Глава вторая: Серебро
Доктора Тальботта ожидали пациенты, распрощавшись с нами, он высадился из коляски возле станции на Бейкер-стрит. А мы с капитаном Харпером продолжили свой путь до Дома Инквизиции Брайтона в полнейшем молчании.
Входящих в большое каменное здание безусловно должны были поразить царящая здесь чистота и ужасающе яркое освещение. На дверях, разделяющих длинные коридоры, были выгравированы блестящие серебряные глаза. Такие же выпуклые парные гравюры ослепительно сверкали на стенах и пристально взирали с потолка. Внутри них были зажжены лампы с друммондовым светом[1], мощные потоки лучей, вырывающиеся из зрачков, напоминали прожекторы. Отражающие поверхности улавливали этот свет и полыхали белым пламенем. Я корчился под обжигающей иллюминацией, но ни затемнённых углов, ни теней, в которых можно укрыться, в коридорах Дома Инквизиции не было. Серебряный свет прорезался сквозь полуприкрытые тонкие веки. Я поднял руку, согнул ладонь козырьком, защищая глаза, чтобы получить возможность хоть что-то видеть.
Белый свет был настолько интенсивным, что размывал все цвета вокруг. Чёрная форма идущего рядом со мной капитана Харпера казалась дымчатой, словно крылья серого ночного мотыля. Лицо его, как у приведения, было призрачно-молочным, черты смазаны до такой степени, что я с трудом мог их различить. Фуражка отбрасывала глубокую тёмную тень на верхнюю половину лица. Из-за яркого контраста с белой нижней половиной эта тень казалась бархатной полумаской.
— Обилие серебра, должно быть, здорово досаждает вам, — заметил он, когда мы проходили сквозь очередные двери. В его голосе не было ни злорадства, ни сожаления. Капитан произнёс фразу совершенно нейтральным тоном, которым принято поддерживать вежливые беседы ни о чём в светском обществе.
— Да, жжётся, — ответил я. — В этом Доме, чтобы добиться такого результата, всё продумано просто идеально.
— Яркое освещение облегчает контроль над задержанными Блудными. Здесь нужно свернуть направо. Осталось совсем немного, мы почти пришли. — Он повернул, и я, споткнувшись, неуверенно последовал за ним, ориентируясь на звук его шагов и голос. Этот немыслимый свет полностью ослепил меня, я мог только догадываться, как радует капитана Харпера моя беспомощность. Он бесспорно упивался своим превосходством. Я дал себе слово обязательно сводить капитана в Подземелья Преисподней, какими бы ни оказались результаты разговора с Роффкейлом: найду какой-нибудь повод, обосную причину, по которой нам необходимо спуститься в тёмные сырые подвалы — посмотрим, как этот человек будет чувствовать себя в совершенно чуждой среде.
Мутные, серые слёзы застилали глаза. Свет жалил нещадно, выжигая каждую клеточку, каждый дюйм не защищённой одеждой кожи. Тыльные поверхности кистей рук стали ярко-розовыми. Мне довелось уже побывать в Доме Инквизиции, боль, которую я испытывал сейчас, была несравнима с теми муками, которые мне в своё время причинили в подобном месте. То, что я ощущал в данный момент, было всего лишь довольно болезненным напоминанием. Обжигающий и ослепляющий, предупреждающий намёк слегка приоткрывал завесу над уготованными страданиями, но не таил в себе реальную опасность смерти.
Со смертью, медленной, методично шаг за шагом продуманной, можно было столкнуться, оказавшись на жёстком металлическом столе в Исповедальне. К смерти приводили обычные вопросы и бесконечное терпение. Дома Инквизиции не затопляли кровавые реки, как описывалось в листовках протестующих против существующей власти. Никаких ржавых крючьев или бурых пятен запёкшейся крови на стенах. Дома считались святыми местами. Здесь было тихо, чисто и светло. Даже в Исповедальнях царила атмосфера спокойствия и смирения. Инквизиторы и исповедники никогда не унижали оскорбительными замечаниями и не повышали голоса, угрожая заключённым. Они предельно вежливо расспрашивали обо всём. Серебряные ножи, гвозди, молитвенные машины — всего лишь приспособления, с помощью которых они пытались добиться полной честности. Им нужна была только абсолютная правда. В этом и крылся подлинный ужас застенков Инквизиции.
В каждой паре немигающих серебряных глаз притаилась жуткая истина — вас видят насквозь. Инквизиция способна любого вывернуть наизнанку. Они изучат все особенности функционирования организма, обнаружат все слабые места вашего обнажённого дрожащего тела. Они вытащат наружу страхи, сомнения и постыдные воспоминания из тёмных глубин подсознания. Секреты личной жизни, полузабытые проступки, даже безобидное повседневное враньё — от них ничего не скроешь. Исповедники выдерут из вас сокровенные правду и ложь, словно гнилые зубы.
После чего, вполне вероятно, вы умрёте.
Некоторые признания даются с трудом.
— Это здесь. — Харпер остановился. — Камера предварительного заключения.
Капитан Харпер отпер дверь, и мы вошли в прохладный полумрак. Свет друммондовых ламп был приглушен. Кто-то распылил в комнате розовую воду. Повышенная влажность приносила облегчение, усмиряя боль ожогов, но цветочный аромат лишь частично скрадывал запахи мочи и крови, исходящие от трупа. Харпер потрясённо уставился на тело Роффкейла. Я вышел в коридор, предпочтя ненавистный свет ослепляющих ламп тошнотворному зрелищу кровавых останков с выпущенными наружу кишками.
Глава третья: Добавь оттенков красного в мой образ
После того как мы обнаружили выпотрошенное тело молодого красивого мужчины с нарезанными тонкими ломтиками, словно мясо для сэндвичей, гениталиями, у меня напрочь пропало всякое желание находиться в Доме Инквизиции. Но пока Харпер докладывал об убийстве и проверял учётную книгу посещений, мне оставалось только закрыть глаза и ждать. В дальнем конце коридора Харпер вполголоса переговаривался с пономарём. До меня долетели последние несколько фраз: «Как бы то ни было, сам с собой он этого точно сделать не мог, чёрт возьми. Кто-то к нему приходил». Судя по всему, проверка записей ничего не дала, внушающих подозрение визитёров у Роффкейла сегодня не было.
Меня вновь окутало тяжёлым духом изувеченного тела: в приторно благоухающем облаке розового парфюма зловоние кишечного содержимого смешивалось с резким запахом крови. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Мимо меня прошли пономари с вёдрами, в которые собрали останки Роффкейла. Служки завернули крупные части тела в ткань и унесли их, осторожно держа на вытянутых руках, будто новорожденных младенцев.
— Капитан, — окликнул я Харпера, торопливым шагом направлявшегося обратно в камеру. — В свете произошедшего не вижу смысла оставаться здесь долее, поговорить с мистером Роффкейлом мне в любом случае уже не удастся.
— Несомненно. — Капитан Харпер нахмурился. — Надо выбираться отсюда, пока вы волдырями не покрылись.
— Согласен с вами полностью.
Я поспешил за Харпером обратно по лабиринту коридоров, и вскоре мы вышли из здания в ночь.
— Пойдёмте. — Он кивком головы указал в конец улицы. — После всего, что вам пришлось пережить сегодня, считаю своим долгом угостить вас выпивкой.
Идея выпить джина показалась заманчивой. Уснуть этой ночью всё равно не получится — пугающий образ растерзанного трупа Роффкейла всплывал перед глазами, стоило их закрыть. И я пошёл за капитаном.
Харпер вёл меня узкими улочками, время от времени сокращая путь напрямик через тёмные проходы между домами. Передвигался он стремительно, но вместе с тем настороженно, и был похож скорее на уличного воришку, охотящегося за дамскими сумочками, чем на офицера Инквизиции. Довольный, что мы всё дальше и дальше углубляемся в ту часть города, которая была для меня привычней богатых кварталов, я не отставал от капитана ни на шаг.
Дорогу покрывала грязь, повсюду громоздились кучи мусора. Смрад нечистот и помоев, застойными лужами испещрявших пешеходную дорожку, усугублялся тяжёлым запахом конского навоза. Табличек с номерами домов и названиями улиц на зданиях не было. Харпер свернул за невысокой грудой чёрных от копоти кирпичей и исчез в ведущем вниз лестничном пролёте. Спускаясь за ним по ступенькам, я заметил выцветший рисунок на стене по правую руку. Похоже на голову мастиффа с оскаленной пастью. На двери у основания лестницы был изображён тот же пёс в ошейнике из язычков пламени.
