Annotation
Порыв ветра сыпал дождем под капюшон моей куртки, попадая в глаза. «Что, черт возьми, я вытворяю?»
Я нырнула в затененную нишу Городского музея. Солнечный луч прорвался сквозь темные тучи и залил улицу светом. Все еще лил дождь, и я смотрела сквозь пелену радужных слез. Радужных брызг.
Барбара Ходжес
Брызги радуги
Перевод: polissya
Редактура: MadLena
Оформление: FairyN
Порыв ветра сыпал дождем под капюшон моей куртки, попадая в глаза. «Что, черт возьми, я вытворяю?»
Я нырнула в затененную нишу Городского музея. Солнечный луч прорвался сквозь темные тучи и залил улицу светом. Все еще лил дождь, и я смотрела сквозь пелену радужных слез. Радужных брызг.
Закрыв глаза, я снова ощутила, как меня обнимают шершавые руки дедули. Гуляя под дождем, я вдыхала запах его «Аква Велва»[1], он напевал вальс Теннесси, и мы дружно размахивали руками в такт мелодии.
— Готова, принцесса Аннабель? Раз… Два… Три… Поворот, еще поворот.
Он поднял мою руку над головой, и я повернулась, кружась и кружась в туманной влаге, танцуя посреди радужных капелек, чувствуя, как они прилипают к ресницам и незаметно стекают по моим щекам.
— Дедуля, — прошептала я, и на мгновение вспомнила, что такое улыбка.
— Мисс, вы заходите? — раздалось позади меня.
Я моргнула и повернулась.
— Что?
Охранник открыл дверь в музей.
— Вы загородили проход. Так вы идете?
— Зайду… Пожалуй.
В помещении я откинула капюшон. Заметила, как охранник скользнул взглядом по моему зеленому тюрбану и быстро отвел взгляд. Я молча протиснулась мимо него и направилась к выставке французских импрессионистов в глубине зала.
Глядя на неяркие краски Моне, я обхватила руками живот и попыталась сдержать слезы. Дедуля ушел. Бабуля тоже, и от маленькой счастливой девочки остались лишь горькие воспоминания. Танцуя среди радужных брызг, я верила в «долго и счастливо», желто-голубой домик с белой оградой, красивого мужа и двоих кареглазых малышей: мальчика и девочку.
Что за вздор. На меня уставилась пожилая пара, привлеченная моим жутким смехом. В ответ я сверлила их взглядом до тех пор, пока они не отвернулись и направились спешно к выходу.
Я побродила. Остановилась и заглянула в стеклянную витрину. На меня вытаращилось мое дрожащее отражение.
Подняв руку, я потрогала зеленый тюрбан. Глаза, обрамленные темными кругами, казались глубокими ямами. Я знала, что и во всем остальном напоминала ходячий труп. Теперь я точно могла носить бикини. Мне наконец-то удалось сбросить эти неподдающиеся десять фунтов лишнего жира, вечно держащиеся на бедрах и животе. Программа химиотерапии — такую диету вряд ли найдешь в женском журнале.
Снова рассмеявшись, я огляделась — может, кому-то еще захочется поглазеть на меня, но в полумраке зала я была одна. Мне и самой не нравилось, какой я стала злобной, однако уже ничего не исправить. Вот только почему я? Мне предстояло умереть. Я сжала губы, сдерживая рвущийся крик. Мне всего двадцать пять. Девушка не может заболеть раком яичников и умереть в двадцать пять. Я снова обхватила руками живот, чувствуя опустошенность.
Я увидела, как в комнату вошла женщина. Она посмотрела на меня, и я нырнула за высокий выставочный стенд. Мне не хотелось, чтобы она заметила слезы, катившиеся по моим щекам. Когда я выглянула снова, она уже ушла.
Я побрела в другой зал.
Среди доспехов и щитов эпохи Возрождения показался мальчик в темном костюме-тройке. Он прыгал с одного солнечного пятна на другой. У него на щеках играл жизнерадостный румянец, и на секунду я возненавидела его. Потом взгляд ребенка скользнул по мне, и я поняла, что голубые глаза были полны страдания. Я быстро отвернулась. Не хотелось знать, что вызвало такую муку.
Я вернулась на выставку французских импрессионистов. Молодая чернокожая явно беременная девушка прислонилась к мраморной колонне в центре зала. Она гладила себя по округлому животу, уставившись в пустоту. Я быстро прошла мимо.
Рядом с музейной лавкой было кафе. В сухом воздухе витал запах кофе и застоявшегося жира. На дрожащих ногах я добралась к дальнему столику под единственным окном. Плюхнулась на жесткий стул и поморщилась: вообще никакой обивки. Несуществующие пряди щекотали мне щеки, и я пригладила волосы, даже зная, что их нет. Мне было плохо, я хотела пить, но боялась встать.
— Ты можешь нас видеть, да? — раздался голос.
Я подняла голову. Это была женщина, которую я уже видела мельком. Откуда она взялась? Не заметила, чтобы она входила в дверь. Дама была втиснута в лазурный полиэстеровый брючный костюм. Светлые волосы, похоже, склеились от лака, а щеки по-шутовски украшали два ярко-розовых пятна румян.
— Что вы имеете в виду? — спросила я, хотя мне хотелось послать ее подальше.
Блестящие карминные губы расплылись в широкой улыбке.
— Ты можешь меня видеть.
Я потерла затылок.
— Я хочу побыть одна.
Она плюхнулась на стул напротив.
— Но почему? — спросила она, а потом хлопнула по столу.
— Дошло. Ты умираешь.
Она скользнула взглядом по моему тюрбану.
— Тяжелый случай, да?
Я молча сверлила ее взглядом.
— В смысле, рак, — добавила она.
Я посмотрела по сторонам, чтобы кого-то позвать, желательно дезинсектора с полным набором ядов.
— Оставьте меня в покое.
— Так и есть. Ты получила доступ к обоим мирам. Вот почему ты можешь меня видеть.
Я рискнула подняться, потом встала она, и ее пышная грудь прошла прямо через столешницу. Взвизгнув, я села обратно на стул.
— Как вы это делаете?
Она опустила глаза.
— Извини. Пожалуй, это не самый лучший способ рассказать секрет.
Она протянула пухлую руку.
— Привет. Я Труди Миллс, и я мертва.
Не задумываясь, я подалась вперед, чтобы ответить на рукопожатие. Когда моя рука прошла сквозь ее ладонь, я почувствовала ледяной холод.
— Боже мой. — Я начала дико озираться, но кроме скучающего юноши за кассой, мы были одни. — Отвали от меня, — завопила я, поднимаясь на ноги.
Юноша выскочил из-за стойки и поспешил ко мне.
— Что случилось?
— Уберите ее от моего столика, — попросила я.
Труди склонила ко мне голову в явном предупреждении.
— Кого, леди?
— Ее. — Я указала на женщину. — Вы что, не видите?
Он попятился.
— Наверное, стоит позвать охрану…
— Нет, подождите. Я просто пошутила. Разумеется, здесь никого нет. Просто мне показалось, что вам так скучно…
Он отвернулся, качая головой.
— Вам что-нибудь принести?
— Стакан воды со льдом, пожалуйста.
Звонкий смех Труди должен был заглушить мою просьбу, но юноша просто кивнул и ушел.
Когда она отсмеялась, то сказала:
— Большинство живых нас не видят. Ты можешь, потому что уже одной ногой в могиле.
— Нас? — спросила я. Если бы попыталась встать, то тут же хлопнулась бы в обморок. — Вас что, много?
Она кивнула.
— Как зовут тебя, милая?
— Аннабель Ли.
— Красивое имя, — улыбнулась Труди.
— Много лет, много лет прошло, — продекламировала она, прикрыв глаза. — У моря, на крае земли. Я девушку знал, я ее назову именем Аннабель Ли[1].
Должно быть, у меня отвисла челюсть, потому что Труди широко открыла глаза и неодобрительно посмотрела на меня.
— Что, думаешь, такая как я не смыслит в поэзии?
— Я…
— К твоему сведению, мне нравится По, и я не могу дождаться встречи с ним. Могу прочесть наизусть всего «Ворона». Хочешь послушать?
— Нет, — ответила я, отстраняясь.
— Тем лучше. Малыш возвращается. Его зовут Чак. Он работает тут около месяца.
Юноша вручил мне воду.
— Что-то погодка разошлась. Вам вызвать такси?
