Тем временем топанье и хлопанье продолжалось.
— Не заставляйте меня повторять!
Тарин фыркнул. Мужчины и кадеты загалдели ещё громче. Новенькие мальчишки, наоборот, задрожали и старались не дышать. А старшие — просто молча стояли.
— Если мне придётся к вам спуститься…
Всхлип Тарина затерялся среди неожиданных криков мужчин. Тарин снова прикрыл уши, но Кинан одёрнул его руки.
— Слушай, Тарин. Это важно. Ты должен начать привыкать к церемонии. Тогда ты лучше поймёшь нас.
Голоса мужчин стали потихоньку стихать, и Тарин смог различить некоторые фразы:
— … прости, мамочка…
— … я больше так не буду…
— … я не хотел, мамочка…
— Ведите себя хорошо! — нараспев прокричал Титус. — И Матушки позаботятся о нас. Поступайте правильно!
— Так точно! — проорали мужчины. — Мы обещаем! — Секундное молчание. — Честно, Матушка!
— Матушки нас услышали, — сказал Титус. — Мы их сыновья, и они любят нас, несмотря на наши недостатки. Давайте же споём и покажем, как мы их любим, перед тем как выразим наши просьбы!
Позвоночник Тарина «выписывал кренделя», пока он переваривал услышанное. Кричащие мужчины — это жутко, а извиняющиеся мужчины — что-то совсем нереальное. И до сегодняшнего дня Тарин вообще сомневался, что так называемые Матушки и мальчишечьи Леди существуют. Теперь же от мысли, что Матушки рядом и, что ещё хуже, могут им гордиться, в груди стало горячо и тесно. Та картинка, которую недавно показывал Тарину Титус, была солнечной и светлой, и тогда Тарин разрыдался, как какой-то лесной мальчишка-первогодка.
Он незаметно обвёл взглядом всех присутствующих. Тарину стало казаться, что позвоночник предал его. Он заставил Тарина переживать за Гаррика и защищать источник всех его проблем — глупого Кори. Вдруг, будто от возмущения, по спине пробежала дрожь. Тогда Тарин мысленно изменил свой последний вывод, подумав, что всё-таки в первый раз его поймали из-за собственной невнимательности и любопытства.
— Новенькие, вы тоже должны хлопать, — обратился к мальчишкам Кинан.
Старшие ребята подняли руки вверх и стали подпрыгивать на месте.
Тарин заметил маячащую впереди голову Марта.
— Глупцы, — пробубнил Тарин и усмехнулся над дурацкой цивилизацией.
Стоящий рядом Пэрри начал подстраиваться под ритм движений и топанье мужчин. А глупый Кори попискивал и махал руками. Кинан ткнул Тарина локтём в бок, и тот, чтобы от него отстали, тоже демонстративно помахал руками.
Все в зале пели и кричали, что Матушки добрые и хорошие.
Мужчины и кадеты пели хором, но иногда кто-то из них завывал, ликуя, а затем снова вливался в общий ритм.
— Потрясающе! — воскликнул Кинан и подпрыгнул на месте.
— Я люблю тебя, мамочка! — хрюкнул жирный кадет Мика с другого конца мальчишечьего ряда.
Рядом завизжал глупый Кори:
— Леди-Мамочка!
— Вот чёрт, — вздохнул Тарин.
Пэрри чуть отодвинулся от него и пробубнил:
— Мама.
Тарин никак не мог разобрать слова, когда вокруг все так громко пели и слышались крики особо радостных мужчин. Но в голове потихоньку стала вырисовываться общая схема песни. Некоторые кусочки повторялись, потом шли новые слова, а затем снова старые. Немудрено, что Кинану нравилось громко кричать. Его голос эхом разносился по залу. Тарин потёр уши. Слишком громко!
— А теперь ещё раз хором! — пророкотал Титус, и мужчины с мальчишками снова запели, а потом, к большому удивлению Тарина, все разом замолчали, ну, не считая последнего возгласа Кинана.
— Присаживайтесь! Подумайте о доброте Матушек, пока по рядам ходит Книга Заявок.
Тарин сел. С глупой улыбкой на лице Кинан и Пэрри прислонились к стене.
— Видишь? — прошептал Кинан. — День Матушек — это весело! Мы поём, танцуем и общаемся с Матушками. А после едим вкусный хлеб, и все утренние работы отменяются! А ещё Титус объясняет нам разные вещи.
Пэрри кивнул.
— Здорово! Матушки рядом!
Тарин прикусил ноготь на большом пальце.
— Да что с тобой такое, Пэрри? Ты ведь не тупой, как Кори.
— Это с тобой что-то не так! — возмутился Пэрри и отошёл в сторону.
— Вы все заблуждаетесь, — потерев лицо и покачав головой, сказал Тарин.
Кинан хихикнул.
— Тарин, всё дело в тебе, а не в Пэрри или Кори. Мужчины тебя обсуждали. Это связано с тем, что у тебя два шарика.
Тарин засунул руку подмышку и нащупал две шишечки.
— Вы, сзади, потише там, — прорычал сержант Эдон и пошёл в их сторону. — Кадеты, следите за подчинёнными. Пожелания надо как следует обдумать. — Эдон остановился, повернувшись лицом к ребятам. — Мальчики, сегодня я выступлю в роли вашего посредника. Чем дольше вы здесь живёте, тем быстрее к этому привыкните и начнёте мне доверять. Как вам уже объясняли на уроке по Дню Матушек, вы можете передавать свои желания посреднику. В Книге Заявок я напишу пожелание только одного мальчика, а остальные забуду.
Мальчишки загалдели и затараторили. Тарин смело посмотрел сержанту в глаза и призадумался.
— Тарин, тебя тогда наказывали, и ты пропустил этот урок. Книгу Заявок читают Матушки. Потом они дают нам необходимое, а иногда и желаемое. Мужчины записывают просьбы сами, а за мальчишек это делает посредник. До Дня Свечей у новичков есть такой человек. Сегодня им буду я. Посредник даёт слово чести, что не разгласит чужие секреты. Его задача передать Матушкам одно единственное, самое нужное желание, и забыть об остальных.
Тарин фыркнул.
— Хочу в лес. Не секрет. Не хочу носить носки. Хочу деревья. Не нужны мужчины.
Эдон усмехнулся и склонился, подойдя к Пэрри. Тот подвинулся ближе.
Похоже, мальчишечьи секреты надо говорить на ухо…
— Я услышал твоё пожелание, новый мальчик Пэрри.
Тарин поёрзал. Эдон над ним посмеялся. Тарин присмотрелся. Сержант стоял, нахмурившись, и смотрел на Пэрри, словно тот наелся ночных ягодок. Напрягшись, Тарин смог расслышать:
— Подумай ещё раз. Это глупо. И не проси это же у другого, менее доброго посредника.
«Чёрт! Вот и доверяй после этого посредникам!» — подумал Тарин. Вся эта затея была такой же неправильной, как и сами мужчины. Тарин решил больше никогда ни о чём не просить.
Эдон шёл вдоль мальчишечьего ряда. Похоже, у каждого из них уже была готовая просьба. Закончив, сержант остановился и стал ждать, когда ему передадут большую коричневую книгу. Первые ряды в зале снова запели. Эдон написал что-то в книге, подошёл к сцене и отдал её в руки Джейдону.
Тарин застонал и прикрыл уши. В зале опять стало очень шумно. Громче, чем когда он сидел на дереве, а вокруг стрекотало множество голосистых жучков.
— Цикад, — поправил его Кинан. — А не голосистых жучков.
— Козявки, — пожал плечами Тарин и задумчиво добавил: — Вкусные.
— Тише, — сказал вернувшийся Эдон. — Матушки будут читать Книгу.
— Хм, — ответил Тарин.
— Тишина в зале! — заорал Джейдон, передавая книгу Титусу.
— А почему ему разрешено на всех кричать? — спросил Тарин.
— Хороший вопрос, — еле слышно ответил Кинан, чем заслужил от Эдона строгий взгляд.
Титус положил книгу в ямку в стене. Все в зале замолчали и застыли в ожидании.
Тарин заёрзал. Ничего не происходит, а колени-то болят. Надо проверить на них корочку.
И вдруг… Солнце в зале!
— Ой-ой-ой! — заголосил Тарин.
Его поддержали все новенькие мальчишки. Книга была залита золотистым светом — таким же, как пробивается сквозь летнюю листву в лесу. Потом свет замигал, и раздался гудящий звук.
— Тише, тише, — стали успокаивать ребят Эдон и Кинан.
— Матушки обдумывают наши просьбы, — объяснил сержант.
Тарин закрыл рот и уставился на свет. В это время странный звук усилился, и Тарин вздрогнул, когда понял, что это мужчины, кадеты и старшие мальчишки присоединились к нескончаемому гулу, повторяя «ма-а-ма, ма-а-ма».
Тарин так испугался, словно страшилки про Ночного Мальчика вдруг стали явью. Тарин «уговорил» свой мочевой пузырь потерпеть, сел на пол и завыл.