И сразу все стало очень просто: пусть хоть год, но буду счастлива с человеком, в котором увидела родную душу. Счастья хватило на восемь лет. Потом Вячеслав Анатольевич начал болеть – и это уже совсем другая история. Но я ни разу не пожалела, что связала с ним судьбу.

– «Пожалуй, я на вас женюсь», – решительно заявил мне Вячеслав Анатольевич. Вокруг рассмеялись: всем было понятно, что это шутка. Мы тогда только познакомились – на дне рождения актера Театра имени Вахтангова Михаила Ивановича Воронцова. Они с Шалевичем были партнерами по театру, друзьями и соавторами: вместе писали инсценировки для спектаклей. Моя мама Вера Ивановна Букунова, врач, в шестидесятые годы лечила маму Михаила Ивановича и с тех пор поддерживала приятельские отношения с семьей Воронцова. В тот вечер и меня пригласили в гости.

Конечно, Вячеслав Анатольевич тогда и не думал на мне жениться, просто привычно шутил за столом, в том числе в мой адрес, узнав, что я в разводе. Услышав, что воспитываю четырехлетнюю Лизу и шестилетнего Олега, народный артист улыбнулся: «Двоих детей, пожалуй, не потяну». На самом деле личных планов на мой счет он не имел. Знакомство было приятным, но я о нем и думать забыла, когда спустя пару месяцев Вячеслав Анатольевич разыскал мой телефон и позвонил: «Танечка, приглашаю на свой спектакль. Билеты будут ждать на служебном входе». Позже он признавался, что сам не понял, почему набрал номер.

Было это в 1998 году. Сходила на спектакль «Будьте здоровы». Никогда не была заядлой театралкой. Задолго до нашей встречи посмотрела «Коварство, деньги и любовь» по рассказам Михаила Зощенко и «Три возраста Казановы» по пьесам Марины Цветаевой, где Вячеслав Анатольевич играл роль старого ловеласа.

Признаюсь, что и поклонницей Шалевича-киноартиста тоже не была. Хотя, безусловно, любила фильмы, где он играл: и «Три тополя на Плющихе», и «Семнадцать мгновений весны», а больше всего – «Красную площадь» 1970 года, где у Славы очень фактурная роль белого офицера, который перешел на сторону красных. До середины девяностых картину показывали по телевизору не реже, чем легендарных «Офицеров». Но в ней много говорится о Ленине, и сейчас эта лента почти забыта.

После первого приглашения в театр последовали другие. Цветы Шалевич дарил нечасто, подарками не заваливал. В нашей ситуации это выглядело бы сомнительно, будто опытный мужчина пытается купить расположение молодой женщины. Мы гуляли после спектаклей, иногда до полуночи. Разговаривали. Солировал, конечно, Вячеслав Анатольевич – любил поразмышлять о театре, жизни… Стали появляться вместе в актерских компаниях. Самый сложный вопрос – почему люди оказываются вместе? Есть такое понятие – «химия отношений».

– Мама одобряла ваше общение?

– Она выступила категорически против, пилила меня страшно. Хотя в отличие от меня любила Шалевича-артиста. Но одно дело – боготворить кумира издалека и совсем другое – видеть его рядом со своей дочерью. Мне было двадцать девять, Вячеславу Анатольевичу – шестьдесят четыре. Такая разница в возрасте – не шутка. Мама звонила Воронцову и выговаривала: «Объясни уже им обоим, что они должны расстаться!» Я молчала – маме перечить не привыкла. Не скрою, у самой порой закрадывались сомнения: что нас ждет? У меня за плечами – несложившийся брак, двое детей. После развода бывший муж эмигрировал и практически не общался с Лизой и Олегом. Как дети воспримут, если в жизни их мамы появится мужчина? Вопросов у меня было много.

Слава не подталкивал к решению быть с ним, приняла его я сама, поняв, что… да, влюбилась. И сразу все стало очень просто: пусть хоть год, но буду счастлива с человеком, в котором увидела родную душу. Счастья хватило на восемь лет. Потом Вячеслав Анатольевич начал болеть – и это уже совсем другая история. Но я ни разу не пожалела, что связала с ним судьбу.

К началу наших отношений народный артист выглядел так же, как персонаж фильма «Любовь немолодого человека». Кто видел, тот поймет: когда перед тобой умный, самодостаточный, талантливый мужчина с прекрасным чувством юмора, возраст отходит на второй план. Подруги, предостерегавшие: «Зачем тебе старик?», – едва познакомившись с этим «стариком», о возрасте больше не заикались. Жизненная энергия била через край! Он лихо водил машину – уши закладывало. Но ездил так уверенно, что было не страшно. Как выяснилось позже, Слава обожал аквапарки: мы отправлялись туда чуть ли не каждые выходные. Причем выбирал самые крутые горки: «Танюш, еще вон с той горочки прокачусь? Не ругайся, я быстро», – говорил он с сияющими от восторга глазами.

Едва стали встречаться, начались звонки: «Кто ты такая? Зачем вцепилась в артиста? На квартиру заришься или на его славу?» Переживала, поначалу даже пыталась оправдываться. Я – коренная москвичка, папа был инженером, мама – врач. Сама по образованию акушер-гинеколог, работаю в поликлинике. Живу в собственной трехкомнатной квартире, есть машина и дача – наше семейное «родовое гнездо». Никакой корысти в том, что встречаюсь с народным артистом, у меня нет. Сам Вячеслав Анатольевич на разговоры за спиной внимания не обращал, отмахивался: «Ерунда, поговорят и забудут». Но я все равно переживала. Ведь у Шалевича действительно было полно поклонниц. Помню восемнадцатилетнюю, которая после каждого спектакля ждала его у служебного входа с бордовой розой – одной-единственной. Мы уже жили вместе, и я сильно расстраивалась, когда он возвращался из театра с этим цветком. Даже выговаривала:

– Почему нельзя оставить в гримерной, чего эта девица от тебя хочет?

А Слава улыбался:

– Что кипятишься? Я же с тобой!

По-моему, ему даже нравилось, что ревную.

– Как развивались отношения?

– С 1957 года Шалевич играл в Театре имени Вахтангова. А незадолго до нашего знакомства возглавил Театр имени Рубена Симонова, сменив на посту худрука Юрия Васильевича Яковлева. Театр этот создал Евгений Рубенович Симонов и назвал именем отца, который в течение почти тридцати лет занимал должность главного режиссера. Вячеслав Анатольевич по праву считал Рубена Николаевича своим учителем и чтил его память.

Помню, в департаменте культуры Славе настойчиво рекомендовали взять в труппу новых артистов с громкими именами. Как говорится, влить свежей крови. Но для этого требовалось уволить кого-то из актеров театра. Отказался наотрез: «В труппе – ученики самого Евгения Рубеновича! Пусть все останется как при создателе!»

Так вот, Театр Симонова должен был ехать на фестиваль в Авиньон. Меня тоже пригласили. Кроме Авиньона в планах были Ницца, Канны и Париж – это Слава придумал. Он впервые посетил французскую столицу в 1961 году, потом еще несколько раз, знал этот город и любил. Мы забронировали гостиницу, купили билеты на поезд и два дня провели в Париже. Это было великолепно. После возвращения Слава сказал мне: «С тобой можно жить».

По возвращении в Москву выстроился совсем иной график жизни. Ночевала я у Славы (за детьми в мое отсутствие присматривала мама), по утрам заезжала домой, отвозила их в школу и детский сад, затем мчалась на работу. После работы отводила сына в секцию карате, а дочь на танцы, забирала, кормила ужином, укладывала спать – и уезжала к Вячеславу Анатольевичу. Где-то через полгода такой сумасшедшей жизни он предложил поселиться вместе. С детьми перебрались на Арбат – без воздуха улицы своего детства Слава не мог.

Не могу сказать, что он меня излишне опекал, как часто случается у пар с большой разницей в возрасте. Наоборот, порой я даже ощущала себя старше, поскольку по характеру «мама» – мне необходимо всех накормить, обиходить. По вечерам Славу всегда ждал горячий ужин. Мы подолгу разговаривали, иногда до пяти утра. А мне к девяти – на работу в поликлинику. Конечно, не высыпалась. Но ночные беседы были настолько задушевными, ни на что бы их не променяла.