– Люблю новизну, не боюсь исполнять в кадре опасные трюки, преодолевать себя, учиться. Единственное, от чего отказываюсь, – сниматься обнаженной. Режиссер, который желает меня раздеть, должен убедительно объяснить, для чего это необходимо. Если пойму, что результат будет достойным, мне не станет стыдно, соглашусь. Пока, правда, такого не случалось. Режиссерам важны их идеи, а мне – мои принципы.

– Вас так воспитали папа с мамой? Они, кажется, не имеют отношения к кино?

– Действительно, родители Людмила Константиновна и Федор Николаевич – инженеры-строители. Познакомились и поженились, когда учились. По распределению поехали в Санкт-Петербург, а затем в Мурманск, где родилась моя старшая сестра. Она человек непубличный, абсолютно далека от искусства. Наши отношения не то чтобы не заладились, но точек соприкосновения оказалось немного. Свою судьбу она нашла в Краснодарском крае: вышла замуж, живет в станице, работает.

Я появилась на свет в городе Антрацит Луганской области, куда впоследствии перебрались родители. Помню, страшно рвалась в школу, в детский сад отправлялась в школьной форме, из которой сестра уже выросла, и со старым портфелем, уговорить меня, чтобы надела что-то другое, было сложно. Ребенком росла самостоятельным и оскорблялась, что как маленькая должна сидеть и ждать, пока мама заберет меня из садика. Я рано научилась читать, уже в детстве начала сочинять стихи. Обожала стащить у сестры учебники и сидеть, перелистывая их. Даже в детстве не любила задавать родителям вопросы, предпочитала сама докапываться до ответов, находя их в книгах. Папа работал тогда первым заместителем главы городской администрации, в его кабинете была прекрасная библиотека. Приходя к нему на работу, я направлялась к книжному шкафу, брала энциклопедию и углублялась в чтение. Так сильно хотелось стать взрослой.

Мне исполнилось десять, когда от одноклассницы узнала, что ее мама, которая руководит театральной студией, набирает новых детишек, чтобы учить актерскому мастерству. Разве я могла пропустить такое?! Спектакли начала разыгрывать еще в шестилетнем возрасте у бабушки в деревне в Краснодарском крае: собирала зрителей, выступала, даже программки рисовала, как в настоящем театре.

В театральной студии мы в основном участвовали в сказочных постановках. Они пользовались огромным спросом во время новогодних каникул. Иногда выступали по два, а то и три раза в день. Роли, к сожалению, исполняла не главные, пальма первенства здесь всегда доставалась дочке худрука. Тем не менее я была задействована во всех постановках. В «Кошкином доме» играла Козу, в «Двенадцати месяцах» – капризную принцессу, в «Снежной королеве» роль была и того меньше: одна из учениц главной героини, которая среди прочих сидела на полу и складывала слова из льдинок.

В студии я начала получать первые гонорары. Небольшие деньги платили исправно, честно приносила их родителям. Они знали, что мечтаю о роликовых коньках. Как только замечала падающую звезду, всегда загадывала, чтобы они у меня появились. И как же я была счастлива, когда мама с папой добавили к моим заработкам денег и наконец мне их купили!

Лет с пяти приставала к папе: «Научи меня водить!» Ему это надоело, и в конце концов он сел за руль, посадил меня на колени, и мы поехали. К двенадцати годам я водила сама, мало того – прилично разбиралась в автомобильной механике. Но права получила уже в Москве. Когда мне исполнилось пятнадцать, папе предложили работать в столице. Его строительная специальность оказалась очень востребованной, многие московские жилые дома – дело его рук. Когда он освоился в столице, перевез и нас.

– Родители вас поддержали, когда объявили, что поступаете в театральный?

– Отговаривали. Они заботились о моем будущем, хотели, чтобы продолжила семейное дело, стала либо архитектором, либо инженером, поскольку не питали иллюзий по поводу актерства, лучше меня понимали, что в обойму попадают единицы и надежд на то, что окажусь в числе счастливчиков, крайне мало. В выпускном классе я побывала на дне открытых дверей во многих вузах. Рядом с домом располагался Университет экономики, статистики и информатики. Почти уже остановилась на нем: ходить недалеко, да и утром можно подольше поспать. Едва не подала туда документы. Чуть не распрощалась со своей мечтой, поскольку по жизни я человек в себе неуверенный, сомневающийся.

Но мои крестные, друзья родителей, посоветовали рискнуть: «Попробуй! Не закапывай свой талант, чтобы потом об этом жалеть! Хотя бы сходи на прослушивание». Я мечтала сниматься в кино и поначалу отправилась во ВГИК. Актерскую мастерскую набирал режиссер Владимир Грамматиков. Я удачно прошла первый тур, что придало уверенности в себе. Приободрившись, решила попробовать поступать и в Школу-студию МХАТ к Константину Райкину. Прочитала стихотворение Юнны Мориц «После войны», отрывок из «Барышни-крестьянки». Когда попросили спеть, исполнила украинскую народную песню. Райкин был впечатлен, хотя и довольно резко высказался по поводу моего говора. Еще до поступления в институт я брала уроки у педагога по сценической речи, но говор все равно оказался очень прилипчивым: дома все говорили на диалекте – на суржике, поэтому мне было не так-то легко от него избавиться. Константин Аркадьевич взял с условием, что в течение полугода разберусь с этой проблемой.

Моими однокурсниками оказались Глафира Тарханова, Леша Бардуков, Артем Осипов. Все сразу после школы, задорные, веселые, дружные, с горящими глазами. Замечательный курс! Жаль, что я пробыла вместе с ребятами недолго. Константин Аркадьевич подбирал студентов под себя, под свой искрометный темперамент. Я немного от других отличалась, поскольку по натуре человек спокойный. Не всегда могла с ходу выдать яркую сценическую подачу отрывка. Мастер часто был мною недоволен. Конечно же, меня это расстраивало.

Если честно, поступала на актерский с целью сниматься в кино. А это нам категорически запрещали. По окончании первого курса меня – о радость! – позвали на небольшую роль в сериал «Марш Турецкого». Райкина я в известность не поставила: съемки проходили летом и никак не мешали учебному процессу. Не знала еще, что съемки – дело непредсказуемое, сроки там постоянно меняются, все может затянуться. В итоге так и случилось.

В «Марше Турецкого» я играла девочку-подростка, которая совершила ужасный поступок: украла деньги у… трупа. Роль незначительная, зато была общая сцена с самим Александром Домогаровым. В ней моя героиня эмоционально объясняла, почему так поступила. Я увлеклась, и вдруг в моей пламенной речи проскочило украинское произношение. Александр Юрьевич незамедлительно отреагировал, передразнил прямо в кадре. Я растерялась, не знала, куда деваться от смущения. «Ну все, – думаю, – никудышная я актриса, сейчас подойдет режиссер Михаил Туманишвили и скажет, что дальше работать со мной не собирается!» Но ничего подобного не случилось, просто отсняли еще один дубль.

На Домогарова я смотрела как на небожителя. Поражалась, насколько легко и непринужденно он работает. Все у него выходит само собой, текст просто отлетает от зубов! Мне кажется, в кадре заметно, с каким восхищением я на него смотрю. Совсем не по роли!

Только закончила работу в «Марше…», получила новое предложение от режиссера Юрия Мороза, снимавшего «Каменскую». Здесь роль была поинтереснее. Мне уже исполнилось восемнадцать, а играла я прикованную к инвалидному креслу девочку лет тринадцати, вундеркинда-математика. По сюжету у нее развивалась любовная история с персонажем Леши Макарова. А старшую сестру моей героини играла Оксана Акиньшина. И конечно же, с нами снимались Елена Яковлева, Дмитрий Нагиев, Сергей Гармаш и Стас Дужников. Ощущала себя так, как если бы сидела за одним столом с Одри Хепберн или Джеком Николсоном. Находясь в такой компании, замирала с открытым ртом, ловила каждый жест, не могла поверить своему счастью: неужели я тоже член этой звездной команды?!