Бог есть, я точно знаю. Он взял меня под локоток и ведет. Это совсем не значит, что от всего оберегает, но проходить через боль, страдания, унижения иногда полезно. Если ты правильно отреагировал на несчастье, случившееся с тобой, оно станет трамплином, который подбросит на неведомую высоту! Такую закономерность я всю жизнь испытываю на самом себе. Моя международная карьера началась в результате падений, предательств, душевных драм, когда подняться, казалось, уже невозможно. Но коль скоро тебе удастся все вынести, не оскотиниться, тогда Бог подарит такую невероятную возможность, что захлебнешься от счастья!

Мне повезло рано распознать, в чем заключается мое предназначение, хотя в семье никто не имел ни малейшего отношения к театру. Мама была инженером, а отец – полковником Генштаба, мечтавшим о том, чтобы единственный сын пошел по его стопам. Я готовился после восьмого класса поступать в Суворовское училище. А в седьмом решил заниматься боксом с целью стать настоящим мужчиной и научиться постоять за себя. Но со спортом я распрощался в одночасье после того, как удар спарринг-партнера попал прямо по почке. Травма оказалась настолько серьезной, что пришлось радикально пересмотреть и жизненные планы. Какое там училище – потом даже в армию не взяли по призыву! Теперь-то я понимаю, что все не случайно: судьбе было угодно, чтобы я стал художником – актером, режиссером, проводником ее воли. После тяжелой операции долго лежал в больнице, мама приносила книги, и я их проглатывал. А когда выписался, она отправила меня на спектакль, чтобы отвлекся от мрачных мыслей. Помню, каким потрясением стала «Варшавская мелодия» в Театре миниатюр: главная героиня в чулках в сеточку источала такой эротизм, что я просто ошалел!

А потом меня добили Чурикова с Караченцовым. На ленкомовскую постановку «Тиля» с их участием ходил четырнадцать раз! И тут уже окончательно пропал. Сегодня в Театре Наций играю роль премьер-министра Уинстона Черчилля в спектакле «Аудиенция», поставленном Глебом Анатольевичем Панфиловым, про ее величество королеву Англии, которую блистательно исполняет Инна Михайловна Чурикова. Первое, что сказал, познакомившись с ней: «Это вы виноваты в том, что я стал актером. Большое вам спасибо!» Поклонился в пояс и ручку поцеловал. Она реально просветленная, Богом поцелованная в самое темечко, в ней море любви!

А еще в том же «Ленкоме» посмотрел спектакль «Вор» с Евгением Леоновым. Вспоминаю, и мурашки бегут по телу. Он был посвящен жуткой военной трагедии, шел один акт и заканчивался быстро. Зал замирал, у людей перехватывало дыхание, и в ту самую дорогую для режиссера паузу, когда спектакль уже закончился, а аплодисменты еще не начались, в ту короткую секунду, когда ошалевший зритель приходил в себя, по радио звучало объявление: «Спектакль окончен, просьба не аплодировать». Люди молча вставали и выходили, и только кресла стучали, нарушая тишину…

В самых смелых мечтах я тоже появлялся на сцене вместе с Чуриковой, Янковским, Абдуловым, был в них влюблен. Купить билет на спектакль «Ленкома» в советские времена не представлялось возможным, вместе с другими фанатами проникал в театр через крышу, канализационные люки. Нас вылавливали, гоняли, но мы не сдавались. К окончанию школы четко понимал: хочу стать актером и больше никем.

Отец, конечно же, восторга от такого решения не испытывал, но и не запрещал ничего. Мы с ним тогда конфликтовали: я был юношей с диссидентскими взглядами. Теперь-то понимаю, что он за меня волновался, пытался оградить от неприятностей. Но юность бескомпромиссна, и отношения наши складывались сложно. Сегодня батюшка, слава богу, жив-здоров, крестьянствует в окрестностях Суздаля. А мама, знаток истории, водит экскурсии по святым местам, церквям, монастырям.

Я поступал сразу во все театральные училища, творческие туры прошел везде. На прослушиваниях в Школе-студии МХАТ познакомился с Никитой Высоцким, нам даже дали общее задание – подготовить отрывок из «Мастера и Маргариты», и мы ходили репетировать к Всеволоду Абдулову, другу Владимира Семеновича, который Никиту опекал. Я получил заветную роль Бегемота, которую потом мечтал сыграть всю жизнь, но – увы! – пока не случилось. Никита был Воландом, Галя Чурилова – Маргаритой.

Однако когда пришло время определяться, в какой вуз подавать документы, сдрейфил и отнес аттестат в самое, как мне тогда казалось, слабое учебное заведение (уж туда-то точно возьмут!) и благополучно завалил сочинение. Провал сразил наповал. Но что делать?! Пошел наниматься на работу в театр – кем угодно, взяли электроосветителем во МХАТ. Я начал свою трудовую деятельность, а мои товарищи поступили на курс к Олегу Ефремову и скоро уже приходили играть в массовых сценах. Господи, как я им завидовал, как страдал от унижения: они артисты, а я – кто? Хожу гвозди забиваю, об фонари обжигаюсь. А сколько раз меня било током! Зато в театре я научился всему. Изнюхал его носом, излапал руками, учился театральному делу не по книжкам, а вживую, глотая пыль. Все это пригодилось через двадцать лет, когда ставил свой первый спектакль.

Во второй раз поступал только в Школу-студию МХАТ и стал студентом великого мастера Виктора Карловича Монюкова, воспитавшего огромное число удивительных артистов. Но в конце первого учебного года он умер. Для меня это было невероятной трагедией! Кто нас возьмет?

В итоге курс принял Владимир Николаевич Богомолов, которого считаю своим отцом в профессии. Одновременно к нам пришел Михаил Олегович Ефремов, тогда просто Миша, с которым мы в первый же день подружились. Он и сегодня мой лучший друг, мой крест, мое счастье.

Учились мы хорошо, у меня, между прочим, красный диплом, но поведение хромало. Вместе с Мишей хулиганили, гуляли, выпивали. Чего только не отчебучивали! Однажды я вывалился со второго этажа на припаркованный внизу автомобиль, слава богу, не покалечился, но крышу «жигулям» помял изрядно. Короче говоря, зажигали от души.

Несколько раз нас чуть не отчислили, но в итоге наказали, лишив зарубежной поездки. Зато отпустили на гастроли на Северный флот. Мы повезли литкомпозицию, наши прикольные наблюдения: «А сейчас Михаил Горевой покажет вам тапочки». Пили «шило» (это спирт по-моряцки), ходили в баню на подводной лодке… Жизнь кипела! За студенческие годы еще больше сошелся с Никитой Высоцким, Славой Невинным-младшим, Машей Евстигнеевой. Моей постоянной партнершей по танцам была очень талантливая Саша Табакова, жаль, что ее актерская карьера не задалась. Молодость – счастливое время, мы горели профессией, вкалывали с утра до вечера!

Компьютеров у нас, конечно, не было, но зато только-только появились видеомагнитофоны. Как-то Михаил повел нас в квартиру отца смотреть фантастический триллер «Чужой». Мы-то не знали, что Олег Николаевич спал в соседней комнате, и когда он проснулся и неожиданно вошел, ошалели от неожиданности, тут же повскакивали с дивана, уступив ему место, а сами устроились в ногах на полу, затаив дыхание. Непонятно было, на кого глядеть – на Ефремова или на экран. Худрук МХАТа увидел, как чудовище в картине всех съело, и говорит:

– Я тоже могу сниматься в таких фильмах, но только моего героя надо первым убивать.

– Почему, Олег Николаевич?

– У меня много работы в театре, меня первым, пожалуйста.

Фильм закончился, в живых остались героиня и ее кот. Олег Николаевич поднялся:

– Ну, теперь у них одна проблема… – мхатовская пауза. – Улететь!

Миша Ефремов рассказывал мне, что есть три основных режиссерских ступени. Первая – деспот-тиран, это низшая ступень режиссуры, вторая – режиссер-гипнотизер, который обволакивает артистов, зачастую провоцирует их, это сложная ступень, не все до нее добираются. А третья – высшая – это режиссер-философ, такими были Эфрос, Товстоногов, Олег Ефремов, Питер Брук, люди, которые стратегически влияют на нашу профессию, сдвигают тектонические пласты, так сказать, сдают карты на мировом уровне.