прочувствованно отрезает принц, — мы вырвемся вперед с самого начала. — Он стягивает с Торвальда рубашку, нетерпеливо вырывая пуговицы из петель, а потом, когда у того не сразу выходит вывернуться, чтобы снять их самому, помогает ему выпутаться из рукавов.

Ладони принца, обжигая, проходятся по его обнаженной груди. Большой палец задевает сосок Торвальда, и он не может сдержать стон и дрожь. Просовывая колено между ног Стефана, он слышит, как тот резко втягивает воздух, когда Торвальд задевает его ногой. По телу пробегает озноб.

Торвальд принимается за рубашку принца, расстегивает и спускает с плеч, прежде чем двинуться дальше. Он стягивает свободные хлопковые штаны с бедер, и член Стефана оказывается на свободе, толстый, твердый, налитой. Принц что-то одобрительно мычит, и Торвальд ощущает, как собственный член подрагивает от предвкушения.

Он хочет перевернуться. Хочет придавить Стефана к кровати и укусить того за шею, чтобы остался след — поставить на того свою метку. Торвальду кажется, что это правильно, просто необходимо, и собственная слабость приводит в отчаяние. Слишком много сил нужно, чтобы поменять позу — он лишь сделает хуже.

Вместо этого, запустив пальцы в светлые волосы принца, он притягивает бледную шею к своим губам и кусает обнаженное плечо, ключицу, горло, до синяков, заявляя о своих правах. Испуганный вскрик Стефана переходит в стон, и Торвальд чувствует, как подрагивают его бедра, острыми зубами оставляя фиолетовые отметины вокруг шеи принца, словно непристойное ожерелье.

Его собственный член выдает его с потрохами. Торвальд ощущает, как сочащаяся смазка пачкает белье, но ему не до этого — он опускает руку и обхватывает ладонью плоть принца. Стефан снова наклоняется поцеловать его и в то же время выгибается и беспомощно стонет ему в рот. Чужой член в ладони кажется горячим и… правильным. В горле зарождается низкий рык. Этот мужчина принадлежит ему.

Он обводит большим пальцем головку и слышит, как принц резко хватает ртом воздух и ерзает, чувственно толкаясь в руку Торвальда.

— Боги, — хрипит принц Стефан, а потом добавляет что-то еще, но Торвальд так ловко двигает ладонью, что слова Стефана переходят в невнятный всхлип.

Принц отстраняется, ровно настолько, чтобы стащить с Торвальда штаны, потому что у него явно тоже нет сил терпеть, но замирает, с любопытством разглядывая член Торвальда.

— Это… — Принц проводит пальцем по одной его стороне, от основания по едва заметной выпуклости к головке, — что это?

Именно в этот момент Торвальд осознает, что не только его ногти и зубы отличаются от человеческих, когда он в двуногой форме, и что член принца в его ладони почти одинаковой толщины от основания до конца. Почти ровный.

— Это узел, — поясняет Торвальд, — чтобы не выскальзывать. Он еще станет больше, но я не думал, что у тебя нет… — Ему вдруг приходит в голову, что, несмотря на то что принца не пугает его волчья натура, это вполне может стать последней каплей, но Стефан рассматривает его член с явным восхищением. — Я нечасто имел дело с людьми. Я думал, они у нас одинаковые.

— Не совсем, — смеется принц, — но… Хмм. Тут потребуется подготовка. — Он тянется к прикроватному столику и достает маленький стеклянный флакон, чуть больше его указательного пальца. Он заполнен какой-то мазью, и принц выплескивает ее на ладонь и начинает растирать по члену Торвальда.

Торвальд скулит и пытается сдерживаться, не торопиться, потому что знает, что иначе будет больно, и принц, упираясь ладонью ему в грудь, прижимает его к кровати.

— Лежи. Не двигайся. Ты спас мне жизнь, забыл?.. Так что позволь мне все сделать самому.

Его улыбка такая же белозубая и сияющая, как и всегда, но сейчас в ней читается что-то столь распутное, что у Торвальда перехватывает дыхание. Принц разжимает руку, но только для того чтобы размазать по ладони остатки мази, а потом встает на колени над Торвальдом и, выгнув спину и сосредоточенно кусая губы, один за другим пропихивает пальцы в себя.

Он растягивает вход, один, второй, третий палец, а Торвальд смотрит, чувствуя, как его захлестывают вожделение и беспомощность. Он издает тихий, гортанный звук. Член Стефана задевает его собственный, и он видит, как тугие розовые мышцы обхватывают длинные пальцы. Принц охает, и Торвальд больше не может терпеть.